Придя на «перрон», я по пассажирским вагонам и обрывкам чешской речи понимаю, что это эшелон из гетто Терезин. Посреди множества вещей, заполонивших платформу, покачиваясь, бродят несколько отставших стариков.
Эй, ты, отведи вон ту старуху в лазарет! эсэсовец делает мне знак плеткой.
Я беру женщину под руку. Платок сбился у нее с головы, обнажив узел седых волос. Наверное, ей за семьдесят, она не маленькая, но и не крупная.
Прошу вас, куда вы меня ведете? в голосе чувствуется беспомощный страх.
В лазарет ни ей, ни мне не кажется странным, что она спрашивает по-чешски, а я по-чешски отвечаю. Для нее Треблинка продолжение Терезина.
А почему, собственно, в лазарет?
Для обследования. Всех старых людей отправляют туда. А откуда вы?
Из Бенешова Пожалуйста, дайте мне немного попить. Я очень хочу пить.
Потерпите чуть-чуть, пожалуйста, не останавливайтесь.
Позади нас двигается такая же пара, за ней эсэсовец, следом еще несколько. Ну, вот пришел и мой черед участвовать в этом. Я должен довести ее туда, там она поймет, посмотрит на меня. Над ямой мне придется сорвать с нее одежду, может быть, поддерживать ее за руку.
Сейчас, думаю я, все решится. Это выпало на твою долю, и тебе остается только сделать то, что ты так часто себе представлял. Не смотри на старуху. Проведи ее как можно ближе к эсэсовцу, дай ему как следует промеж ног, выхвати у него из кобуры пистолет, не бери автомат, из которого он так чисто и беззвучно стреляет. Правда, он слишком внимательно следит за дистанцией. Так близко тебе к нему не подойти, да и постовой наверху, на валу быстрее нажмет на спуск.
Мы приближаемся к зеленой стене «лазарета». Я отпускаю ее руку, хочу освободиться от нее. Но она крепко уцепилась за меня, опирается на мою руку, прижимается к бархату синей артистической блузы, которую я нашел сегодня утром и сразу же надел.
Что это было? Там кто-то стрелял? она спрашивает это без страха, только голос немного взволнован.
Нет-нет, это наши парни грузят багаж.
Прежде чем мы оказываемся в маленьком проходе, ведущем к «лазарету», я оглядываюсь. Расстояние между парой позади нас и эсэсовцем увеличилось. Для двух людей, идущих рядом, дорога узковата. На втором повороте я делаю ей знак, чтобы она прошла вперед, а сам разворачиваюсь и, словно влекомый посторонней силой, со всех ног несусь назад. В это время внутри раздается очередной выстрел. На входе я протискиваюсь мимо следующей пары. Эсэсовец пропускает меня.
Я бегу в барак, но меня сразу же выгоняют обратно на перрон, чтобы унести оставшийся там багаж. В глазах рябит от надписей на чемоданах с эшелонов, прибывших из Терезина. Горы пожитков, обуви, одежды, консервов все еще растут.
Ты струсил, ты сбежал от старухи и от того, что ты, собственно, собирался сделать. Тогда наслаждайся и впредь Треблинкой: баландой, плетками, «лазаретом» Что ты ей сказал, когда она просила пить? «Потерпите чуть-чуть, сейчас вас» Нет, этого я ей не сказал. Но ты это подумал. Признайся, тебе пришло в голову: через минуту вам уже ничего не понадобится. Ты скотина, а что бы ты делал, если бы тебе пришлось вести свою собственную бабушку? Может быть, и она здесь, только что прошла, уже там, и как раз сейчас
В барак я возвращаюсь одним из последних. Лицо маленького курчавого Авраама все обсыпано какао из разорвавшегося пакета. Он отряхивается и стирает коричневый порошок, время от времени засовывая немного какао себе в рот. При этом он причитает, печально и мечтательно одновременно:
Ой вэй, какой большой и богатый эшелон ой вэй, что за эшелон!
Таинственная мастерская смерти
Первый ряд носками ботинок касается белой линии, которая тянется по посыпанному черным шлаком плацу. Мы выстроились вдоль этой линии, без права на жизнь, с наголо обритыми головами и кепками в руках. Перед нами стоят те, кто получают от жизни тем больше, чем больше жизней они уничтожат.
Не расходиться! Смирно! ревет Легавый и делает шаг вперед. Гауптшарфюрер СС Фритц Кюттнер, которого мы называем Легавым, начальник производства в Треблинке. Не начальник, а изверг, он появляется почти одновременно в самых разных местах и умудряется сохранять во всем лагере бешеный, лихорадочный темп.
Высокая фуражка так глубоко надвинута, что закрывает весь лоб. Глаза буравят, словно сквозь прицел, ряды построившихся на плацу.
Высокая фуражка так глубоко надвинута, что закрывает весь лоб. Глаза буравят, словно сквозь прицел, ряды построившихся на плацу.
Старосты, капо вперед, за мной!
Часть эсэсовцев двигается в том же направлении. Легавый оставляет без внимания маленькую группу женщин, стоящую с краю, и медленно идет вдоль рядов.
Ты, выходи нет, ты да, ты, выходи, ты тоже.
Щелкает плетка. Тревога внутри меня немного утихает, потому что теперь я знаю, о чем идет речь. Но я сразу же настраиваюсь на то, что должно произойти. Они отбирают людей для «лагеря смерти». Им снова надо пополнить команду тех, кто работает непосредственно в «мастерской смерти». Насколько я знаю, они никогда не выбирают людей для «лагеря смерти» прямо из эшелонов. Вероятно, они поняли, что первая часть лагеря является необходимой подготовительной ступенью для работы рядом с совершенно обнаженной смертью, что для нее не очень-то годятся те, кого только что вырвали из жизни.
Ну, капо, кто тут у тебя самые ленивые? Выводи их!
Легавый делает вид, что выбор зависит от капо и бригадиров. Они молча подыгрывают ему. Вот капо едва приметно замедлил шаг около одного, вот чуть дольше поглядел на другого, и Легаш выгоняет обоих плеткой из ряда. Это ненадежные люди. Разумеется, Легаш этого не знает. Но зато капо и бригадиры знают это слишком хорошо. Так в этой части Треблинки рабы молча вершат свое строгое правосудие. Это происходит не только при отборе в «лагерь смерти». Иногда во время работы на сортировке нужна помощь, но она не поспевает вовремя. И никто не знает, насколько тот или иной «несчастный случай на производстве» был действительно случайностью, или чьей-то личной местью, или за ним стояло коллективное решение. Тем временем Легавый уже разогрел себя до своего обычного бешеного состояния, обогнал всех и далеко впереди отбирает людей по собственному усмотрению. Остальные эсэсовцы ударами сгоняют их в угол барака двенадцать, тринадцать, четырнадцать Сейчас, сейчас он подойдет, вот уже он осматривает человека рядом со мной. Я высоко держу голову, для этого я уставился на черную крышу барака. Он прошел мимо: я проскочил, на этот раз. Меня не выбрали, я опять буду сортировать пальто, рубашки, ботинки, буду рыться в кучах продуктов, тайком набивать рот едой, тайком надевать чистое белье
Те, кого сейчас уводят за вал, спускаются совсем глубоко, в царство смерти. Они больше не соприкоснутся ни с чем, только с ней, только ее они будут держать в руках, только ее одну, но в виде тысяч фигур обнаженной плоти. Со всех сторон тысячами и тысячами разверстых глаз и ртов на них будет смотреть смерть. Она будет размахивать вокруг них тысячами рук и ног. Она пропитает их своим удушливо-сладковатым запахом. С голых тел ничего не принесешь с собой вечером в барак. Они будут ложиться спать в той одежде, в какой их увели отсюда. А есть только то, что выдают на кухне в жестяных мисках. Сигарета там будет цениться дороже, чем у нас доллары и бриллианты.
Мастерские с инструментами и рабочими столами, платформа, плац-раздевалка, еще хранящий запахи раздетых тел, это всё места подготовительной работы. В конце, там, внизу, «второй лагерь» со строго охраняемой тайной. Уже само название «лагерь смерти» есть заклинание, произносить которое опасно. Даже в своем кругу мы говорим «второй лагерь» или «там, на той стороне». И все-таки мало-помалу, как вода крошечными каплями просачивается через сколь угодно прочную плотину, к нам, в «первый лагерь», проникали отдельные сведения, и со временем я узнавал все больше.
План лагеря Треблинка
(по описанию автора)
13 «казарма имени Макса Биалы»
1 казармы (украинских) охранников-эсэсовцев
2 казармы (украинских) охранников-эсэсовцев
3 администрация и амбулатория для эсэсовцев
4 инструментальная кладовая «картофельной» бригады
5 «зооуголок», называемый также зоопарком
6 конюшня
7 сарай
8 прачечная для СС
9 запланированная пекарня (не была построена)
10 запланированная кладовая (не была построена)
11 «большая касса», место работы «золотых евреев»
1224 так называемое «гетто»
12 кухня для заключенных-евреев
13 прачечная для охранников
14 амбулатория для евреев
15 спальный барак «придворных евреев»
16 швейная и шорная мастерские