А потом снова забываешь. Ноябрь же. Бабочки.
История одной любви
Однажды, лет двадцать назад, родители таскали меня по рынку, я устало топтала картонки у каждого прилавка, а хотелось мне пирожок из кафетерия на выходе из их окошка так пахло
Мы искали туфли на первое сентября.
Не помню, нравилось мне выбирать или нет. Наверное, не очень, потому что, как и во всех нормальных семьях, выбирали родители. Давили на пальчик и многозначительным тоном переспрашивали: «Точно нигде не жмёт?» А на твою хлюпающую походку удовлетворённо кивали ваточку подложим.
А может, и нравилось. Первые туфельки как-никак. Они были черные, золотые клёпки по бокам, на квадратном каблучке, который сейчас, кстати, снова в моде. Прекраснее истории из детства не придумать, если бы не одно «но».
Я была влюблена в другие. Нагло, без памяти, из самой глубины сердца.
С ними я готова была бежать и тайно венчаться где-то в церквушке глухой деревни.
Они были алые. Как леденец на солнце дерзко-красные и сияющие. С круглым носиком и блестящей пряжкой на ремешке. Даже каблучок и подошва были красные.
Их хотелось облизнуть, так они были привлекательны.
А меня силком выдавали за практичные чёрные. Я ревела и просила маменьку пощадить, ведь это на всю жизнь! С нелюбимыми!
«Стерпится слюбится». Так и живём.
Но то солнечное августовское утро и те лаковые красные туфельки на пыльном асфальте жили в моём сердце все эти двадцать лет. Даже иногда снились. Они смотрели на меня с разных витрин, но я боялась подойти.
А сегодня
В общем, у нас запоздавший медовый месяц.
Reserved
я постоянно прошу: боже, научи любить всех, каждого.
научи любить. а потом пугаюсь как же так, сразу всех?
ведь невозможно.
кто-то отрезал аморально, кто-то смазал полуаморфно.
а я хрен знает, просто странно. я люблю тебя. ты внутри.
но так странно внутри ещё он, она и они.
может, я вру? страшно любить. так разно.
но до судорог сильно. я люблю тебя. ты можешь уйти.
временно или временно-навсегда. но твой столик всегда «reserved»,
за ним я бесконечно пью траву и выкуриваю слова.
в разных носках. без белья.
там есть ещё столы: два или три, прикроватные или столовые
тоже reserved. за ними оборванцы,
собаки, живые и мертвые, и пустые.
я и за ними, тоже жду. босая и в кольцах, в беспуговичном пальто.
не спрашивай, как.
объясни лучше сам. всего мышца, да с кулак.
как там целый ты с морями и пропастями, комарами и птицами и ещё со мной?
и ещё они, со своими столами. а эта нежность?
размерами облаков со всей земли. ты, пилот,
среди них найдешь путь. когда-нибудь прилети,
не то к чертям все столы стану просить у всевышнего каблуки.
Юлия Кабиокова
Вдребезги
1. Знаешь, я очень устала,
Устала себя убивать,
Чтобы легче мне стало,
Лишнее нужно убрать.
Знаешь, я точно решила
Вместе нам больше не быть,
Прошлое с тобою разбила,
Выбросить мусор, забыть.
Припев. Я вдребезги разобью прошлое,
Что когда-то связывало нас,
Там, поверь, ничего хорошего,
Холодно, костёр любви погас.
Выброшу осколки без жалости,
Мне они совсем ни к чему,
Я избавлюсь от чувства усталости,
Жить новой жизнью начну.
2. Знаешь, мы больше не пара,
Ты не мой тайный герой
Из придуманного романа
Следующий за мечтой.
Знаешь, ты разбей тоже
Наше прошлое и просто забудь,
Вместе нам быть невозможно,
Как потухший костёр не раздуть.
Сергей Карпеев
Смеялась девушка
Смеялась девушка, смеялась,
И в никуда тот падал смех
Как будто ночь и свет сменялись
Сменялись просто без помех
Потом случалось звонко пела,
Свободно, чисто и легко
Да просто так сама хотела,
Желанье было велико
Грустила. Но и снова пела,
Свободно, чисто и легко
И песня милая летела
И далеко и высоко
За ней и радость и удача,
За ней и слёзы, может быть
Но всё ж хотелось ей иначе
И сердцем и душой любить
Весь этот мир большой и важный,
Поля, берёзку на юру
Хотелось чтобы в жизни каждый
Промолвил вдруг своё «Люблю»
И чьё-то сердце в миг открылась,
Забилось рядом в унисон
И песня счастьем окрылилась
А счастья нёс ей Купидон
Табуретка
Табуретка
Я вижу сигаретный дым
И ощущаю каждой клеткой
Что я тогда общалась с ним
Когда пришёл за табуреткой
Он у меня не соль просил
Не белую, как снег салфетку
Не спичку, что вдруг погасил
А попросил он табуретку
В глаза взглянула невзначай
И в синеве морей пропала
Меня ты, мама, не ругай
Я в них такое увидала
Там края нет у синевы
Там доброта и свет без края
Вчера всю ночку соловьи
Свистели душу согревая
Любовь всегда, как сладкий мёд
И боль под утро головная
Ох, если знать бы наперёд
Что у соседа есть другая
Зачем не чай пришёл просить
Зачем не звал гулять в беседку
Мог выключатель заменить
А попросил он табуретку
Два помидора, колбаса
И хлеб нарезан на газетке
Сижу одна уж полчаса
Есть стол, но он без табуретки
Могла отдать ему бы всё
Пилу, от головы таблетку
Пустой блокнот для адресов
А отдала вдруг табуретку
Березки
Штыки от стужи побелели,
Снега мерцали синевой
А я вот помню лишь шинели
И все берёзки до одной
Они стояли, как невесты
Развесив снега бахрому
Их было восемь на разъезде
Как нас, детей в родном дому
Они притихшие стояли,
И молча слушали гармонь
С бойцами вместе на привале
Вдруг ветки опалил огонь
Он бушевал, он рядом злился,
Ни зги вокруг не замечал
В стволах берёзок поселился
И в миг тот яростнее стал
И жутко бедные трещали,
Берёзки сжатые огнём
Вслед за бойцами умирали
Их защищая кров и дом
Огонь летел неуправляем
,Он лез к берёзкам напролом,
Угрюмо думал: Погуляем,
Мы на разъезде на пустом
Они стояли, как невесты,
Развесив снега бахрому
Их было восемь на разъезде
О них я память берегу
Дунь
На столе лежал Белый Лист бумаги. Лежал себе и лежал и не было в этом нечего особенного только солнце иногда бросало свои жаркие лучи на его белую поверхность, да ветер, долетавший в комнату из приоткрытой форточки касался его легкой прозрачной своей ладонью вот и всё что с ним за весь день происходило. Скучно было Листу. А вы пробовали когда-нибудь лежать в полном одиночестве целые сутки? Днем-то было ещё терпимо, а ночью приходил Страх. Как он выгладил Белый Лист представлял себе смутно всё-таки вокруг было темно и Страх приобретал каждый раз новые очертания. Лишь одно у него всегда было неизменным и запоминающимся. У Страха были длинные, липкие, тёмные руки, которые всё время пытались уничтожить Белый Лист смять его, разорвать, испещрить никому ненужными кружочками и штрихами, но каждый раз рукам этим мешал рассвет. Он появлялся за окном всегда неожиданно, быстро и так желанно для одинокого Белого Листа, что Страх видя это всегда отступал в сторону и незаметно исчезал за дверью чтобы затем прийти к Белому Листу опять по тёмным дорогам ночи. Так прошёл день, пролетела, неделя, так прошелестел по двору месяц. Лист уже потерял всякую надежду на то, что его заметят одиноко лежащим на столе и он сможет кому-нибудь пригодится. Но однажды утром на Листе появились стихи