Просыпайтесь, гости дорогие, сам готовил для вас сам зарезал, сам приготовил, пробасил хозяин дома. Он широко улыбался, излучая хорошее настроение. Сейчас, Мурат создавал впечатление домашнего и родного человека, который, наконец-то, дождался своих дорогих гостей. Для своего пятого десятка, он двигался весьма грациозно. Его широкие, мозолистые ладони выдавали в нем богатырскую силу. Люди, пожимавшие ее, проникались уважением практически мгновенно, хотя Мурат никогда не жал руку слишком сильно.
Сейчас немного покушаем и пойдем покажу свою конюшню.
Отлично, я довольно улыбнулся. Я достал из сумки конскую колбасу и вручил ее Мурату со словами:
Ты давно хотел попробовать.
Ай, спасибо. Как теперь я своему коню в глаза смотреть буду? засмеялся хозяин дома.
Все бывает начал я, а закончил эту фразу вместе с Муратом:
В первый раз!
Мы рассмеялись и принялись за плов.
Камила
Я долго не могла заснуть впервые за эти месяцы я ночевала не в нашем доме, а в квартире мамы. Да, я могла уехать и там мне было бы комфортнее, легче Но я не смогла оставить маму одну.
Стоило мне только взглянуть на нее такую слабую, одинокую, как мое сердце сделало выбор. Я боялась за нее, боялась потерять и ее. Странное предчувствие не покидало меня. Я хотела быть с мамой, и, как и прежде, быть для нее поддержкой. В тот миг я свято верила, что сильнее, чем раньше. Что у меня хватит сил.
Я продолжала быть наивной
Еще днем Азамат, не вдаваясь в подробности, привез две пачки денег на похороны родственников. Дядю, как этнического мусульманина, должны были хоронить уже завтра, ну а моего папу, как христианина на 3 день.
У меня еще было время, чтобы решить идти ли мне на его похороны. Возможно, кому-то казалось шоком как это, не пойти на похороны родного отца? Но что-то подсказывало мне, что все это может плохо закончиться. Страшная догадка, что от охватившего горя, я могу потерять там ребенка, прошлась по моему телу ледяной волной. Звучит ужасно, но я уловила запах смерти парализующий, на фоне которого стало все меркнуть. Мне стало столь страшно, что малышка, почувствовав мое состояние, начала буянить в животике она стала активно вертеться и толкать меня, вызывая еще больше беспокойства. Я не знала, как успокоиться и успокоить мою дочку. Мне нужен был Тимур, его родной голос, его бережные объятия. Как я нуждалась в нем! И была так близка, чтобы позвонить ему. Я с тоской посмотрела на темный дисплей телефона. Но нет, у меня хватило силы воли оставить эту затею. Я справлюсь.
Вспомнив какую-то молитву на арабском, я стала монотонно повторять ее, пока, наконец, не заснула.
Я проснулась от телефонного звонка, разбившего раннее утро на осколки. Еще до того, как мама взяла трубку, я чувствовала случилось что-то страшное. Я не ошиблась. Следом послышалось рыдание матери истошное, завывающее, столь сильное, что даже Наиль и Ильнур выбежали из зала на ее плач.
Я села и, свесив ноги, попыталась набраться сил, чтобы подняться и принять ту новость, которую должна была вот-вот сообщить мне моя мама. Тяжело вздохнув, я наконец-таки встала и направилась прямиком на мамино рыдание.
Мам? позвала я ее, застыв на пороге кухни.
Она обернулась, окидывая меня взглядом, полным невыразимой боли.
Маша родила мертвую дочку, произнесла мама.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Тимур
Моим глазам предстала новая конюшня с деревянными стойлами и чёрный, как смоль, жеребец, который буквально упирался ушами в потолок.
Это то, что я думаю? восхищенно обратился я к довольно улыбающемуся Мурату, давая ему возможность самому похвалиться и сказать заветные слова.
Да! Это ахалтекинец! Буквально на днях привезли. Хочешь? Подарю!
Ай, Мурат, спасибо, конечно, но у меня нет ни конюшни, ни времени ухаживать за таким красавцем, я благодарно улыбнулся, гладя по морде жеребца.
Смотри, мне ведь не жалко!
Я знаю.
Хорошо, тогда пойдем в баню, я знаю, ты не любишь время зря тратить, но мы с тобой давно не виделись, поедешь отсюда свеженький, отдохнувший, силы тебе еще пригодятся и чистый разум тоже.
Баня был скромная, но очень уютная топилась по-чёрному, веники, можжевельники и бочонок с холодной водой для закалки. Несколько часов мы вспоминали наши многочисленные приключения за тот короткий период, где-то смеялись, где-то грустили. Вдоволь напарившись и опустошив самовар, мы пошли на боковую. В этом регионе было теплее, чем у нас, и по ночам уже стрекотали сверчки.
Баня был скромная, но очень уютная топилась по-чёрному, веники, можжевельники и бочонок с холодной водой для закалки. Несколько часов мы вспоминали наши многочисленные приключения за тот короткий период, где-то смеялись, где-то грустили. Вдоволь напарившись и опустошив самовар, мы пошли на боковую. В этом регионе было теплее, чем у нас, и по ночам уже стрекотали сверчки.
Во сколько встанете? спросил Мурат.
В 45, хотелось бы к обеду быть на месте, ответил я.
Хорошо, я приготовлю вам завтрак, чтобы вы голодными не ехали, и на обратном пути, тоже заезжайте, пожалуйста, я буду рад вас видеть. Мой дом для вас всегда открыт.
В 4 часа заиграл будильник. Похоже, Мурат совсем не спал, потому что, сразу после звонка будильника, он уже зашел с подносом в комнату.
Давайте, не обижайтесь за скромный завтрак, сказал он, чем Бог послал.
Ты что, Мурат, нас так дома не кормят, улыбаясь, заметил Рустем.
Точно, поддержал я брата, отламывая теплую лепешку.
Около часа Мурат со своими бойцами провожал нас по трассе. На очередной заправке мы попрощались и поехали дальше.
Мы заехали в город миллионник. Мои наручные часы показывали час дня. На первом же посту в нашу сторону выбежал сотрудник ГИБДД. Подняв свою «волшебную» палочку, указал мне на парковку. Я приспустил окно, доставая с бардачка документы на машину.
Старший лейтенант Мартынов, предъявите, пожалуйста, документы, будто разжевывая резину, произнес он.
Я протянул в окно документы, запоминая номер значка старлея.
Куда едем?
В гости.
Надолго? серые глаза выдавали непонятный интерес.
Как получится.
Сейчас проверим ваши номера, и поедете дальше, Мартынов направился к зданию поста.
Рустем посмотрел на меня и сказал:
Это то, что я думаю?
Вероятно, нас ждут, я набрал на телефоне номер. Алло, Виктор, доброго дня.
А, Тимур, послышался доброжелательный и уставший голос, добрый. Чем обязан?
Да брось ты, мы же свои люди, рассмеялся я, я заехал к вам погостить, но на посту светлячки остановили. Документы проверяют. Хотел поинтересоваться Болгарин в теме?
А что у тебя на Болгарина? оживился мой собеседник.
Хотел на чай к нему зайти, но неподдельный интерес на посту создает плохое впечатление о гостеприимстве.
Сейчас узнаем.
Я отключил звонок и перевел взгляд на Рустема тот, сверля глазами, смотрел вперед, в сторону поста. Прошло несколько минут. Старлей так и не появился. Зато, появились менты.
Что-то долго они сегодня, заметил Рустем, по-акульи улыбаясь.
КАМАЗ с омоновцами перекрыл выезд из парковки, и они в своей «крутой» манере вывели нас из машины, заламывая нам руки.
Руки на капот! Ноги шире! пиная по ногам, кричали люди в масках.
Камила
Я уже не могла сдержать слез. Привалившись к стене, в момент лишенная всяких сил, я заплакала. Это была одна из самых страшных новостей за всю мою жизнь, окончательно выбившая меня из мнимого спокойствия. Я снова была слабой, бесполезной, не способной что-либо изменить. Бедная, несчастная малышка. Мое сердце оплакивало ее, плача горькими слезами безысходности.
Горе то, какое, горе, раздался у входной двери голос тети Оли и тети Ани они завывали в унисон.
Будто проклятие какое-то, заметила тетя Оля.
Мама, рыдая, лишь кивала головой. Она была в ужасном состоянии истеричном, почти сломленном ее руки, голова, тряслись, лицо посерело. Моя мама выглядела еще хуже, чем тогда, когда умерла бабушка. Казалось, еще чуть чуть, и ее хватит сердечный удар. Я, застывшая от ужаса, не могла пошевельнуться просто приросла к месту. Что делать, как быть?
Бедный ребеночек, запричитала тетя Аня, а что случилось? При родах погиб или еще в утробе?
Вот так беда, три гроба у вас, качая головой, произнесла тетя Оля.
Внезапно, три пары глаз устремились на меня мама, тетя Аня и тетя Оля. Они смотрели как-то странно, непонятно, но дрожь страха прошлась по моему позвонку, когда я, наконец, поняла, что значил их взгляд они, сами того не осознавая, передали в нем свое опасение, что следующей жертвой будет моя дочка. Будто эта волна горя зацепила не всех, и пришел и наш черед. Словно этих трех смертей было недостаточно.
Я была слишком чувствительна, слишком ранима и уязвима особенно теперь, беременная и без Тимура.