Прости, если я спрашиваю, но про что говорил так твой отец?
Отец? вздохнул Яхси.
Нет, не говори, если не хочешь
Мы друзья Усену, а значит должны делиться друг с другом и радостями и горестями. Это случилось незадолго до твоего появления у нас, начал повествование Яхси.
«Наша стая кочевала из одной местности в другую, в поисках пропитания для себя, и нас, их детей, их надежды на будущее. Но стояла суровая осень, и родителям приходилось удаляться далеко-далеко от стаи, чтобы найти пропитание. И вот однажды мой отец, вожак стаи, и моя мать, вместе с небольшой группой взрослых, ушли на охоту. Их не было несколько дней, а точнее четыре. Я особо не волновался, ведь это было не в первой, да и старшие, с которыми нас оставили всячески нас успокаивали. Но когда на утро пятого дня, взрослые вернулись, и, завидев первого впереди шедшего моего отца, я не скрывая радости, кинулся к нему»
Яхси явно было тяжело это рассказывать, слезы и подступающий ком к горлу, мешали ему, но он пересилил все это и продолжил.
«Я ни когда не забуду выражение его лица, эти глаза полные страха и отчаяния. Испугавшись его, я кинулся вглубь пещеры, куда поспешил за мной мой отец. Он нагнал меня и сильно обнял. Первые моменты мы не промолвили ни слова, рыдая вместе. А когда отец, взял себя в лапы, он молвил:
Прости сынок, но мама больше не вернется, его слова прозвучали как приговор, и я тут же кинулся прочь от него.
Забившись в темный угол пещеры, где никто не мог меня видеть, я рыдал весь день. Ни уговоры моего отца, ни других членов стаи не могли заставить меня выбраться оттуда. Я совершенно забыл про голод, холод, все мое нутро трясло и колотило, и лишь одна мысль вертелась у меня в голове, и была она про маму. Выстрадав за этот день и ночь, все муки потери мамы, на утро следующего дня, я, стиснув зубы, вышел на свет. И сделав неимоверное усилие над собой, я подошел к отцу, и немного сурово спросил его, как все произошло? Отец, немного отведя меня в сторону от членов стаи, сам весь трясясь и чуть не плача, рассказал мне, как они вместе с матерью выслеживали добычу, и как вдруг раздался оглушительный треск и грохот. Мать упала в яму, в капкан, поставленный человеком, где на дне ямы торчали острые прутья. Больше я не смог добиться от отца, он прижался ко мне и разрыдался. А я, до крови прикусив губу, отстранился от него, и, прохрипев сквозь боль, ответил ему.
Ты не смог уберечь ее!»
Не смог! повторил Яхси, понимая, что уже плачет, а его голос давно уже выдал его Усену, но он продолжил.
«Отец тогда с такой невообразимой грустью и сожалением взглянул на меня, что это больше всего укололо меня прямо в сердце. С замеревшим сердцем, капающей кровью из надкушенной губы, я оставил его. Просто взял, и отвернулся, пошел прочь. И с тех пор, мы больше с отцом на эту тему не разговаривали более. И всякий раз, когда он хотел со мной поговорить по душам, я отворачивался и уходил молча. С того самого дня, между мной и моим отцом выросла невидимая стена, которую я сам воздвиг. Всякое его слово, я пропускал мимо ушей, всякому указу, противился. Я так сильно ушел тогда в себя, что, когда ты с Ришем появились у нас, я просто возненавидел вас и старался не замечать. Ведь ваша жизнь, была отражением моей, так похожи были наши судьбы. А с вашим уходом я и вовсе распоясался, никого не слушался, делал все, что мне задумается, и никто не был мне указ. Отец все это прекрасно видел, но что он мог сделать со мной, своим сыном, винившим во всем произошедшем его.
Время шло, и я потихоньку смягчился, а тут еще и вы появились снова. Но до сих пор, я не могу выбросить тот взгляд отца, когда я»
Яхси замолк, не мог больше говорить. Тогда Усену прекрасно его понимая, ведь когда-то и сам через все это прошел, встал, поднял волка, обнял его, прижав к своему сердцу.
У всех у нас есть шрамы на сердце, молвил сквозь слезы Усену.
Так обнявшись, они стояли с минуту, после этого как бы поделившись друг с другом своим горем, разделив его поровну, они снова прилегли.
Спасибо Усену!
Это тебе спасибо Яхси, ведь ты никому это не рассказывал!
Я так глубоко похоронил воспоминания от тех днях, что и забыл, какую боль они приносят мне каждый день, и я, не понимая, что со мной, бросаюсь на всех как цепная собака.
Понимаю Яхси! Но думаю теперь тебе станет немного полегче.
Только немного! Меня очень сильно тяготит мысль, что я так и не простил отца, и в тот день, когда уходил с вами, отец в который раз взглянул на меня, как в тот день, и не дождался от меня, тех слов, что могли бы утешить его старые сердечные раны. Одного слова, одного взгляда хватило бы Но какой я дурень бессердечный, сказал ему лишь сухо:
Спасибо Усену!
Это тебе спасибо Яхси, ведь ты никому это не рассказывал!
Я так глубоко похоронил воспоминания от тех днях, что и забыл, какую боль они приносят мне каждый день, и я, не понимая, что со мной, бросаюсь на всех как цепная собака.
Понимаю Яхси! Но думаю теперь тебе станет немного полегче.
Только немного! Меня очень сильно тяготит мысль, что я так и не простил отца, и в тот день, когда уходил с вами, отец в который раз взглянул на меня, как в тот день, и не дождался от меня, тех слов, что могли бы утешить его старые сердечные раны. Одного слова, одного взгляда хватило бы Но какой я дурень бессердечный, сказал ему лишь сухо:
Пока!
Яхси затих, опустив взгляд, коря себя в душе, за все те горести, что принес отцу.
И ты скажешь их, обязательно скажешь! воскликнул Усену, загоревшись новой целью.
Как Усену?! Ведь именно эти детские раны, полученные тобою и мною, не позволяют нам двигаться дальше. Мы лишь отсрочиваем неизбежное.
Да Яхси, раны, полученные в детстве, очень тянут и ноют, и порой кровоточат и слезятся, причиняя нестерпимую боль. Но знаешь, что я скажу тебе Яхси, если с тобой рядом те, кому ты не безразличен, и кто готов с тобой разделить все беды и горести, пережить их вместе неизбежное теряется где-то там впереди, в далеком недосягаемом глазу будущем. И что думать о том, что еще не случилось, и горевать над тем, что было в прошлом, если сейчас куда важнее, чем до и после, если сейчас ты окружен добротой и дружбой, если сейчас, мы сами решаем, куда повернуть русло нашей жизни, мудро закончил Усену, сам немного дивясь себе.
Ты не понимаешь Усену! Страх перед человеком не позволил сегодня нам принять решение от которого напрямую зависит твое спасение, распалился Яхси, не в силах больше скрывать этого. Особенно после столь открытого разговора, который у них состоялся.
Понимаю Яхси, Риш и Хис мне рассказали.
Что?
Да и про предложение Хэна, о людях, которые может быть единственные, кто могут мне помочь, и про твою реакцию на все это.
Что? Ты все знал? удивился Яхси.
Да, но не подал виду.
Но зачем, в смысле почему, зная все это ты
Я хотел услышать это от тебя, мой друг. И знаешь, что Яхси, если до этого я сомневался принять ли предложение Хэна, то теперь, я готов рискнуть.
Но зачем, почему?
Твои слова, они звучали от чистого сердца. А цель твоей жизни отныне стала и моей. И ради того, чтобы увидеть, как вновь воссоединяются отец и сын, я готов, на все!
Как ты можешь? запинаясь молвил Яхси, слова Усену немного ошарашили волка.
И я хочу, чтобы именно ты Яхси, сказал Хэну, что я готов.
Я?!
Не подумай, что я издеваюсь над тобой, зная, как ты к нему относишься! Просто тем самым ты докажешь мне и себе, что мы способны на прощение. Сделай первый шаг, закончил Усену и умолк.
Яхси, немного помявшись, вышел на свет, и медленно приходя в себя, после задушевного разговора, глотая слюну, нахлынувшую от страха, и напряжения, прекрасно понимая, к чему клонит барс, он медленно направился к Хэну. Риш, Хис и Усс совершенно не понимая, что хочет Яхси, сбитые с толку его внешним видом, слегка помятым и нервно трясущимися лапами, стали осторожно поглядывать в его сторону.
Хэн! произнес тихо Яхси, еле стоя на лапах.
Хэн! повторил он громче, от чего барс, очнулся от дум, повернулся к волку лицом и видя, в каком состоянии Яхси, сел прямо перед ним, не сводя с него глаз.
Я хотел начал заикаясь Яхси, вдруг ощутив в себе тот страх, как в тот день. По-про-сить прощения! выдавил он.
Да-а, протянул Хэн. А за что?
Ну-у, я За свои слова, я был не прав!
Хэн стал меняться в лице.
И мы, тут, посоветовавшись, решили, что согласны!
Это был выбор твой или Усену? вкрадчиво молвил Хэн.
Ну, наш, то есть Усену, в смысле наш общий.
Так чей же?
Усену! ответил твердо Яхси.
Но мы всячески его поддерживаем, как и Усену нас. И мы понимаем, что он идет на это, прежде всего из-за нас, а мы в свою очередь ради него, закончил Яхси.
Хэн вдруг снова поменялся в лице, пристально взглянув прямо в глаза Яхси, как бы силясь прочесть в них, все, что было у волка на душе.
Прощаю! вдруг неожиданно ответил Хэн, и бросил на Яхси такой взгляд, от которого того, чуть не подкосило, ведь он был так похож на взгляд его отца. После чего Хэн, не спеша принял свою прежнюю позу, и закрыл глаза, не проронив больше ни слова.