Ведется летописание и в Твери, которое прекращается лишь с потерей Тверью самостоятельности.
Характерной чертой летописания этого периода является то, что оно приобретает общерусское значение. И это черта не только московского летописания, но и летописания других городов.
Интерес русских читателей к всемирной истории, удовлетворяли памятники хронографического жанра. Хронографы представляли собой компилятивные сборники рассказов из истории различных стран и народов мира начиная с библейских времен. Но в отличие от летописи хронографическое изложение истории носило ярко выраженный повествовательный характер. Входящие в состав хронографов повествования подчас не имели исторического содержания, а являлись сказочно-фантастическими или нравственно-поучительными занимательными новеллами.
Если летописец ценил документальность своих записей и был по преимуществу историком, то составитель Хронографа был в большей степени литератором. Его интересовал не исторический, а назидательный смысл событий. В качестве примера можно привести так называемый Еллинский летописец второй редакции, в состав которого вошли такие известные источники, как Хронограф по великому изложению, «Александрия» и др.
Создаются в этот период и жития, для которых на этом этапе стал характерен экспрессивно-эмоциональный стиль, названный прославленным мастером этого стиля, Епифанием Премудрым, «плетением словес». Экспрессивно-эмоциональный (или «панегирический») стиль отражал новое отношение к человеческой личности, особое внимание к слову как средству постижения и отражения мира.
Панегирический стиль, основанный на библейских символах, традиционных стилистических формулах и восходящий к византийской литературе, нашел отражение во многих славянских странах (в Болгарии, Сербии, на Руси).
Одновременное появление этого стиля в разных странах объясняется тем вниманием к внутреннему миру человека, которое было столь характерно для Пред-возрождения.
На русской почве зачинателем этого стиля считается митрополит всея Руси Киприан (болгарин по национальности, друг и сподвижник основоположника и теоретика панегирического стиля в болгарской литературе, реформатора правописной системы болгарского языка Евфимия Тырновского (13201402)), но в наиболее завершенном и наиболее оригинальном виде этот стиль представлен в творчестве другого автора Епифания Премудрого, монаха Троице-Сергиева монастыря, перу которого принадлежат два жития: «Житие Стефана Пермского» и «Житие Сергия Радонежского», в которых восхваляются добродетели святых подвижников, их величие.
Отдельно от прочих стоят памятники, посвященные Куликовской битве, которая волновала не только современников этого события, но интересовала русских людей и после 1380 г. Неудивительно поэтому, что Мамаеву побоищу посвящено несколько литературных памятников, создававшихся в разное время. Различны эти произведения и по характеру и по стилю. Среди них «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище», летописная повесть о Куликовской битве, повесть о нашествии Тохтамыша на Москву.
Одним из самых первых произведений, воспевших битву на Куликовом поле, является «Задонщина». Памятник этот замечателен не только тем, что является неоспоримым свидетельством древности и подлинности «Слова о полку Игореве» (см. раздел, посвященный «Слову»), не только тем, что посвящен столь знаменательному событию в истории Руси, но и собственно литературным значением.
Точное время создания «Задонщины» неизвестно. Ряд исследователей на основе историко-литературного анализа текста «Слова Софония рязанца» (как по-другому называют «Задонщину», по имени ее предположительного создателя) датируют его 1384 г. Другие исследователи относят время его создания ближе к 1380 г., году Куликовской битвы, так как эта датировка отвечает тому явно эмоциональному характеру, какой имеет Слово от начала до конца.
«Задонщина» дошла до нас в 6 списках. Однако их плохая сохранность вынуждает пользоваться реконструированным текстом произведения.
В «Задонщине» перед читателем предстает не описание событий Куликовской битвы (все это имеется в «Сказании о Мамаевом побоище»), а поэтическое выражение эмоционально-лирических чувств по поводу события. Автор вспоминает и прошлое и настоящее, его рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Характер своего произведения он сам определил как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Влади-меру Ондреевичю». Это жалость плач по погибшим, и похвала слава мужеству и воинской доблести русских.
«Задонщина» дошла до нас в 6 списках. Однако их плохая сохранность вынуждает пользоваться реконструированным текстом произведения.
В «Задонщине» перед читателем предстает не описание событий Куликовской битвы (все это имеется в «Сказании о Мамаевом побоище»), а поэтическое выражение эмоционально-лирических чувств по поводу события. Автор вспоминает и прошлое и настоящее, его рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Характер своего произведения он сам определил как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Влади-меру Ондреевичю». Это жалость плач по погибшим, и похвала слава мужеству и воинской доблести русских.
«Задонщина» вся основана на тексте «Слова о полку Игореве» тут и повторение целых отрывков из «Слова», и одинаковые характеристики, и сходные поэтические приемы. Но «Задонщина» не просто переписывает, но переиначивает «Слово». Обращение к «Слову» вырастает в особый прием, при помощи которого события, изображенные в «Слове о полку Игореве», сравниваются с событиями современной автору «Задонщины» действительности. Этим сопоставлением автор давал понять, что несогласие в действиях князей (как было в «Слове») ведет к поражению, объединение же всех для борьбы с врагом залог победы. В этом отношении примечательно, что в «Задонщине» ничего не говорится о союзниках Мамая Олеге Рязанском и Ягайле Литовском. И вместе с тем о новгородцах (которые, по-видимому, участия в Куликовской битве не принимали) автор «Задонщины» пишет, что они, слишком поздно узнав о походе Мамая и уже не надеясь поспеть «на пособь» к великому князю, тем не менее «аки орли слетешася» и выехали из Новгорода «на пособе» к московскому князю. Автор «Задонщины» вопреки исторической правде стремился показать полное единение всех русских земель в борьбе с Мамаем.
Начало бед Русской земли автор «Задонщины» ведет со злополучного сражения на Каяле и битвы на Калке: «поганые татаровя, бусормановя на реке на Каяле одолеша род Афетов (т. е. русских). И оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася». С момента Мамаева побоища наступает перелом в судьбе Русской земли: «Снидемся, братия и друзи и сыново рускии, составим слово к слову, возвеселим Рускую землю и возверзем печаль на восточную страну».
Сопоставление двух событий и противопоставление разрозненности князей времен Игоря единству русского народа времен Куликовской битвы прослеживаются по всему тексту «Задонщины». Характерный пример. Когда Дмитрий выступает в поход, то «солнце ему ясно на встоце сияет и путь поведает» (в «Слове» войско Игоря выходит в момент солнечного затмения: «Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты»). В «Задонщине» движение сил Мамая к Куликову полю сопряжено с картиной зловещих явлений природы: «А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галици свои речи говорять, орли хлекчют, а волцы грозно воют, а лисицы на кости брешут». В «Слове» подобные же явления (ветер, кричащий с дерева див и проч.) сопровождают выступление в поход русских сил (как предознаменования неудачи).
Язык «Задонщины», по сравнению со «Словом», проще, его поэтические средства ближе к поэтике устного творчества.
Стиль «Задонщины» отличается пестротой: поэтические части памятника тесно переплетаются с частями, носящими прозаический, иногда даже деловой характер, хотя, возможно, эта «неорганизованность» текста объясняется состоянием дошедших до нас списков памятника, а не недостатками самого авторского текста.
Помимо литературных достоинств, «Задонщина» содержит в себе и прогрессивный политический аспект: в ней нашла отражение передовая идея того времени во главе всех русских земель должна стоять Москва, и единение русских князей под властью московского великого князя служит залогом освобождения Русской земли от монголо-татарского господства.
Наиболее подробное описание событий Куликовской битвы сохранил нам другой памятник древнерусской литературы «Сказание о Мамаевом побоище». Произведение это пользовалось огромной популярностью у древнерусских читателей. Сказание многократно переписывалось и перерабатывалось и дошло до нас в восьми редакциях и большом количестве вариантов. Точное время создания «Сказания о Мамаевом побоище» неизвестно. Хотя многие относят его к периоду нашествия Едигея на Русь (1408 г.). Именно обострившимися взаимоотношениями с Ордой может объясняться особый интерес к Куликовской битве. Нашествие Едигея, успех которого объяснялся недостаточной сплоченностью и единодушием русских князей, пробудил мысль о необходимости восстановить единение под руководством великого князя московского для борьбы с внешним врагом. Именно политической направленностью можно объяснить и многочисленные анахронизмы и «ошибки» в излагаемых событиях (например, на битву Дмитрия благословляет не кто-нибудь, а митрополит всея Руси Киприан, хотя на самом деле того в это время не было в пределах страны, Литовским союзником Мамая в Сказании назван князь Ольгерд, гораздо более известная русскому читателю того времени отрицательная фигура, чем реальный союзник Мамая, сын Ольгерда Ягайло и проч.).