Белые стены, белый потолок, светло-зелёные одежды врачей и голубые медсестер Бесшумные шаги Скрип каталок, на которых везут пациентов Страдальческие стоны раненых и контуженных Ули мечется в лихорадке: всё-таки он получил заражение крови то ли от ногтей колдуна, то ли от зубов крокодила Сколько Ули здесь находится месяц? Два? Три? Или всего несколько дней, которые только кажутся бесконечными? Морфий дает сладостную возможность забыться хоть ненадолго, но дозу приходится постоянно повышать. Ули не может толком ни о чем думать, его воспалённый мозг мечтает только о том сладостном моменте, когда он получит очередную дозу морфия и уснёт.
Умереть уснуть уснуть и видеть сны, быть может? Откуда эти строки?.. Наверное, из пьесы любимого барда Пенни, кажется, его зовут Уилл Шекспир Сны Ули после морфия бывают иногда мучительными, еще реже утешительными и всегда очень странными, яркими, цветными, выпуклыми даже. Однажды приснилось Ули, будто плывет он (но теперь его зовут Одиссеем, по-гречески) на старинном деревянном корабле: скитаются греческие цари и простые воины после войны с Троей по далёким неизведанным морям. Говорят, в те времена корабли были деревянными, а люди железными Страшная буря уносит корабль на дальний юг Европы, моряки высаживаются на неизвестном острове, где растет волшебный цветок лотос: вкус его плодов заставляет человека забыть обо всём в жизни и мечтать только о том, чтобы ещё и ещё отведывать лотос и спать, видя сладкие сны На острове этом живёт целое племя лотофагов, которые ничего не делают, только едят лотос и спят. Они угостили лотосом нескольких спутников Улисса и те отказались плыть дальше, не захотели возвращаться на родную Итаку, забыли родных и друзей! Однако осторожный Улисс и ближайшие его друзья не прикасались к волшебным плодам. Они насильно отвели на корабль тех моряков, кто попробовал снотворный лотос (о, как горько они плакали; ослабевшие, всё равно пытались сопротивляться хватались за ветви деревьев и кусты по дороге, ногами загребали по земле), и вновь пустились в путь. Но как же тяжело вести корабль, когда две трети команды не могут прийти в себя, а только плачут и просят, просто-таки молят дать им плоды лотоса!.. Еще долго те, кто попробовали коварный дар лотофагов, выздоравливали после сладостной отравы подаренных лотосом снов
Однажды ночью Ули внезапно просыпается. В этот раз морфий подействовал ненадолго. Или организм привык к нему? Постепенно, очень медленно возвращаются обычные чувства зрение (зеленоватый бледный свет ночной лампы в палате), обоняние (резкий запах лекарств и жидкости для мытья пола), осязание (скользкая ткань простыни и грубое тонкое одеяло) и слух тоже!.. Ули слышит негромкий разговор в коридоре:
Господи, что уж так парень мучается, дали бы сразу двойную дозу
Чтобы сразу и помер?!
Лучше сразу, чем вот так вот
Ах, так, думает Ули, пожалели меня? А вот вам (Ули с трудом поднимает средний палец и показывает его неизвестно кому)! Не умру! И не буду спать, как эти древние моряки после лотоса! Я морпех, дьявол меня возьми! Буду сражаться до последнего! Пусть кровь моя отравлена ну так постепенно белые или красные кровяные тельца, какие там нужны для борьбы с ядом, выиграют эту битву. Не сдамся. Не засну. Не покорюсь.
Ночь за ночью Ули мечется на жёсткой госпитальной кровати в жару, но упорно отказывается от обезболивающих и снотворных лекарств. Он уже не теряет сознание; он до крови закусывает губы, чтобы не стонать, и не стонет; он даже шепчет «Спасибо» кому-то, кто обтирает его разведённым уксусом. Он сражается в очередной битве и однажды понимает, что победил!
А когда Ули впервые садится на кровати и опускает дрожащие ноги на пол, он задевает дверцу тумбочки, и оттуда падают письма в конвертах, надписанных твёрдой рукой Пенни.
Из писем Пенни:
«Мой любимый муж Ули, как ты, где ты? Мне приснился такой странный и страшный сон: как будто ты плывёшь на каком-то смешном деревянном парусном кораблике, совсем скорлупке, и у тебя такие смешные длинные волосы, и ты говоришь со своими товарищами на каком-то смешном древнем языке Сердце моё твердо знает, что ты жив, но однажды оно, моё бедное сердце, дрогнуло и чуть не остановилось, когда Фео вдруг отказался от еды, сел и горестно завыл. Он не ел и пил больше недели, ужасно ослабел, почти все время спал, никого к себе не подпускал, кроме Телемака. Они даже спали вместе в обнимку. Как мне было страшно тогда!.. И вдруг недавно ночью Фео вдруг проснулся, с трудом поднялся на ноги, доковылял до миски с водой и за одно мгновение всю воду выхлебал! И еду всю тут же съел, и ещё попросил, и миску облизал, и ещё одну миску с водой полную выпил! И (не смейся!) я сразу почувствовала, что тебе лучше, где бы ты ни был»
Ночь за ночью Ули мечется на жёсткой госпитальной кровати в жару, но упорно отказывается от обезболивающих и снотворных лекарств. Он уже не теряет сознание; он до крови закусывает губы, чтобы не стонать, и не стонет; он даже шепчет «Спасибо» кому-то, кто обтирает его разведённым уксусом. Он сражается в очередной битве и однажды понимает, что победил!
А когда Ули впервые садится на кровати и опускает дрожащие ноги на пол, он задевает дверцу тумбочки, и оттуда падают письма в конвертах, надписанных твёрдой рукой Пенни.
Из писем Пенни:
«Мой любимый муж Ули, как ты, где ты? Мне приснился такой странный и страшный сон: как будто ты плывёшь на каком-то смешном деревянном парусном кораблике, совсем скорлупке, и у тебя такие смешные длинные волосы, и ты говоришь со своими товарищами на каком-то смешном древнем языке Сердце моё твердо знает, что ты жив, но однажды оно, моё бедное сердце, дрогнуло и чуть не остановилось, когда Фео вдруг отказался от еды, сел и горестно завыл. Он не ел и пил больше недели, ужасно ослабел, почти все время спал, никого к себе не подпускал, кроме Телемака. Они даже спали вместе в обнимку. Как мне было страшно тогда!.. И вдруг недавно ночью Фео вдруг проснулся, с трудом поднялся на ноги, доковылял до миски с водой и за одно мгновение всю воду выхлебал! И еду всю тут же съел, и ещё попросил, и миску облизал, и ещё одну миску с водой полную выпил! И (не смейся!) я сразу почувствовала, что тебе лучше, где бы ты ни был»
Ули попросил телефон, несказанно обрадовав медсестру, и позвонил домой. Ждал ответа (казалось, часы прошли в ожидании), тяжело дыша. Подошла его мама; услышав голос сына, отчаянно закричала, зовя мужа. В отдалении радостно лаял и прыгал Фео. Вот только Пенни после окончания университета уже улетела в Грецию на практику. Зато Телемак вполне отчетливо произнес: «Папа, когда ты домой приедешь? Папа, я скучаю!»
Из писем Пенни:
«Мой любимый муж Ули, как ты, где ты? В Греции я чувствую себя какой-то великаншей: конечно, я и в США была выше многих, но здесь, среди маленьких греков, я и подавно выше просто всех. Вообще греки оказались совсем другими, чем я ожидала, наглядевшись на изображения высоких, золотоволосых, атлетически сложенных эллинов (вот ты, мой Ули, типичный такой древний грек!). Недаром же именно они изобрели Олимпийские игры. А теперь я поняла, что после нашествий разнообразных варваров (а кто не варвары-то по сравнению с древними греками?!) все народы перемешались, и на место эллинов пришли (или породнились с ними) римляне, македонцы, византийцы и, конечно, турки. Вот и не отличить сегодняшнего грека от сегодняшнего турка: в большинстве своём маленькие, смуглые, черноволосые, черноглазые, на коротких кривоватых ногах. А может такое быть, что люди измельчали ещё и потому, что им стало тесно? Вся эта Европа ужасная толкотня народов, ужасная теснотища, гораздо ужаснее, чем скопления больших и малых штатов у нас на восточном побережье! А теснее всего, как мне кажется, как раз в Греции, расположенной, в основном, на множестве маленьких островков. А сколько там руин?! Сколько места они занимают, руины эти! Толпы туристов пыхтят, карабкаясь в гору, чтобы увидеть очередные развалины зданий и колонн»
Вечером в отеле у Пенни еле хватило сил дойти до душа, но холодная вода (горячей почему-то по вечерам не было) быстро привела ее в чувство. Завернувшись в полотенце, Пенни расчёсывала влажные волосы перед зеркалом, когда увидела в нем отражение ночного портье! Тяжело дыша, но пока что держась на безопасном расстоянии, смуглый курчавый грек пожирал ее жадным взглядом и страстно шептал: «О, Афродита моя, как ты прекрасна! И как одинока, о, я вижу одиночество в твоих тоскующих глазах иди ко мне, я утешу тебя, сладостная богиня, своей пылкой любовью!» Пенни, не переставая расчёсывать волосы, спокойно ответила: «Я, может, и Афродита, но ты уж точно не Гименей. Отвали, пока в глаз не получил»
Один маленький греческий остров (96 кв. км) в Ионическом море Пенни, конечно, должна была обязательно увидеть: прекрасную Итаку, родину и царство древнего героя, потомка богов Одиссея-Улисса. Однако в свой первый свободный день Пенни не смогла купить билет на паром: в кассе сказали, что боги сегодня против поездок, так что паром не ходит. И никакой другой транспорт не посмел нарушить волю богов. Греция, может быть, и стала большей частью православной и местами мусульманской страной, но её прежние боги никуда не делись, их присутствие чувствовалось повсюду!