Отрасль была на подъёме, рассказывал Мирон. Новенькие «немцы» разлетались как горячие пирожки, а клиенты выстраивались в очередь. К тому же я умею уговаривать, сам знаешь. Бонусы в несколько раз превышали оклад. Я чувствовал себя королём.
Оседлав стремительную волну продаж, Мирон через полгода отправился в отпуск в Испанию, потом окунулся в ночную жизнь в Таиланде, а Новый год встретил на кубинском пляже с бутылкой шампанского в руках. Через пару лет он купил приличный фольксваген. Успех настолько вскружил ему голову, что он подумывал запустить авторский тренинг «Искусство продаж». Но не судьба. Его мысли оказались заняты Викой, манерной блондинкой с миленьким личиком, которую он повстречал на одной из тусовок.
Никогда не думал, что тоже увязну в этом романтическом болоте, качал головой Мирон. Стройная, гордая, эффектная, ещё и умная. Микробиолог, представляешь? И всё мне в ней нравилось. Недостатки казались милыми особенностями, даже её страсть к понтам. Я к женитьбе с детства относился с суеверным страхом, но тогда почему-то оглупел и осмелел. В общем, уже через полгода я сделал предложение. Подъехал к её дому, панельной девятиэтажке, верхом на белом коне, с букетом роз и кольцом в кармане. Каков дебил, а?
Где ты коня-то взял?
Да есть одна компания
Я не верил своим ушам. Нелегко было слышать о моральном падении кумира юности, но я старался не подавать виду и топил разочарование в пиве.
Влюблённые готовились к свадьбе по нынешним меркам недолго всего пару месяцев. Невеста настолько понравилась его родителям, что даже мать, никогда не называвшая девушек Мирона по имени, а только «эта» («эта звонила», «эта пришла»), отыскала в лексиконе приторное слово «Викуся». Вечно погружённый в себя отец говорил мало, но зато показывал сыну большой палец и одобрительно кивал, когда Вика проплывала мимо с гордо поднятой головой.
Свадьбу сыграли на широкую ногу: с лимузином, сотней гостей, дорогим рестораном, модным тамадой и прочими атрибутами богатого торжества. Родители с обеих сторон помогли деньгами, но Мирон всё равно умудрился влезть в долги, чтобы соблюсти все пожелания избранницы. Несмотря на то, что за месяц до свадьбы разразился очередной финансовый кризис, Мирон тратил деньги, не задумываясь о будущем. В свадебное путешествие чета Шпилевых отправилась в Венецию: пресловутые каналы, гондолы, паста, красное вино и, конечно же, россыпь фотографий в соцсетях. «Всё как у людей. Всё как положено», сказал Мирон и поморщился.
Вернувшись в Волгоград, Мирон очнулся от сказочного сна и осознал, что автобизнес не просто заболел, а уже лежит под капельницей в реанимации. Поток денег от продаж сначала обмелел, а потом и вовсе пересох. Автоцентр пустовал, а поиск клиентов приобрёл истерический, с нотками отчаяния, характер. Оказалось, что в кризис люди первым делом бегут в продуктовый магазин, а не за новым автомобилем.
Как и всякий молодой муж, начинённый, словно пирожок, стереотипами и наивностью, он ожидал от жены моральной поддержки в трудный момент. И действительно, несколько месяцев Вика машинально, словно виртуальный голосовой помощник, произносила заученные фразы из фильмов о победе над обстоятельствами. Но со временем даже сухое, формальное выражение сочувствия пропало. Чем меньше Мирон приносил денег в дом, тем холоднее и безучастнее становилась Вика. Пока Мирон насиловал свой мозг книгами по саморазвитию, тайному искусству продаж, НЛП, Вика устроилась в фармацевтическую компанию на должность с солидной зарплатой. Экономический кризис наглядно показал, что не только от еды никогда не откажется человек, как бы беден он ни был, но и от лекарств. Вскоре семью Шпилевых в большей степени обеспечивала жена, что Мирон воспринимал крайне болезненно.
Отчаянные попытки сменить работу или даже сферу деятельности ни к чему не приводили. Что бы ни предпринимал Мирон, ничего не получалось. Жена с каждым днём всё сильнее отдалялась. О времени, когда Вика наигранно поддерживала мужа, оставалось лишь ностальгировать.
Когда-то мой телефон вскипал от её сообщений, но теперь всё изменилось, говорил Мирон. Вика часто задерживалась на работе, что, в общем-то, было объяснимо. Ещё и командировки одна за одной: конференции, тренинги и прочие междусобойчики. Похоже, что микробиологи только и делают, что повышают квалификацию. Я так понял, Валь, их работа учиться. Но чем тяжелее Вика вкалывала, тем жизнерадостнее выглядела. Правда, ровно до того момента, как замечала меня В общем, холодная она стала, высокомерная. Через губу не переплюнет.
По ходу рассказа Мирон несколько раз с отвращением передёрнул плечами. Видимо, даже воспоминание о бывшей жене вызывало в нём злую брезгливость.
Вечерами ей постоянно кто-то писал, телефон без конца вибрировал. Вика говорила, что по работе, Мирон закусил губу. Я успокаивал себя тем, что, будь у неё кто-то на примете, Вика честно бы мне рассказала. В конце концов, детей мы не завели, поэтому никаких особых трудностей развод бы не доставил. Не имело никакого смысла меня обманывать. Во всяком случае, мне так казалось.
Похоже, я догадываюсь, чем всё закончилось, сказал я.
Как-то утром, за завтраком, она объявила, что подаёт на развод. Притом сообщила новость между делом, поедая тосты с сыром. У меня рисовая каша встала комом в горле. По её словам, уже полтора года у неё был другой мужик некий фармацевт Марк, коллега. Надёжный, предприимчивый и, в отличие от меня, перспективный, он покачал головой. Я тогда чудом сдержался, честное слово.
Дела прохрипел я и кашлянул, чтобы подавить смущение.
Представляешь, мы ещё не отметили первую годовщину свадьбы, а она уже с ним там, в лаборатории развлекалась.
Мирон сжал кулаки и отвернулся в сторону. Клянусь, на секунду показалось, что его глаза увлажнились. Я сконфузился и не поверил своим близоруким глазам. Быть того не может, чтобы сам Мирон, мечта всех девчонок с факультета, дал слабину. И причиной послужила какая-то Вика, пусть даже и его жена. Творилось что-то немыслимое.
Опьяневший Мирон задумчиво смотрел куда-то вдаль, не произнося ни звука.
Но теперь всё нормально. Я справился, Мирон ответил на незаданный вопрос. Бесит меня только одно. Зачем обманывать? Ну расстанься ты со мной и вперёд.
Порода такая.
Да нет там никакой породы. Просто сука, подытожил он и нахмурился.
Ближе к полуночи, изрядно пошатываясь, мы вышли из ресторана и направились на набережную подышать свежим воздухом. Конечно же, это всего лишь фигура речи, никакого свежего воздуха в августе в Волгограде не найти даже с наступлением темноты.
Мы брели по неровным асфальтовым дорожкам вдоль аллеи обрубленных тополей. Жёлтые фонари горели тускло и безрадостно. От скамеек, забитых тёмными силуэтами, доносился приторно-сладкий запах сигарет. По лицу стекал липкий пот, и я осторожно смахивал его ладонью и вытирал влажную руку о джинсы. От духоты и алкоголя волнами накатывала тошнота. Я чувствовал себя так, будто меня посадили в бочку и выбросили в открытое море. Сдерживая позывы к рвоте, я дышал носом и задирал голову вверх, непостижимым образом пытаясь освежиться.
Всё чаще мы ловили на себе косые взгляды полицейских, патрулировавших набережную. Хотя шли мы в основном молча, наше состояние выдавала нетвёрдая походка. Пора было убираться восвояси, и Мирон вспомнил об уютном баре недалеко от центрального рынка, куда мы иногда захаживали в студенческую пору. После двух литров пива и нескольких стопок травяного ликёра выпивать мне больше не хотелось, но перечить человеку, пережившему измену и развод, я не посмел.
Пока мы ковыляли по пустынной центральной улице, Мирон вернулся к главной теме вечера.
В общем, такие дела, сказал Мирон, проглатывая окончания слов. В субботу у неё свадьба, в Питере. Надо нам успеть добраться туда и всё сделать.
Не понял, я икнул и наморщил лоб. Почему в Питере?
Она выходит за какого-то бородатого программиста. Такого, знаешь, пухлого хипстера. Вот он из Питера.
А как же фармацевт?
А, тот Мирон устало махнул рукой. Это уже перевёрнутая страница её биографии. Нас, рогатых, много.
Я попробовал свистнуть, но вместо этого издал неопределённый жалобный стон.
«Почему Мирон делает вид, что я уже согласился участвовать в этой авантюре?» думал я и прислушивался к тому, как гулко ухало сердце.
В тесном баре без вывески, где помещалась лишь стойка и винтажный музыкальный автомат, мы опрокинули по бокалу виски, отчего фоновый шум в ушах стал ещё громче. Мирон вяло пытался справиться с ярко подсвеченной машиной, но поставить «хорошую песню» не получилось. Мы вышли из бара и вскоре забрели в тёмный тихий дворик, заставленный автомобилями, где уселись на скрипучую карусель на детской площадке. Это последнее, что я помню о том дне
Разбудил меня звук приближающегося поезда. Привычным движением я накрыл голову подушкой, но это не помогло. Мне всё-таки пришлось подняться и отключить сигнал будильника. Неведомым образом я, помятый и отёкший, оказался в своей комнате. Мне было паршиво: мучила жажда, голова превратилась в ненужный и адски тяжёлый аксессуар, а во рту, похоже, кто-то сдох. На полу, возле торшера, валялась моя вчерашняя одежда, на ногах чернели зловонные носки. Похоже, не хватило сил их снять.