Косточка сразу остановился.
Потанцуем? сама протянула ему руку улыбающаяся Альга.
Давай, ты же умеешь! Тебя учили, подбодрила сына Мама.
Нет, не хочу, покачал головой Косточка.
Почему? продолжала улыбаться Альга.
Почему, Косточка? спросила Мама.
Когда я захочу, тогда и буду с ней танцевать.
Ну вот, рассмеялась Альга, а если тогда я не захочу?
Все равно пойдешь, Альга, сказал Косточка. Пойдешь!
А вот и не пойду.
Будешь моей и пойдешь! насупился Косточка.
Ну как скажете, мой повелитель, с наигранной серьезностью кивнула Альга.
Что за странные фантазии, мой милый? удивилась Мама.
Ого! послышался смех Папы.
Будет моей, топнул ногой Косточка. И я буду всем командовать, вот увидите!
Ого! Ого! продолжал смеяться Папа.
А что же ты будешь со мной делать, мальчик? полюбопытствовала Альга. Чем мы с тобой будем заниматься?
Совсем не тем, чем ты думаешь, поморщился Косточка и плюхнулся в кресло.
Альга только руками развела.
Эх ты, горе-кавалер! сказал сыну Папа. Позвольте тогда мне, Ольга, пригласить вас на танец
Я слышал всю эту небольшую перепалку, так как мы с Зизи вальсировали поблизости. Девочка слишком волновалась, стараясь танцевать «как взрослая», и поэтому мы все время сбивались с ноги. Неожиданная мысль поразила меня: кто знает, может быть, Папа очень даже страдал из-за Альги! Почему бы и нет?
Девушка исподлобья взглянула на Папу, но от танца не отказалась. Тем более что Папа был предельно корректен, и глаза его теперь выражали не наглую туповатость, а совершенно натуральное смирение и покорность. Вот так и кончаются эти истории, пронеслось у меня в голове. Сколько веревочке не виться Мне показалась, что по лицу Мамы пробежала тень задумчивости, но уже в следующий момент она решительно подхватила деда Мороза и весело завальсировала вместе с ним. Косточка не обнаруживал никаких эмоций. Он спокойно вытащил из ножен подаренный нож и стал чертить им в воздухе различные фигуры.
Он такой! Он всегда хочет делать все по-своему, вдруг сказала маленькая Зизи, восхищенно кивнув в сторону брата.
Ее глаза засияли еще ярче.
Что ж, пожалуй, это даже хорошо проговорил я.
Спустя некоторое время детям наскучило наше старомодное веселье. Косточка подал знак сыну священника Ване и моему Александру, и они отправились с ним в мансарду, в которой находилась детская. Следом за троицей стали выскальзывать и другие ребятишки. Каждому хотелось присоединиться к компании, на этот раз Косточка ни для кого не сделал исключения, даже для младших. Дядя Володя двинулся было за Косточкой, но мальчик покачал головой, и дядя Володя, понимающе кивнув, остался. Главное событие новогоднего торжества раздача подарков миновало, а ко всему прочему дети были равнодушны. Елка уже была забыта. У них была своя жизнь. Так оно, вероятно, и следовало.
К трем часам ночи кое-кто уже посапывал в креслах, но большинство еще держалось. Все объелись, напились, набалагурились и теперь медленно-медленно попивали «кофий», с удовольствием беседовали, глубже и глубже зарываясь в воспоминания. Я, естественно, находился в числе бодрствующих. Это было очень приятно сидеть эдак по-семейному, с полузакрытыми глазами, время от времени нюхать табачок и слушать о том, что давным-давно прошло. Тем более в новогоднюю ночь.
Особенно разболтались наши старички Они вспоминали времена, которые представляются мне до того темным, что осветить их нет никакой возможности, а вне этой «исторической фазы» наши предки как бы лишались сколько-нибудь ощутимой фактуры. Признаюсь честно: я не понимал, как они жили, так же как они не понимали нашей жизни. К примеру, они до сих пор никак не могли взять в толк, что почти все вокруг стало единоличной собственностью Папы. Наверное, им казалось, что они, да и все мы, пробавляемся тут на государственный счет в номенклатурном санатории или доме отдыха. Как бы то ни было, они все же понимали, что их старческое благоденствие исключительная заслуга способного Папы, и чрезвычайно Папой гордились.
Прошлое в рассказах наших старичков напоминало уютные патриархальные пейзажи, вытканные на ковриках, какие были когда-то в большой моде и, кажется, развешивались преимущественно над диванами. Обаяние этих странных картинок состояло, вероятно, в том, что, глядя на них, невольно хотелось вообразить себя где-нибудь в укромном уголке этого неправдоподобно безмятежного мира. Старички ясно помнили то, что для каждого из нас выплывало словно из густого тумана и казалось призрачным сном. Так же, пожалуй, и я сам, сделавшись старичком, буду помногу раз пересказывать случаи из прошлой жизни, из тех времен, когда Александр, Зизи, Косточка еще пребывали во младенчестве или вообще не родились.
Когда мы с ней только поженились, и нам дали комнату, ни с того ни с сего стал рассказывать мой отец, с улыбкой поглядывая на мою мать и на окружающих, у нас, между прочим, не было совершенно никакой мебели. То есть вообще ничего. К свадьбе нам подарили немного денег, и мы долго совещались, чтобы такое нам купить. Пофундаментальнее. И что, вы думаете, мы купили? Не кровать, не стол, не стулья Мы купили громадный трехстворчатый зеркальный шкаф. Это, конечно, она, молодая хозяйка, настояла. Присмотрела в комиссионке.
Зато какой красавец был, вздохнула мать. И почти даром.
Не спорю, красавец, добродушно согласился отец. Но можете себе представить совершенно пустая комната и этот красавецшкаф!
Зато в зеркале отражалось заходящее солнце! снова вмешалась мать. Казалось, в комнате два окна, одно напротив другого, и в каждом пылает по закату. Два заката одновременно, красота неописуемая! А когда в праздники начинался салют, вся комната наполнялась сверкающими огненными шарами
А главное, посмеиваясь, продолжал отец, поскольку, как я уже сказал, кровати у нас еще не было, а спать на полу было холодно, мы расстилали матрас шкафу. Благо шкаф был чрезвычайно широкий и длинный. Так и провели медовый месяц. И ведь не боялись свалиться!.. А когда родился Серж, ему это как-то передалось. Совсем малышом, просился на шкаф, мы подсаживали его, и там, под потолком, среди узлов и чемоданов он устраивал себе «город». Уже тогда обожал экспериментировать со всякими архитектурными сооружениями. Иногда просил, чтобы ему и еду туда подавали.
Вот видишь, сказала мать, может быть, благодаря этому шкафу он и сделался архитектором.
Ну, возразил отец, шкафы и у других были.
У нас был точно такой шкаф, вспомнил дедушка Коля, отец Мамы, хлопнув себя ладонью по лбу.
Тем более, убежденно сказала моя мать. Значит, это у Сержа настоящий Божий дар Правда, батюшка? обратилась она за поддержкой к о. Алексею.
Иначе и быть не может, авторитетно кивнул тот. Божий дар.
Что касается меня, то я в этом не сомневался. Гениальная идея Москвы посетила меня непосредственно после того, как я окрестился. И крестил меня наш о. Алексей. Факт остается фактом. Помню, как на волне очередного интереса к религии я перечитал Новый Завет. Под впечатлением финала Апокалипсиса с его Новым лучезарным Градом меня и озарило. Мои градостроительные идеи, до этого разбросанные и противоречивые, сложились в единый проект
Кстати, сам о. Алексей, тоже наш старый знакомый, когдато был рядовым инженером. Потом вдруг одухотворился, воцерковился, бросил науку и стал прислуживать в храме. Прихожанами и тамошним батюшкой сразу было замечено, что он светоносен и благолепен. У него сделались широкие скулы, разлопатилась борода. Его произвели в диаконы. Он закончил духовную академию, был рукоположен в сан священника и по просьбе Папы стал служить в нашей домовой церкви. Потом меня еще довольно долго удивляло превращение скромного инженера в серьезного и строгого батюшку
Погодите, погодите! У нас действительно был такой шкаф, пробормотала бабушка Маша, мать Мамы, возвращаясь к прерванному разговору. Правда, кровать у нас всетаки была Прекрасная, железная, чуть-чуть покраснев, добавила она.
Да, кровать была, вдруг засмеялся дедушка Коля, снова хлопнув себя ладонью по лбу, но шкафом мы тоже пользовались. Наверх залезать не догадались, зато любили забираться внутрь. И дочке это тоже передалось!
Что правда, то правда, закивала бабушка Маша, глядя на Маму. Ты действительно любила играть в шкафу. Залезала в него и непременно собирала в него всех кукол, плюшевого мишку, обезьяну, всех соседских детей, да еще требовала, чтобы мы, родители, тоже забирались туда, и когда в шкафу становилось так тесно, что не повернуться, тянулась, чтобы всех обнять, и радовалась: «Какая у меня большая семья!»
Счастливое было время, вздохнула Мама.
Да уж, я слышал, у вас, у городских, бывают такие причуды, с ехидной усмешкой вступил в разговор вдовый дедушка Филипп, отец Папы. А вот у нас, у деревенских, зеркальных шкафов тогда в помине не было, и сыночка нашего мы с покойницей «сочинили» прямо в лесу, на пасеке. Пчелки у меня были злые, смерть. Оно и хорошо, что злые, потому что у нее, тогда еще даже не невесты, ухажер был. Все обещался мне голову проломить, если она ко мне ходить станет. Следили его товарищи за нами и нигде нам нельзя было уединиться. Однажды она все-таки пробралась ко мне на пасеку. Тут уж нам стало полное раздолье. Двести ульев вокруг, а мы с ней посредине на лужочке. Лето, солнышко печет, листочки плещутся, травы душистые по грудь, ручеек бежит, и мы с ней, значит, вдвоем медом балуемся Стали раз к нам гости подбираться замотали рожи рогожей, вооружились снопиками дымящими, да только пчелки у меня такие свирепые, что им и дым нипочем, а под рогожу они, конечно, мигом пролезли. Как пошли гостей ошпаривать, как пошли! Гости снопики подожженные побросали, рогожки поскидывали, еле ноги унесли Потом уж мы с ней поженились, а все равно для этого дела на пасеку ходили: хорошо!