Даже Ули столько не весил, когда родился! А попробуйте ущипнуть не сможете, такой он плотненький, наш парень!
Видите, как сосёт, видите?! Это же ну прямо помпа корабельная!
Вы, дядюшка, хоть раз в жизни воду помпой на наших озерных суденышках качали?!
Я всё в жизни видел и всё качал!
Новоиспечённые бабушки и дедушки родители Пенни и Ули, еще вполне молодые (особенно мама Ули), ещё не осознавшие свой новый статус, молча принимают поздравления. Молчит и Пенни Ночью она спросит Ули: «Тебе правда хочется учиться убивать?» а Ули ответит: «Не убивать, а защищать! И если чтобы защитить своих, надо будет убивать, так рука у меня не дрогнет». И положит тяжёлую загорелую руку со следами едва залеченных ожогов на полную горячую грудь Пенни.
***
На предплечье Ули почти сразу после начала занятий в тренировочном лагере морской пехоты появилась татуировка: Semper Fi, сокращение от латинского Semper Fidelis, «Всегда верен». А перед выпуском, после одиннадцати недель подготовки, ещё одна: «Где мы там победа» Пенни приехала в Южную Каролину, оставив своим родителям на день Телемака и кучу бутылочек со сцеженным молоком, и уже успела обежать весь лагерь, в особенности тренировочные площадки. Ули с удовольствием надевает пижонскую особенную парадную форму морпехов (Blue Dress Uniform), сочетающую все три цвета американского флага, и пижонский особенный головной убор («восьмиклинку» Garrison Cap), и огорчается только из-за невозможности прицепить пижонский особенный кортик (Mameluke Sword или NCO Sword), по чину положенный только офицерам или уоррент-офицерам. Он с гордостью показывает жене лагерь и рассказывает свою версию истории корпуса американской морской пехоты:
Когда шла Война за независимость, в 1775 году, Второй континентальный конгресс одобрил создание двух батальонов морской пехоты для службы на кораблях Континентального флота. А в 1798 году Пятый Конгресс США формально учредил Корпус морской пехоты. Мы служим на кораблях и военно-морских базах, охраняем американские посольства, воюем в пустынях и джунглях, уничтожаем незаконные вооружённые формирования и эвакуируем гражданское население И все двести тысяч морпехов находятся в прямом подчинении Президента США! Я уже записался на Программу по рукопашному бою, скоро получу жёлтый пояс, а там и другие пояса, и, главное, чёрный, это самый высший уровень.
Ну-у, кто бы сомневался такой драчун с детства
Это же не для драки, а для самозащиты и защиты! У нас вообще служат очень даже интеллигентные люди, а не простые любители мордобоя. Например, такой Павел Романов-Ильинский, из династии русских царей Романовых, троюродный брат цесаревича Алексея, так он боевой подполковник морской пехоты, он тебе не в штабе сидя дослужился, он по-настоящему воевал.
А ты помнишь, твой какой-то совсем давний древний предок был царём в Греции? Одиссей, то есть по-гречески тоже Улисс? И правил островом тоже по названию Итака, только в Греции.
Вообще-то он не очень правил, а всё больше воевал. Тогда все цари воевали. А пока его двадцать лет не было на родине, то воевал, то скитался, так правила Итакой его жена, как и ты, тоже Пенелопа.
Ну-у, и в Великобритании тоже все принцы королевской семьи должны отслужить в армии и повоевать, если война.
И правильно, я бы таким принцем тоже мог быть, чтобы в армии!
Ты для меня самый Прекрасный Принц!..
И они еще долго целовались
***
Когда подразделение морской пехоты, где начал службу Ули, высадилось в Сомали, он писал Пенни почти каждый день.
Из писем Ули к Пенни:
«Моё солнышко, моя сладкая радость, моя милая Пенни! Все время думаю о тебе и Телемаке, как вы там справляетесь, мои дорогие и прекрасные? Как растет мой любимый сыночек, что нового ему приносит каждый день? Как ты умудряешься так великолепно учиться и заниматься малышом, кормить его маминым молочком? Твои тугие нежные груди словно библейские реки, текущие молоком и мёдом. Как я тоскую по тебе, как я завидую Телемаку, как бы я хотел целовать их
У нас ничего особенного не происходит, мы ведь не воевать сюда прибыли, а совсем напротив умиротворить местных, помочь голодным, охраняя конвои с гуманитарной помощью. Это настоящая дикая Африка; меня, наверное, еще долго будут преследовать запахи и звуки пустыни. На полуострове Сомали сменилось много государств, начиная с Султаната Адель, а сейчас здесь соседствуют в тесноте и обиде целых четыре государства одновременно! Хотя вроде делить им особо нечего: в основном продают на экспорт бананы и кочевой скот довольно жуткого вида грязный и тощий, но зато дешёвый. А чем кормить-то, когда кругом растут только рано высыхающие травы, колючие кустарники и кусты акации? Кроме мерзких домашних животных, тут живут не менее мерзкие крокодилы, леопарды, обезьяны, львы и огромное множество ядовитых змей, ну и иногда радуют глаз слоны и жирафы. Говорят, где-то в горах добывают ароматические смолы ладан, камедь, мирру, но я сам ничего такого не видел. Климат, как и у нас, делится на четыре сезона, но (в отличие от наших) один другого ужасней. Джилал начинается в январе, он самый сухой и жаркий, совсем нечем дышать; Гу первый сезон дождей, с марта по июнь, сплошная грязь; Хагаа в августе сезон сухих муссонов, с мелкой, словно пепел, пылью; а второй дождливый сезон, с сентября по декабрь, называется Дайр, и тогда к грязи присоединяется некоторый относительный холод. Зато небо здесь просто невиданное высокое, огромное, созвездия яркие и совсем не знакомые, как будто мы оказались на другой планете. Во многом так и есть, это не просто другой континент, а другая планета, другие времена года, другие звезды, другие запахи, да и люди какие-то другие, непонятные»
У нас ничего особенного не происходит, мы ведь не воевать сюда прибыли, а совсем напротив умиротворить местных, помочь голодным, охраняя конвои с гуманитарной помощью. Это настоящая дикая Африка; меня, наверное, еще долго будут преследовать запахи и звуки пустыни. На полуострове Сомали сменилось много государств, начиная с Султаната Адель, а сейчас здесь соседствуют в тесноте и обиде целых четыре государства одновременно! Хотя вроде делить им особо нечего: в основном продают на экспорт бананы и кочевой скот довольно жуткого вида грязный и тощий, но зато дешёвый. А чем кормить-то, когда кругом растут только рано высыхающие травы, колючие кустарники и кусты акации? Кроме мерзких домашних животных, тут живут не менее мерзкие крокодилы, леопарды, обезьяны, львы и огромное множество ядовитых змей, ну и иногда радуют глаз слоны и жирафы. Говорят, где-то в горах добывают ароматические смолы ладан, камедь, мирру, но я сам ничего такого не видел. Климат, как и у нас, делится на четыре сезона, но (в отличие от наших) один другого ужасней. Джилал начинается в январе, он самый сухой и жаркий, совсем нечем дышать; Гу первый сезон дождей, с марта по июнь, сплошная грязь; Хагаа в августе сезон сухих муссонов, с мелкой, словно пепел, пылью; а второй дождливый сезон, с сентября по декабрь, называется Дайр, и тогда к грязи присоединяется некоторый относительный холод. Зато небо здесь просто невиданное высокое, огромное, созвездия яркие и совсем не знакомые, как будто мы оказались на другой планете. Во многом так и есть, это не просто другой континент, а другая планета, другие времена года, другие звезды, другие запахи, да и люди какие-то другие, непонятные»
Из писем Пенни:
«Мой любимый муж Ули, я не умею красиво писать, но моя любовь к тебе так велика, что иногда мне даже больно под её тяжестью Телемак растёт на глазах, а его собственные глазки такие умные и выразительные, как будто он всё-всё понимает, и поэтому я всё-всё ему рассказываю, когда он не спит Главная наша новость мы переехали к твоим родителям: им очень одиноко, и дом у них большой, а у моих всё-таки ещё двое шумных активных младших детей, кроме меня, а дом маловат. Мы подолгу гуляем втроём с Телемаком и Фео; Фео ответственно сторожит коляску малыша, а в свободное время гоняет белок. Мы поселились в двух спальнях на втором этаже, рядом с твоей спальней, в которую временами заходим в гости, и я пытаюсь почувствовать твой запах, утыкаясь лицом в твою подушку, но она пахнет только свежестью после стирки»
А в конце письма вместо подписи Пенелопа рисует монетку в один цент «пенни»
После благополучного прибытия гуманитарного конвоя местные жители принесли морпехам выдолбленные тыквы, наполненные густым ароматным темно-красным соком неизвестного растения. Что это было за такое снотворное пойло от неблагодарных сомалийцев неизвестно, но все ребята из отделения Ули уснули (как, не дай Бог, убитые), спали долго (Ули во сне чудилось, будто его качает на палубе корабля, но при этом слышен скрип телеги), а проснулись в плену, в огромной клетке из стволов тяжелого твердого дерева, запертой на два тяжелых висячих замка. К крыши клетки свисали плетеные из лиан мешки с белыми человеческими костями и черепами много сколько их?.. Вокруг клетки с невероятной скоростью бегал огромный темно-серый крокодил, прикованный к ржавой тяжелой цепи. Чуть подальше располагалась сомалийская деревня несколько беспорядочно разбросанных хижин, крытых пожухлой травой; среди них выделялись две хижины побольше и повыше наверняка принадлежащие вождю и колдуну. Клетку никто постоянно не охранял (кроме крокодила), но морпехи ни на секунду не оставались без наблюдения: мимо проходили костлявые женщины с вязанками хвороста, повсюду бегали и ползали голые дети со вздутыми животами, а время от времени тощие длинношеие воины, шагающие по трое и с явным трудом несущие тяжёлые копья, по очереди проверяли, все ли в порядке. К крокодилу даже они особо не приближались. Немногочисленные козы и овцы со свалявшейся бурой шерстью паслись тут же.
Увидев, что пленники проснулись, воины неспешно подошли к клетке и стали внимательно рассматривать морпехов; особенно их удивил Ули, возвышавшийся над всеми чуть не на голову. Неожиданные эмоции вызвал Вашингтон, могучий африканец из штата Оклахома, вроде такого же цвета кожи, но абсолютный чужак, непохожий на местных жителей во всем остальном