Совершенно наоборот обстоят дела у первокурсников военных училищ. После такого же трудного периода вступительных экзаменов, зачётов по физподготовке, профессионального тестирования, проводимых в военных лагерях, в палатках с комарами, строем, дневальными, подъёмами, зарядками и другими обязательными атрибутами воинской жизни, после первой мандатной комиссии новоиспечённых курсантов ожидает, как и их гражданских коллег, такой же август. Но это вовсе не месяц первого глотка свободы. Скорее наоборот, это месяц особого военного счастья! Это счастье даже имеет своё название. Называется оно курсом молодого бойца или КМБ.
Именно об этой вопиющей несправедливости думал курсант, точнее младший сержант, поступивший на ускоренный курс Военного Краснознамённого института Министерства обороны (ВКИМО) Виктор Петрович Чернов. Почему он не студент, а курсант, почему вместо заслуженного отдыха он должен бегать, прыгать, подтягиваться, отжиматься, стрелять, подшивать воротничок, чистить сапоги и вообще заниматься всевозможной армейской ересью и ещё обучать этой ереси некоторых своих подчинённых вчерашних школьников? Ну а самое непонятное для него было то, что он каким-то совершенно мистическим образом после восьми месяцев полного армейского дебилизма и утряски мозгов сумел оказаться лучше четырёхсот ребят, претендовавших на одно курсантское место в этом году. И вообще, зачем оно ему нужно это место? Ведь на нём мог оказаться целеустремлённый гражданский отрок или политически грамотный солдат, которому действительно всю жизнь грезился этот слегка таинственный и далеко не всем известный военный институт.
Хотя с другой стороны думал он, отгоняя угрызения совести не всё так уж и плохо. Он сейчас косит вполне законным, если не сказать благородным, образом от тягот и лишений, которые должен испытывать дух Советской армии на первом году службы. Он получил возможность за счёт ВС СССР переехать в Москву и получать одно из лучших совковых образований практически на халяву, без взяток и репетиторов. Мог ли он мечтать ещё год назад, когда провалил вступительные экзамены в Рязанский педагогический, что через год он попадёт в Москву? И не в какой-нибудь пед, а в наполненный совковой таинственностью и романтикой заграничных командировок военный институт. Но пофигизм Виктора Петровича уже не был таким убедительным и твёрдым, как ещё год назад.
До поступления во ВКИМО Витьку даже в кошмарных снах не могла присниться карьера военного. Скорее наоборот, он хотел стать представителем одной из самых гуманных профессий педагогом, переводчиком или, на худой конец, библиотекарем. Пределом его мечтаний была учёба на филологическом или историческом факультете или, если повезёт, на инязе. До поступления во ВКИМО он вообще не имел особых жизненных амбиций. Виктор Петрович мечтал лишь о скромной, ни к чему не обязывающей работе, о наличии большого количества свободного времени при наименьшей загруженности в рабочие часы. Всего год назад Виктор был стандартным пофигистом и лентяем. Ему были параллельны и карьера, и радости продвижения по службе, да и всё остальное, связанное со стереотипами человека, имеющего активную жизненную позицию, твёрдо соблюдающего кодекс строителя коммунизма. Но всё это осталось в другой жизни.
Он не был сильно одарённым ребёнком и предпочитал идти по пути наименьшего сопротивления. В школе он ненавидел те предметы, которые надо было действительно учить для получения приличной оценки. Витьку нравились русский язык, литература, история, обществоведение, английский эти предметы можно было вообще не учить, а просто иногда почитывать учебники и четвёрка, а то и пятёрка была обеспечена. В общем, как говорили его школьные педагоги, мальчику особенно легко давались гуманитарные предметы. С математикой, физикой и химией наш герой дружил по принуждению, которым являлся средний балл в аттестате зрелости, выдаваемом школой. Нельзя сказать, что Витёк вообще ничего не соображал в точных науках, но для овладения ими ему приходилось прикладывать нешуточные усилия, а это никак не увязывалось с его жизненными принципами не наглого, а скорее либерально-фаталистического пофигизма.
Фуражка закрывала глаза и лоб младшего сержанта, нежившегося в тени под завёрнутыми вверх пологами малой лагерной палатки. Витёк стоял дежурным по курсу, и пока весь курс находился на плацу, отрабатывая строевые приёмы, необходимые для принятия присяги, он позволил себе расслабиться на застеленном солдатскими матрасами и одеялами деревянном настиле. Палатка, где он разлёгся, находилась почти напротив тумбочки, на которой стоял дневальный из его языковой группы, бывший суворовец Васька Легоньков. Конечно, Виктор Петрович желал бы вообще ничего не делать и спать в единственной палатке с закрытыми пологами в компании с поступившими черпаками3 и дедами, но дремать на шухере перед дневальным было уже хорошим показателем его продвижения по неуставной армейской иерархической лестнице. Как прекрасно, нежась в тени сосен, осознавать, что кто-то там, совсем недалеко, тянет ногу на плацу, готовясь продемонстрировать отцам-командирам, а также родителям и родственникам свою строевую выучку во время принятия присяги, а ты можешь дремать в нежной тени августовского подмосковного леса, наслаждаясь пением птиц. Волна уже далёких армейских воспоминаний вдруг накрыла курсанта Чернова.
Фуражка закрывала глаза и лоб младшего сержанта, нежившегося в тени под завёрнутыми вверх пологами малой лагерной палатки. Витёк стоял дежурным по курсу, и пока весь курс находился на плацу, отрабатывая строевые приёмы, необходимые для принятия присяги, он позволил себе расслабиться на застеленном солдатскими матрасами и одеялами деревянном настиле. Палатка, где он разлёгся, находилась почти напротив тумбочки, на которой стоял дневальный из его языковой группы, бывший суворовец Васька Легоньков. Конечно, Виктор Петрович желал бы вообще ничего не делать и спать в единственной палатке с закрытыми пологами в компании с поступившими черпаками3 и дедами, но дремать на шухере перед дневальным было уже хорошим показателем его продвижения по неуставной армейской иерархической лестнице. Как прекрасно, нежась в тени сосен, осознавать, что кто-то там, совсем недалеко, тянет ногу на плацу, готовясь продемонстрировать отцам-командирам, а также родителям и родственникам свою строевую выучку во время принятия присяги, а ты можешь дремать в нежной тени августовского подмосковного леса, наслаждаясь пением птиц. Волна уже далёких армейских воспоминаний вдруг накрыла курсанта Чернова.
Идея пойти в военное училище Витьку пришла случайно, когда командир роты рассказывал о прелестях курсантской жизни во время очередной политинформации. Витёк сразу просёк, что вместо двух лет полной военной нирваны и очищения разума от знаний, полученных в школе, он сможет сохранить, а где-то даже приумножить их, проведя один год в училище. После чего ему не составит труда завалить летнюю сессию в конце первого курса, уйти опять солдатом в армию на несколько месяцев и, дембельнувшись, восстановиться в каком-нибудь педе. Может, даже без потери курса. План был прост и жесток по отношению к Вооружённым силам Советского Союза. Не знал тогда рядовой Чернов, что ВС СССР, по сути своей, были одной из самых жестоких организаций в мире той эпохи. Но жестокости и непорядочности по отношению к себе эта организация никому не прощала: ни врагам, ни уж тем более своему собственному личному составу.
Выбрать военный институт Витьку тоже помог его величество случай. Однажды, будучи в наряде по штабу, помдеж отправил Витька наводить порядок в кабинете замполита. На столе в кабинете лежали правила приёма для поступающих в военные учебные заведения. Витёк взял книгу в руки. В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в неё вошёл замполит части майор Хабибулин. Сначала Хабибулин сделал грозный вид и уже хотел накричать на оборзевшего духа, который осмелился прикоснуться к высшей степени секретным документам, лежавшим на столе замполита, но, заметив, что этим секретным документом была книга, по которой у замполита были самые низкие показатели в дивизии, замполит пошутил:
Куда поступать надумал?
Подобный вопрос застал Витька врасплох. Находясь всего долю секунды в нерешительности и оцепенении, он вдруг решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы приступить к осуществлению задуманного плана. Рядовой Чернов залепетал о своих достижениях в гуманитарных науках, опираясь на которые он и хотел бы выбрать будущую военную специальность. Неизвестно зачем Витёк соврал, что, учась ещё в девятом классе, он занял первое место на районной олимпиаде по английскому, в которой участвовали только десятиклассники. Закир Тимурович улыбался и внимательно слушал бессвязное блеяние и откровенное враньё духа. Как только монолог сошёл на нет, замполит, выдержав паузу, с иронией заметил:
Вам, товарищ рядовой, с вашими глубочайшими познаниями в иностранном языке в военный институт надо.
Витёк и понятия не имел про то, что только что сказал замполит. Хотя название «военный институт» звучало гораздо симпатичнее для абсолютно гражданского человека, чем какое-нибудь «Трижды Краснознамённое, дважды ордена Кутузова, четырежды прославленное в боях и сражениях Усть-Кокчетавское командно-политическое военное училище». Далее замполит, заметив огонь интереса в глазах у бойца, попытался его затушить. С военной иронией он стал объяснять духу Чернову, что военный институт это бесполезная затея, потому как проходной бал в это учебное заведение формируется из генеральских звёзд родственников.
Но замполит и сам не имел понятия о том, что ежегодно, чтобы не нарушать коэффициент социального состава курсантов и слушателей, в это заведение брали «ребят из народа». Предполагалось, что именно представители народа и должны были попасть в элитное военное учебное заведение из рядов вооружённых сил. Им предстояло стать опорой отцов-командиров в деле армейской подготовки и воспитания элитной молодёжи, пришедшей со школьной скамьи. Армейцев назначали командирами языковых и учебных групп. Должен же кто-то приводить в более-менее военное состояние отроков-мажоров, сынков и близких родственников военной, номенклатурной и политической элиты эпохи развитого социализма. В момент этого разговора Чернову было всё равно, куда поступать. Зная, как замполит любит инициативных и смелых солдат, Витёк, изобразив огонь в глазах, заявил: