Я же продолжил свою работу. Мне было необходимо убрать листья и комки глины, укрепить скамейку но так, чтобы не повредили при установке памятника, договориться с местными гегемонами о столике. Мне сказали сведущие люди, что если установить самому, то никто не поручится за его сохранность. Но цену они не задирали, подозреваю, что привычно оценивали на глазок, с кого можно, сколько взять, и брали соответственно.
Может, именно потому, что и в тот, давний день, я не был подготовлен, как и в тот, с которого начал ни лопатки, ни грабель, только какой-то скребок.
Походил вокруг, заметил, что кое-кто оставлял инструменты, а не забирал с собой. Нашлись и лопатка, и грабельки. Я нашел неподалеку незанятое место, и перекидал туда остатки глины. Выровнял землю, утоптал. Потом долго соскребал с ботинок прилипшие комья, почистил взятый взаймы инструмент и положил на место. Даже мне требуется отдых. Я присел на скамейку поблизости, достал из сумки бутылку пива, откупорил об оградку, сделал первый глоток и углубился в свои мысли. Щенок, наверное, слегка выспался, выполз из кустика, и снова подошел ко мне. Но, увы, у меня больше ничего не было. Я погладил собачонка, и чуть не забыл каюсь, зачем пришел, отвлекся. Ба, уже половина девятого! Вот что значит приближение белых ночей.
Ладно, завтра надо запастись чем-то более существенным. И зайти купить лопатку. А куда ж я её уберу? Да вот, под кустик.
Малыш увязался за мной, но, по-видимому, боялся далеко отходить от своего обиталища. Едва я перешел ведомую только ему границу, как он развернулся и помчался стремглав в обратном направлении.
Я стал приходить на кладбище почти ежедневно. Теперь, кроме обычной работы по уборке могу похвастать, что вскоре у меня был наведен почти идеальный порядок я кормил щенка, уже откликавшегося на кличку Малыш. Приходил и другие особи, иногда и им обламывалось.
Возле моего, так сказать, места, поставили скамейку, не абы какую, но сидеть было можно, даже со спинкой, и столик. Я покрасил столик белой краской, а скамейку покрыл морилкой. Сначала работал, а потом садился и расслаблялся бутылочкой пива.
***
Против много, почти всего, я был абсолютно бессилен, и принужден следовать правилам, неизвестно кем установленным. И это раздражало. В дни церковных праздников, а мне приходилось проходить мимо церкви, я видел нищих, богомольных старушек, неопрятных попов точнее, священнослужителей. И все они. Я не реагировал на просьбы подать копеечку, только покупал цветочки на посадку. Благодаря уходу они доживали до осени, иногда же их прореживали подозреваю, те же личности, что потом продавали при входе. К сему факту я относился философски годы, что говорить, непростые, и каждый выкручивался, как мог.
Через какое-то время я познакомился с обитателями, это довольно-таки, сложно, нет, родственниками усопших поблизости. Мы изредка вели светские беседы, но никогда не касались памяти почивших родственников.
***
К зиме Малыш заматерел и превратился из маленького щенка в приличного сеголетка, но, увы, неспособного добыть себе пропитание. Сердобольные посетители их, конечно, подкармливали, особенно в праздники, годовщины. А если случалось новое захоронение тут уж слеталась вся свора.
В первый год я не поехал в отпуск ставили памятник, нужно было присутствовать, снова убирать территорию, потом наступила осень, и листья стали облетать. Погода ухудшилась, но меня это не останавливало я по-прежнему ежедневно, или почти приходил на кладбище, уже подготовленный, с неизменной бутылкой пива.
Что думал я, о чем, как переживал это к делу не относится. Я не погрузился в другую реальность, но и в существующую не допускал никого. Не сетовал и не вел бесед с потусторонним миром будучи прагматиком, я не надеялся ни получить никакого знака, ни пообщаться даже в будущем, пусть и отдаленным. Мне уже не нужны были советы, я не впадал в отчаяние. Но нечто необъяснимое притягивало меня.
Прошло года полтора, или чуть больше, и как-то раз, вернувшись с работы, я не застал жены дома. То есть, застать-то застал, но, почувствовал она присутствует лишь физически, как материальное тело. А душа? Странно, меня этот факт даже не расстроил. Мы даже не ссорились не было предмета, никаких укоров и взаимных упрёков. Небольших сбережений хватило, чтобы разменять квартиру на две, а дочка отправилась к бабушке в другой город.
Прошло года полтора, или чуть больше, и как-то раз, вернувшись с работы, я не застал жены дома. То есть, застать-то застал, но, почувствовал она присутствует лишь физически, как материальное тело. А душа? Странно, меня этот факт даже не расстроил. Мы даже не ссорились не было предмета, никаких укоров и взаимных упрёков. Небольших сбережений хватило, чтобы разменять квартиру на две, а дочка отправилась к бабушке в другой город.
Я стал независим и мог заниматься своим делом. Даже на пару остановок ближе. Супруга моя бывшая как-то устроила свою жизнь, и хорошо. Малыш вымахал в огромного пса, однако по-прежнему приходил в условленное место. Понятно, никто с ним, конечно, не уславливался, это я так, образно, он просто делал круг по территории в надежде поживиться. Он не требовал пищи, а стоял и терпеливо ждал. Бутерброд он проглатывал мгновенно, нужно было что-то посущественнее. Теперь ему стало под силу разгрызать крупные мослы, и мне пришлось наладить контакт на рынке. Мы ужинали вместе и молча я потягивал пиво, а он грыз кость. Полная гармония.
Прошло ещё несколько лет. Я уже стал своим. Со мною здоровались рабочие, посетители. Деревья становились все выше, некоторые, с кем я общался и беседовал уже переселились сюда, под сень. И мне оставалось только сказать ну что ж вы так, милейший. Но никто не мог ответить. Приходили новые родственники, молодые, наспех что-то делали. А я захаживал и к старым знакомым, и стал как бы смотрителем.
В какой-то момент территория пришла в упадок, мне приходилось пробираться сквозь лужи и колдобины. А потом я даже и не заметил появились новые, опрятные и непьющие работники, стали вырубать переросшие и больные деревья, проредили кусты. Узкие дорожки вымостили рустикой, на широкие проезды начали укладывать новый асфальт, памятники стали ещё массивней и внушительней. Цивилизация. Я же старался не выделяться. Костюм висел у меня в шкафу на работе, сюда я приходил в джинсах и толстых ботинках. Все равно от неизбежного присутствия грязи не сбежать. Особенно непросто приходилось осенью листья непрерывно падали. Сегодня уберёшь, назавтра новый слой. Я сгребал их не только у себя, но и у некоторых знакомых и, если можно так выразиться, соседей, складывал в полиэтиленовые мешки и относил в контейнер, уминая, чтобы поместилось побольше. А потом можно было прости посидеть, отрешившись от окружающего мира, и думать
Собственно, никаких мыслей у меня особенно не было. Работа так она и так занимала практически все время, что о ней думать. Ни ездить куда-то, ни ходить в гости мне не хотелось. Бытие меня абсолютно устраивало. Хотя не обходилось и не без неприятных моментов. Иногда встречались безутешные, заплаканные. Молодые, старые, ровесники. Наблюдая за ними, я вначале испытывал чувство сострадания, потом небольшое ожесточение. Не знаю, почему так происходило. Наверное, если бы я был проктологом, то нашел бы рациональное объяснение, но, увы, моя профессия была необычайно далека от всякой медицины.
Вольно или невольно я рассматривал надписи на памятниках преимущественно, новых старые я почти все знал наизусть. Сетовал и качал головой, если даты были слишком близки по времени. Однако сторонился траурных процессий, и следующего за ним, извините за тавтологию, процесса. Видеть убитые горем лица это уже слишком, а когда все закончится а у нас это всегда одинаково компании расслабляются и все такое.
Вот отмечу почему-то бомжи не жаловали этот уголок, и народ не забредал распить бутылочку. Кроме меня, естественно. Я ведь не изменял ритуалу.
И в один прекрасный день неделю я, действительно, приболел, пришлось взять больничный, но, к удивлению, несмотря на старания врачей, поправился, и поспешил на свое законное место. Вооружился, по случаю счастливого избавление от хвори, бутылкой пива и маленькой я мог позволить себе и это, ведь ни для кого не секрет, выписывают на понедельник в пятницу.
Не забыл и про своего нового друга зимой Малыш куда-то исчез. Я расспрашивал знакомых рабочих, но никто не мог сказать ничего вразумительного. Легка ли судьба бездомной собаки? Но на смену ему появилось признавшее меня создание, которое нужно было подкармливать и поддерживать. А за неделю, наверное, все запаршивело и заросло, надо прополоть, подмести.
Я уже настроился на рабочий лад, но обратил внимание на новый появившийся памятник дорожка там раздваивалась, так это как раз на углу. Он не привлекал ни особыми размерами и формой, простой гранитный камень без фотографии, только надпись фамилия и имя, и годы жизни всего-то тридцать. Я покачал головой что ж так рано, небось, с родственником какая беда. И вот что все было чистенько, в прошлый раз нет, я шел другим путем, мимо церкви. Но все равно очень быстро все сделали, и столик, и скамейка. Я вздохнул и продолжил свой путь ещё метров пятьдесят, и мне сворачивать.