Американские горки. Рассказы и повести - Гаврилов Дмитрий Анатольевич "Иггельд" 6 стр.


 Ух ты! А чего это?  Кирюша попятился, оступился, плюхнулся на пятую точку и с робкой надеждой в голосе решился на предположение.  Манекен?

 Ой, мамочки!  завопил стоявший ближе к воде бомбардир, и мальчишки, позабыв про портфели, бросились наутёк.

В пруду барахталась отрезанная по локоть, сизого цвета человеческая рука со сжатыми в кулак пальцами, на одном из которых зловеще поблёскивало с крупным, явно драгоценным камнем


Семейство Пирдубирдыевых давно переехало в Подмосковье из какой-то совсем уж Средней Азии и до поры до времени совершенно безмятежно квартировало в многоподъездном кирпичном доме примерно в трёх минутах размеренной ходьбы от железнодорожной станции. Их девятиэтажка считалась престижной в застроенном тогда сплошь и рядом панельными хрущёвками рабочем городишке, что расположился на пологом берегу Москва-реки промеж двух живописных пойм, снабжавших многомиллионный мегаполис питьевой водой.

В те былинные времена миграция из подбрюшья империи не являлась массовой и случалась, если только периферийный кадр оказывался выдающимся и заслуживал перевода в Первопрестольную. Достижениями Пирдубирдыев-старший до столицы не дотянул самую малость. Зато для военного производства в непосредственной от неё близости вполне годился. Тем паче, что был он кадровым партийным работником с инженерным образованием и допуском к государственной тайне.

И вот жили они поживали, пока не постучалась в их дом беда. Не успел толком начаться очередной учебный год, как их старший сын, смуглый и чернобровый красавец Заурбек, робко перешагнул порог отделения милиции по месту жительства. Взволнованно давясь слезами, без единой синтаксической и пунктуационной ошибки молодой человек написал заявление о пропаже родителей, трое суток тому назад ушедших по грибы и с тех пор не вернувшихся.

Начались поиски. Понятно, первым допросили заявителя  студента пятого курса очень престижного института, ленинского стипендиата, весьма вероятного обладателя красного диплома и отменной комсомольской характеристики. Следом настал черёд его младшего брата Алибека  восьмиклассника, круглого отличника, перворазрядника по русским шашкам и доморощенного виртуоза-балалаечника. Оба хоть и выглядели подавленно, но ответствовали связно, без противоречий и никаких подозрений у органов внутренних дел не вызвали.

Далее побеседовали с соседями. Люди, в целом, милейшие, они ничего путного тоже показать не смогли. Да, дескать, видели на днях и достопочтенного Махмуда Алибабаевича, когда его к дому подвезла служебная «Волга», и глубокоуважаемую Сауле Абдурахмановну, спешившую к семье с авоськами, битком набитыми дефицитным продовольствием. Из того же, между прочим, гастронома, где не имевшие льгот и блата простые граждане готовы были укокошить друг друга из-за выброшенных на прилавок мороженных голландских кур.

Один из жильцов квартиры снизу, однако, вспомнил, что в ночь с пятницы на субботу у Пирдубирдыевых постоянно смывали унитаз, но Заурбек, пожелав повару студенческой столовой вечно гореть в аду, подтвердил, что в те часы маялся желудком и до позднего утра не вылезал из туалета.

В общем, по всему выходило, что искать исчезнувших надобно в близлежащих лесах, тогда ещё довольно густых, а местами и вовсе нехоженых.

Прочёсывания местности к результатам не привели, если не брать в расчёт побочный эффект: в частном секторе были выявлены с десяток неизвестных ранее точек массового самогоноварения, а на укрывшейся за труднодоступной чащей очень дальней поляне только-только вызрела целая плантация конопли. Производителей алкогольного суррогата без душеспасительных церемоний и интеллигентского слюнтяйства наказали, приговорив к штрафу с конфискацией средств нелегального промысла. Напасть же на след таинственных аграриев, к сожалению, так и не удалось, хотя в засаде их ждала группа из трёх бывалых оперативников, по окончании дежурства наотрез отказавшихся сменяться.

 Нет, не устали Ни в коем случае Придавать новые силы считаем нецелесообразным Почему-почему? По кочану! Ой, в том смысле, что поймать этих негодяев для нас теперь  дело чести!  с трудом сдерживая смех, доложил раз начальству по рации старший из сотрудников капитан Курилкин и попросил снабдить их через секретное дупло усиленным сухим пайком, двумя ящиками минералки и блоком папирос. Более никто из них на связь не выходил. Да и из лесу  тоже. Несколько раз, правда, случайные прохожие божились, что натыкались в тех местах на целый выводок йети, ряженых почему-то в милицейские портупеи, но то, верно, была брехня.

Так, видимо, и осталось бы преступление нераскрытым, но всплывшая рука дала ключ к разгадке. Водолазы, исследовавшие пруд, достали со дна ещё немало мешков с ногами, руками, туловищами и головами на две полноценных персоны обоих полов. Даже без опознания и экспертиз по имевшимся у следствия характерным приметам стало ясно, что это  незадачливые грибники Пирдубирдыевы.

Сведения о находке моментально утекли в Комитет Государственной Безопасности. Учитывая статус Махмуда Алибабаевича, чекисты незамедлительно взяли дело под свой контроль, чуть свет нагрянули в гости к крепко спящим братьям и с помощью имевшихся в их распоряжении спецсредств в считанные минуты обнаружили тщательно замытые пятна крови. В результате через пару часов обколотый сывороткой правды Заурбек давал признательные показания в самом сыром и глубоком подвале Лубянки. Он наматывал сопли на кулаки и валил всё на застлавшую разум любовь, будто бы взявшую да и растопившую его благородное сердце прошлым летом в самый разгар московской Олимпиады.

Опытные следователи корпели над материалами дела несколько бессонных месяцев. Их труд не пропал даром, и они доподлинно воссоздали трагическую картину произошедшего.


Всё началось в день похорон Владимира Высоцкого. В кишащей сомнительными личностями толпе зевак присутствовал и искусно маскировавшийся под личиной верного ленинца Заурбек Пирдубирдыев. Расчётливый в своих грязных намерениях отщепенец давно и с нескрываемой завистью посматривал на Запад. В силу этого утративший моральный облик строителя коммунизма урод стал лёгкой добычей броско накрашенной сотрудницы американской дипломатической миссии Мэри Смит, одетой в юбку с кроссовками по самой что ни на есть последней заокеанской моде. Прикидываясь невинной овечкой, вышедшая на задание многоопытная шмара будто бы невзначай оступилась и, падая, ухватилась за гульфик заранее намеченной жертвы.

 I am so sorry!1  извинение американки прозвучало столь правдоподобно, что заподозрить подвох было невозможно.

 Please, dont be sorry! Its totally my fault!2  на очень даже качественном английском с едва уловимым, характерным для Экибастузского угольного бассейна акцентом расшаркался перед иностранкой восточный красавец, заметно приободрившийся от прикосновений заграничной штучки.

Далее гостья Игр, как явствует из её отчёта на имя резидента ЦРУ в СССР, вроде как понарошку потеряла бдительность, очаровалась новым знакомым, и тот увёз её на такси за город, где посреди картофельного поля грязно взял прямо в свете фар и под улюлюканье совершенно незнакомого водителя.

 Наподдать тебе ещё, тупорылая забугорная шлюшка?  блаженно поинтересовался у барышни Заурбек, как только за рекой прокричали первые петухи.

 What does it mean?3  притворилась дурочкой Мэри Смит, хотя прекрасно понимала и говорила по-русски. Более того, девушка очень любила песни Шаинского и в свободное от работы время беспрестанно их напевала.

 Youre so beautiful that I am crazy about you!4  весьма вольно перевёл советский гражданин и, не позволив даме встать с колен и закурить, ласково добавил,  I definitely have something better than the bloody cigarette!5


Воспитываясь апатичным, вечно хмурым отцом-евангелистом в канонических баптистских традициях, первые семнадцать лет жизни Мэри Смит провела в лошадином седле на бескрайних равнинах Среднего Запада и ничего шикарнее кофеен ближайшего к ним Детройта не посещала. Так бы и осталась она на родительской ферме до гробовой доски, если бы не школьный выпускной, сыгравший в её жизни поистине судьбоносную роль.

Денёк тот, кстати, хоть и был погожим, но поначалу как-то не задался. Утром недоношенный брат Мэри, младший сестры на три года и давно злившийся на неё за то, что та категорически отказывалась оголять в его присутствии свою грудь, вырезал ножницами глубокое декольте на платье, взятым девушкой напрокат специально к выпускному балу. А наряд-то пошил не кто-нибудь, а лучший в их широтах портной, ходивший в подмастерьях у раннего Кельвина Кляйна.

Дальше  больше. После ланча подуставшая от застольных молитв и сохнувшая без умелых ласк мать Мэри уединилась с наёмным мукомолом, кубинцем Хорхе на мельнице, где за секунду до кульминации ей не в то горло предательски попала мучная пыль. Бедняжка уже начала синеть, но смогла откашляться и обрести спасительное дыхание благодаря находчивости беглеца с острова Свободы. Смышлёный нелегал, рассудив, что нового шанса может и не представиться, воспользовался ситуацией и склонил-таки любовницу к одному из видов секса, коего набожная и страдавшая от хронического геморроя глупышка до тех пор всячески избегала.

Назад Дальше