Как же долго умирает эпоха, рушатся дома, порастают быльем тропы, все покрывается новым временным слоем. Старое становится все более уродливым, новое все более чужим. Мир движется к неминуемому концу, начиная медленно возвращаться к началу.
Барон
На нашем родовом гербе по материнской линии изображены дуб (любимое дерево друидов) и три драконьих зуба. По преданию самые первые представители рода Бакуниных были из Трансильвании, и там один из моих храбрых прапрапрадедов убил дракона, мучавшего жителей города на протяжении многих десятилетий. Поэтому на нашем гербе драконьи зубы На родовом гербе рода Унгерн Штернбергов изображены лилии, шестиконечные звезды, девиз рода «Звезда их не знает заката». А мой личный девиз «Служи и властвуй».
«И что вам до этого Штернберга», спросите вы?
Попробую вам рассказать, все довольно просто: я нашла родственную душу в бушующем океане человеческих судеб Барона Отто Фон Унгерн Штернберга Моя уязвимость и гиперчувствительность в отношениях с людьми делают жизнь довольно сложной. Так хочется, чтоб все пело в унисон. Всегда. И поэтому проще прикинуться дурачком, быть отшельником, это дает шанс сохранять внутреннюю свободу, быть собой, взаимодействовать с пространством и невидимыми потоками энергий и временных рек, радоваться первозданной красоте природы, черпать силу, чтобы восхищаться, удивляться и благодарить. И как барона Унгерн Штернберга с острова Даго меня намного больше «пленяет роль затаенного существа», когда «не надо кривляться, сочинять себя, позировать», и можно любить свободу и дорожить тайной.
Когда-то самодержец пустыни острова Даго, пират и бунтарь, блестящий аристократ был сослан в Сибирь за то, что манипулировал с маяками острова, тем самым сбивая корабли с курса, в результате чего они разбивались, а барон пополнял казну Вполне возможно, что это всего лишь легенда, а в Сибирь Отто сослали за прямой, строптивый нрав и свободу от условностей общества, к которому он принадлежал, но сбежал, выбрав добровольное изгнание ради сохранения внутренней свободы и мобилизации сокрытых сил души.
Вот что нам известно о бароне из его биографии. «Он родился в 1744 году в Лифляндии, после окончания Лейпцигского университета оказался в Варшаве, при дворе польского короля Станислава Понятовского дослужился до камергера, затем переехал в Петербург, а в 1781 году купил у своего университетского товарища, графа Карла Магнуса Штенбока, имение Гогенхельм на острове Даго и прожил здесь до 1802 года, когда был судим и сослан в Тобольск. Там, спустя десять лет, он и умер». Или почти что умер.
Есть и другая версия о перестановке маяков. На острове Даго барон «начал выказывать необычайную страсть к науке. Чтобы ничто не отвлекало его от занятий, он пристроил к замку высокую башню, которую называл «библиотекой». На самой ее вершине находился его кабинет «застекленный со всех сторон фонарь-бельведер». Только по ночам и только в этом уединенном месте барон «обретал покой, располагающий к размышлениям». В темноте стеклянный бельведер светился так ярко, что издали казался маяком и «вводил в заблуждение капитанов иностранных кораблей, нетвердо помнящих очертания грозных берегов Финского залива». Эта «зловещая башня, возведенная на скале посреди страшного моря, казалась неопытным судоводителям путеводной звездой», и «несчастные встречали смерть там, где надеялись найти защиту от бури. Спасшихся моряков убивали, уцелевший груз становился добычей барона. Это продолжалось до тех пор, пока «негодяя» не выдал гувернер, случайно ставший свидетелем одного из таких убийств. Барона-разбойника судили в Ревеле и сослали на вечное поселение в Сибирь.» Так что, пока барон читал или размышлял в своем стеклянном фонаре-бельведере, корабли разбивались, но это навряд ли выводило барона из состояния внутреннего равновесия, и не мешало ему продолжать думать и погружаться в тайны и глубины мироздания.
На самом деле дурная слава закрепилась за островом Хииумаа, Даго, за много веков до того, как там поселился барон. Остров этот, открытый всем ветрам, с изрезанной береговой линией, всегда был пристанищем пиратов Балтийского моря. Он стоял на главных морских путях Ганзы, и капитаны кораблей, курсировавших через архипелаг, обратились к государю с просьбой о постройке маяка, что и было предпринято еще в XVI веке. Так появился Дагерорт.
Маяк
Самый старый маяк в Северной Европе немного странной формы трапеции-пирамиды, и он до сих пор исправно работает, абсолютно самодостаточен и перманентно служит. То, как он размеренно и неизбежно светит новой французской линзой в темноту, напоминает акт любви и вводит в состояние оцепенения и транса
В XVIII веке барон взял на себя все расходы на содержание Дагерорта, что было делом дорогостоящим, особенно для такого большого тридцатипятиметрового маяка. Хотя бы представьте на секунду, сколько дров нужно было покупать для поддержания постоянного огня источника света.
Кроме того, Отто восстановил несколько церквей на острове, реставрировал старую мыйзу, усадьбу она и сейчас в прекрасном состоянии.
Мне импонирует это изысканное сочетание баронства и изгнанничества, умение сохранять достоинство, спокойствие, стать и выдержку, опрятность, собранность во всех ситуациях и обстоятельствах. Это дар удерживать ясность ума, несмотря ни на что, и позволять себе открытость, не будучи при этом слишком уязвимым. Обладать высоким вкусом и безошибочным чутьем на людей, города и вещи Барон фон Унгерн безусловно гений места, его судьба неразрывно связана с историей острова Даго, теперь Хииумаа и с его маяком.
Думаю, что Отто фон Унгерн, в силу человеческого опыта и образования, мог позволить себе маленькие шалости, этакую свободу, фривольность в обращении с людьми разных классов, что располагало к нему жителей острова, которые и боялись, и любили его одновременно. На бароне был еле заметный налет простоты, граничащей с обаянием природным, животным, магнетическим.
Странно, этот немного инфернальный персонаж, герой, окутанный мрачными легендами, привлек меня сразу своей неприкаянностью, бунтарством и внутренней свободой, а еще пожалуй что честностью. Он, безусловно, был не такой как все. И мне почему-то кажется, что мы с ним похожи
Вот что говорит о бароне Адольф де Кюстин в своих письмах из России: «Не веря ни во что и менее всего в справедливость, барон полагал нравственный и общественный хаос единственным состоянием, достойным земного бытия человека, в гражданских же и политических добродетелях видел вредные химеры, противоречащие природе, но бессильные ее укротить. Верша судьбами себе подобных, он намеревался, по его собственным словам, прийти на помощь Провидению, распоряжающемуся жизнью и смертью людей».
И да, мне надо будет поехать к нему, к маяку, в пустыню острова, чтобы продолжить наш начатый внутренний разговор
Дом. Детство
Мое детство прошло в деревянном доме на берегу Балтийского моря. В том доме были печка, камин, любимая бабушка Буся, большой сад, и было видно звезды, и у нас была собака боксер. А мама умерла, когда я была маленькая Она хотела, чтобы я занималась музыкой, поэтому на веранде стоял рояль Дидерихс с канделябрами.
Дом. Наша простая эстонская советская дача, которую мы с папой строили своими руками, находилась на дальней оконечности полуострова Какумяэ, в дикой его части, почти на самом берегу моря. Пляжи в той части полуострова каменистые, позади к нашей даче подступал вплотную темный лес, и в гости иногда заходили лоси
Дни наши на даче проходили беззаботно. Мы путешествовали на полуостров Раннамыйза, который был ровно напротив нашего, на другой стороне залива, так что по отмели можно было дойти до него по воде; втихаря от бабушек мы гоняли на великах до Таллина; вставали в 5 утра, чтобы встретить восход солнца на заброшенном пляже. Мы будили друг друга стуком в форточку: Соня вылезала прямо через форточку, Оля выходила тихонько через веранду, а я сбегала через окошко предбанника Никто и не знал о нашем исчезновении, мы возвращались до того, как бабушки просыпались. Я занималась восточными единоборствами, играла об стену в большой теннис, помогала бабушке по саду, ходила за грибами и ягодами. Все время в трусах, босиком, на дребезжащем велосипеде моей старшей сестры настоящий индеец
Днем мы угоняли лодку Аниного папы, рыбака, и на лодке выплывали на середину залива, дрейфовали, купались, загорали. Мы залезали на самые высокие сосны и так высоко, что нас качало, и птицы летали вокруг. Мы выживали как Робинзоны Крузо: строили шалаши, делали бумагу из водорослей, питались кореньями и травами, знали виды птиц и даже названия мха на латыни, не боялись змей. Все тропки и просеки Какумяэ были нанесены на секретную карту. Ночью, с середины августа, начинали падать звезды. Иногда мы насчитывали до ста упавших звезд! Еще в детстве я поняла, что хочу быть путешественником. Несмотря на явный музыкальный талант, меня больше интересовало самопознание, медитации, спорт и путешествия. Дедушкин атлас офицера был испещрен карандашными пометками Я составляла предполагаемые маршруты, мне было все равно, что они проходят по исторической карте XVIII века через несуществующие страны Карандашиком были обведены линии рек, они соединяли горы, города Атлас офицера был моей настольной книгой вместе с Записками о Шерлоке Холмсе.