Сталин направил документ членам Политбюро «Из рук в руки. (Каждому отдельно). С обязательством вернуть в ПБ»[40].
В это время японское военное руководство в Маньчжурии встало на путь постепенного наращивания провокаций. В 19361938 гг. на маньчжуро-советской границе был зарегистрирован 231 инцидент, в том числе 35 крупных боевых столкновений.
30 января 1936 г. на участке Гродековского пограничного отряда две роты японо-маньчжур углубились на полтора километра в глубь советской территории в районе пади Мещеряковской, однако были выбиты обратно. В ходе боя, по советским данным, противник потерял 31 чел. убитыми, с нашей стороны погибли четверо пограничников.
24 ноября 1936 г. на том же участке границу нарушил японский конно-пеший отряд численностью около 60 чел. После схватки с пограничниками японцы были отброшены, потеряв 18 чел. убитыми и 7 ранеными[41].
Генеральным штабом Японии, с учетом данных разведки, был уточнен подготовленный ранее план «Оцу». На 19381939 гг. намечалась концентрация основных сил в Маньчжурии. На первом этапе планировавшихся боевых действий против СССР предусматривалось захватить города: Никольск-Уссурийский (с 1935 г. г. Уссурийск), Владивосток, Иман, а затем Хабаровск, Благовещенск, Куйбышевку-Восточную. При этом одновременно было запланировано вторжение в Монгольскую Народную Республику.
С учетом складывающейся обстановки Сталиным принимается решение об усилении обороноспособности Дальневосточного края. С этого времени начинается чехарда назначений и переназначений в партийных и силовых блоках ДВК.
В январе 1937 г. первый секретарь Далькрайкома ВКП(б) Л. И. Лаврентьев из-за излишнего либерализма был снят и заменен более «жестким» партийным руководителем И. М. Варейкисом, который по приезде потребовал от начальника УНКВД ДВК Т.Д. Дерибаса немедленного разоблачения краевого правотроцкистского подполья. Командующим Особой краснознаменной дальневосточной армией в то время был широко известный Маршал Советского Союза В. К. Блюхер.
8 мая 1937 г. Политбюро приняло решение для усиления чекистской работы на Дальнем Востоке перевести В. А. Балицкого с должности наркома внутренних дел УССР на должность начальника УНКВД ДВК. При этом ему подчинялась посланная ранее туда решением ЦК ВКП(б) группа чекистов во главе с комиссаром государственной безопасности 2 ранга Л. Г. Мироновым.
Т.Д. Дерибас, возглавлявший до этого УНКВД ДВК, отзывался в распоряжение НКВД СССР. Вопрос о его дальнейшем использовании должен был решиться по его приезде в Москву[42].
Однако 19 июня снимают Балицкого, 7 июля его арестовывают, а затем приговаривают к расстрелу. Немного позже, 31 июля 1937 г., начальником УНКВД ДВК был назначен Г. С. Люшков, хорошо зарекомендовавший себя на прошлой работе. Дела по УНКВД ДВК он принимает у Дерибаса. Его назначение на Дальний Восток было неслучайным. Сталин не доверял Блюхеру. Ему нужен был человек, который бы «присматривал» за маршалом.
По-видимому, была еще одна причина этого перевода. Работая в Азово-Черноморском крае, Люшков собирал информацию на И. М. Варейкиса (см. гл. «Побег начальника УНКВД ДВК Люшкова в Маньчжурию»). При переводе его в ДВК он не мог не продолжать этого делать. Сталин это также понимал. Он нуждался в объективной информации. Таким образом, Люшков вынужден был «присматривать» не только за Блюхером, но и за первым секретарем Далькрайкома ВКП(б).
В это время начинаются операции по массовым репрессиям. Согласно оперативному приказу НКВД СССР 00447 от 30 июля 1937 г., было принято решение о репрессировании бывших кулаков, уголовников и антисоветского элемента. Операцию решили начать по всем областям Союза 5 августа 1937 г., в ДВК с 15 августа 1937 г. Всю операцию предполагалось закончить в четырехмесячный срок, а в ДВК не позднее 1 апреля 1938 г.
При организации и проведении операций весь репрессируемый антисоветский элемент разбили на две категории. К первой категории относились наиболее враждебные элементы. Они подлежали немедленному аресту и после рассмотрения их дел на заседаниях «троек» расстрелу. Ко второй категории относились менее активные враждебные элементы. Они подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них заключению на те же сроки в тюрьмы.
Прежде всего репрессиям подвергался контингент, отнесенный к первой категории. Следствие требовалось проводить ускоренно и в упрощенном порядке с обязательным выявлением преступных связей арестованных. По его окончании дело направлялось на рассмотрение «тройки». Дальневосточному краю выделялся лимит по первой категории 2000 чел., по второй 4000 чел. Утвержденные цифры являлись ориентировочными. Однако наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имели права самостоятельно их превышать. В случаях, когда обстановка требовала увеличения утвержденных цифр, они обязаны были представлять соответствующие мотивировочные ходатайства. Уменьшение цифр, а равно и перевод лиц, намеченных к репрессированию по первой категории, во вторую и наоборот разрешались.
Прежде всего репрессиям подвергался контингент, отнесенный к первой категории. Следствие требовалось проводить ускоренно и в упрощенном порядке с обязательным выявлением преступных связей арестованных. По его окончании дело направлялось на рассмотрение «тройки». Дальневосточному краю выделялся лимит по первой категории 2000 чел., по второй 4000 чел. Утвержденные цифры являлись ориентировочными. Однако наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имели права самостоятельно их превышать. В случаях, когда обстановка требовала увеличения утвержденных цифр, они обязаны были представлять соответствующие мотивировочные ходатайства. Уменьшение цифр, а равно и перевод лиц, намеченных к репрессированию по первой категории, во вторую и наоборот разрешались.
«Тройки» вели протоколы своих заседаний, в которых записывали вынесенные ими приговоры в отношении каждого осужденного. Протоколы заседаний «троек» направлялись начальникам оперативной группы для приведения приговоров в исполнение. Общее руководство по проведению операций возлагалось на первого заместителя наркома НКВД СССР комкора М. П. Фриновского. В Дальневосточном крае председателем «тройки» был назначен Люшков, а членами Птуха и Федин[43].
20 августа 1937 г. Сталин, видимо, устав ждать от секретаря Далькрайкома Варейкиса сообщений об обстановке в крае, сам направил ему в Хабаровск шифртелеграмму. Он недоумевал: «по сведениям ЦК в вашем крае идут аресты по линии парторганизаций. Нельзя ли узнать, кто именно арестован, кем думаете заменить арестованных и каково вообще ваше отношение к арестам. Не кажется ли вам странным ваше молчание»[44].
На следующий день, 21 августа Варейкис поспешил дать объяснение. По его мнению, все, что происходило до последнего Пленума ЦК по линии арестов, чистки края и парторганизации от врагов, он докладывал ЦК на Пленуме и во время Пленума. При этом признал, что за время после июньского Пленума не информировал ЦК, и обязался впредь все регулярно сообщать. Он писал, что в связи с арестом Дерибаса, Западного и начальника УНКВД Приморья Визеля, Амурской области Давыдова, начальника Особого отдела ОКДВА Барминского выяснилось, что органы НКВД покрывали участников контрреволюционного японо-троцкистского фашистского заговора, часть которых еще якобы осталась в составе руководящих работников[45].
В своем следующем письме Варейкис подробно информировал Сталина о положении в Дальневосточном крае. По его словам, положение было плохим с партийным и советским руководством, особенно по войсковому строительству. Сослался он и на то, что бывший секретарь Лаврентьев все запустил. «Враги тормозили укрепление ДВК. После февральского Пленума был вскрыт краевой троцкистско-правый японский шпионский центр, в который входили: Лаврентьев, Крутов, Дерибас, Лейберг (член бюро крайкома, бывший начальник Дальневосточной ж. д.), Сангурский (заместитель командующего ОКДВА), Аронштам (нач. ПУаРМа ОКДВА), Гербек (шпион, агент двух контрразведок немецкой и японской) в ДВК работал четыре года уполномоченным Наркомлеса».
Варейкис признался, что выдвигать новых людей очень трудно, т. к. партийные руководители и он сам еще плохо знают людей. Осторожность эта оправдывается тем, что в составе секретарей райкомов, председателей райисполкомов и других городских и районных работников немало есть еще прямых ставленников Лаврентьева и Крутова.
Неблагополучно, по его мнению, обстояло дело и в комсомоле. Секретарь крайкома комсомола Листовский работал в ДВК пять лет, характеризовался разложившимся человеком, троцкистом, японским шпионом. В 1926 г. его отозвал ЦК ВЛКСМ, прислали Чернявского с Северного Кавказа, оказалось, что он проходит в группе правых, в компании с Пивоваровым на Северном Кавказе. Его сняли. Распустили бюро крайкома ВЛКСМ. Политическое, бытовое, моральное разложение в среде руководящего состава работников комсомола поощрял Лаврентьев, он спаивал секретарей крайкома комсомола, таскал их по банкетам, которые здесь чудовищно процветали. В настоящее время секретарем крайкома ВЛКСМ избран Аман, присланный ЦК ВЛКСМ. Дела в комсомоле пошли значительно лучше.
Была вскрыта троцкистско-правая вредительская организация на железных дорогах ДВК.
Вредительство в крае, по мнению Варейкиса, было направлено главным образом на срыв войскового строительства. Ему «пришлось» сменить почти все кадры военных строителей. Из плана строительства в 370 млн руб. на 1 сентября выполнено только на 97 млн руб. В течение сентября ноября Варейкис надеялся подтянуть особенно строительство аэродромов, ангаров, складское строительство. Однако весь план войскового строительства и в этом году выполнен не будет. Это очевидно, сетовал первый секретарь Далькрайкома ВКП(б).