И это было всегда приятное для души путешествие, хоть пешком, хоть на велосипеде или на телеге с родителями по луговой, живописной такой дороге, вьющейся между благоухающих покосов, озер и ляг, кудрявых зарослей ивняка по берегу Иртыша до самой паромной переправы.
Это когда Иртыш «устаканился» и течет по своему обычному руслу и переправа устраивается почти напротив Иртышска. А в пору высокой воды переправа на какое-то время устраивалась выше по Иртышу, в урочище Чипишка (от слова шипишка, т.е. шиповник). И тогда к парому ехать надо было верхом, по степной дороге. Но это не так интересно, как по лугу.
Правда, сама переправа на пароме тогда затягивалась чуть ли не на час, и это компенсировало пресность степного подъезда к нему. Парома порой приходилось дожидаться по полчаса и более, пока он набирал на той стороне полную загрузку машин и подвод, да еще и пилил потом по Иртышу, сносимый сильным течением, не меньше времени. И на нашей стороне мог застрять надолго, если не было нужного количества машин.
В общем, довольно муторное это было дело, дожидаться парома если, конечно, вдруг не подгадываешь к моменту, когда он вот-вот должен был отчалить Но я все же не об этом. Паромная переправа в те годы (я имею в виду 60-70-е) это всегда большое скопление транспорта и людей, желающих как можно скорее перебраться на ту сторону Иртыша. И нередко в месте ожидания парома, и на самом судне случались запоминающиеся приключения.
Однажды я стал свидетелем, как долго скучающая в ожидании парома запряженная в повозку с резиновыми колесами лошадь часто и остервенело отмахивающаяся от назойливых паутов и слепней головой, хвостом и даже копытами, вдруг взбесилась.
Она буквально встала на дыбы и, чудом не выскочив из оглоблей, резко потащила телегу в сторону. Дремавший в передке мужик встрепенулся, но ничего не успел сделать. Телега встала боком, ездок вывалился из нее на землю, встал на карачки, и в таком положении его дважды переехало передним и задним колесами прямо по спине и пригнутой к земле голове.
Все, кто это видел, ахнули, закричали. Кто-то из зевак успел прыгнуть к взбесившейся лошади и повиснуть у нее на узде. Та еще пару раз скакнула в оглоблях, пытаясь лягнуть невидимого врага и успокоилась, но все еще грызла оскаленными желтыми зубами железные удила. Люди бросились к лежащему калачиком на смятой траве хозяину повозки. Но тот сам завозился, встал и таким громогласным матом обложил все и всех вокруг, что стало понятно: жить будет! Спасло его от увечий, конечно, то, что телега была оснащена колесами на резиновом ходу, а не деревянными колесами, обитыми железными шинами.
А другой, на этот раз забавный случай, произошел уже на самом пароме. Загруженный под завязку машинами, мотоциклами, телегами и людьми, он ходко шел по течению к противоположному берегу с виднеющимися башней элеватора, низкими жилыми строениями с белеющими шиферными и даже глинобитными крышами, а также пришвартованными к пристани несколькими самоходными и прицепными баржами.
В те времена движение на Иртыше было знатное, и паром за каждую свою ходку не раз крикливо приветствовал идущие навстречу или обгоняющие его суда. Я стоял на носу (туда можно бы иногда пробраться и постоять там несколько мину, пока кто-нибудь из экипажа не прогонял тебя) и с удовольствием втягивал в себя влажный свежий воздух, напоенный тонким ароматом цветущих на обеих сторонах Иртыша верб, только что распустившихся клейких листочков тополей, дымком сжигаемых на огородах иртышан картофельной ботвы дело было в мае.
И тут за моей спиной послышался шум, который не мог перекрыть даже мерный рокот паромного дизеля. Я обернулся. По парому с криками бегали люди, а от них с визгом, шустро ныряя под машины и телеги, убегали двое крупных ну, килограммов на сорок, наверное, каждый, чистеньких таких, беленьких поросят.
По-видимому, кто-то вез их продавать на базар. Да не усмотрели за живностью, хрюшки и сиганули из телеги или на чем их там везли. К погоне за юркими «пятачками» подключалось все больше людей, на пароме стояли хохот, крики, ругань, пронзительный поросячий визг. Казалось, вот-вот беглецов схватят и водрузят обратно на повозку.
Но тут случилось невероятное. Сначала один поросенок выбежал на совсем немного приподнятые ручной лебедкой после отчаливания от берега сходни, следом второй. А на них надвигалась целая толпа оживленных, раскрасневшихся преследователей. И поняв, что им больше некуда деваться, оба свинтуса, один за другим прыгнули за борт парома.
По парому прокатился стон разочарования хозяев свинюшек и жизнерадостный хохот зевак. Я тогда впервые увидел, как свиньи умеют плавать. Наш паром полным ходом продолжал идти к надвигающему Иртышску, а поросята, высунув из воды свои треугольные уши и пятачки, ходко, рассекая воду как две маленькие торпеды, плыли в другую сторону, к своему берегу, откуда их хотели предательски увезти на продажу хозяева
Оксана Довгунец
Мне важно
Сквозь стены хожу словно призрак.
Любой лабиринт мне подвластен.
В угоду другим я жертвую жизнью.
Нет, большим! Я жертвую счастьем.
Не понята всеми, к тому уж привыкла.
Иллюзий на этот я счет не держу.
Мне важно теперь чрез взросления циклы,
Себя не теряя пройти к рубежу.
Мне важно теперь баланс удержать
Смиренья и истинной веры,
Хоть крылья слабы, но все же мечтать.
Мне важно узнать свою Меру.
Простить себя
Простить себя казалось бы, что проще?
Ведь ты любимый у себя один.
Но все ж к себе всегда ты злей и жестче,
А стыд твой самый строгий господин.
О как нелеп ты в слабых оправданьях,
Что от любви лишь унижался так,
Что именно она была молчаньем,
И гордостью довлел потери страх
.Простить себя так трудно и так нужно.
Вперед мешает этот груз идти.
За то, что был в руках чужих игрушкой,
Покайся пред собой и отпусти.
Спасибо
Давай уже не будем
Друг друга ждать, довольно!
Развязан узел судеб
Да трудно, но не больно.
Всё помнить и мириться,
Что счастье стало прошлым,
Исписанной страницей,
Мечтой о невозможном.
Что не сберег простила
Жить без тебя мой выбор.
Будь счастлив бывший милый,
За то, что был спасибо!
Ошибка
В калейдоскопе рваных мыслей,
Который день ты ищешь радость.
Одна из самых важных истин,
Вдруг где-то снова затерялась.
И в лихорадочном ознобе,
Устав от собственных истерик,
Во внешний мир на слабой злобе,
Ты из ловушки ищешь двери.
Вся радость там, в простом и важном,
Лишь меру знай проста ведь суть!
Отчаянным, пустым, миражным.
Твой оказался этот путь.
И вот на новый ты ступаешь.
Он не проторен страшно, зыбко.
И боль ушла, лишь понимаешь,
Что избежала ты ошибки.
Ода морю
Сколько песен стихов и баллад
Посвящают тебе все поэты.
Про прибой и прекрасный закат,
Вновь и вновь сочиняют куплеты.
Сколько ты покорило сердец,
Я всего лишь одна из многих.
Там где ты я вечный юнец,
Неустанно идут к тебе ноги.
С нежным трепетом и восхищеньем,
Каждый раз я на берег ступаю.
Ты религия, ты очищенье!
Море, слышишь, с тобой я живая!
Нина Дикович
У весны свои законы
У весны свои законы
И не нам о них судить.
Облака-небес иконы,
Без которых не прожить.
Не прожить без цвета вишен,
Без сирени кружевной.
Лепестки взлетают выше
И кружАтся надо мной.
Просыпается топтыга,
Крот прорыл на волю ход.
И лягушек скачет «иго»,
Ёжик по траве идёт.
А законы пробужденья
Постепенны и легки.
На природы отраженье
Смотрят рыбы из реки.
Смотрит птица сверху вниз,
На земле ледышки тают.
Человечества каприз
Храм природы исполняет
До тех пор, пока не стала нормой смерть
До тех пор, пока не стала нормой смерть,
До тех пор, пока чужое горе гложет,
Изнутри не сможем мы истлеть,
Очерстветь душою мы не сможем.
И пока сочувствуем утрате,
Горю соболезнуем людскому
На Земле добра и мира хватит,
Не нарушатся вселенские законы.
Когда понимание выше амбиций и страсти
Когда понимание выше амбиций и страсти,
Когда человеческий долг выправляет душу,
Ты понимаешь: какое на свете счастье,
Жить, говорить, дышать и немного слушать.
Осознаёшь, как летят облака устало,
Как изумительно скрипнут качели при этом.
Быстрых минут для вселенной, конечно, мало,
Но для тебя-это целая память лета.
Как же удобно окно задевает вишню,
Солнце в него выливается ежедневно.
И поутру, если ты, непутёвый, заспишься,
Соседский петух прокричит свою песню гневно.
Тропки в саду приведут до кустов смороды,
Рядом колодец шумит ключевой водой.
Пока я дышу-наслаждаюсь дарами природы,
Пока я живу, я могу возвратиться домой.