Удаленный от греха подальше из петербургского окружения, Пушкин подвергся кардинальному внутреннему переустройству. Процесс этот начался на Кавказе и завершился в Михайловском, а последствия давали знать о себе на протяжении всей его дальнейшей жизни. На юге и в Михайловском проделывается внутренняя работа, результат которой будет ощутим еще многие годы спустя. На протяжении всей своей жизни Пушкин возвращался мысленно к дням, проведенным в Крыму «счастливейшим минутам» воспоминания о которых он бережно хранил.
Впечатления, полученные Пушкиным в Крыму земля, намагниченная древним волшебством эллинистической культуры, море, скалы все то, что с таким равнодушием отмечал он тогда,
«Хотя бы одно чувство, нет»
вылилось позже в стихах, пусть не дословно, иногда даже не намеком, а тонким абрисом или едва уловимым ароматом. И это относится не только к стихам в Крыму написанным, Крым описывающим, или явно крымскими впечатлениями навеянным. Еле слышное эхо и аромат Крыма можно ощутить и в стихах «Кто знает край, где небо блещет». Описывая Италию, поэт совершенно очевидно пользуется образами, виденными на Южном берегу Крыма.
Я помню край: там волн седых
На берегах седая пена.
Байрон говорил, что не стал бы описывать страну, которой не видел.
В Крыму завершился анализ, разрешился кризис юношеского этапа жизни и творчества, и начался синтез, результатом которого стали «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», множество стихов и вершина этого периода творчества «Евгений Онегин».
В Крыму пережил он любовь, воспоминаниями о которой окрашены многие стихи.
«Где я любил, изгнанник неизвестный»
Связанное с Крымом ощущение счастья остается с Пушкиным навсегда, и согревает его даже в последние месяцы жизни. 4 декабря 1836 года, будучи у Греча на именинах его жены, Пушкин был мрачен, и уходя, сказал: «Все словно бьет лихорадка, все как-то везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко. Нездоровится что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг, на юг!»
«Места, где жизнь была милей»
Все так же, как и 200 лет назад шумят близ Гурзуфа седые морские волны, разбиваясь о скалы. Но песни их наверное уже другие. Вероятно и сам Пушкин, доведись ему вновь посетить Южный берег, услышал бы в плеске волн другие стихи, другие образы наполнили бы его воображение.
«Найду ли вновь утраченные звуки?»
Это был бы уже другой человек, зрелый, исполненный жизненной мудрости. Обращаясь к своим старым стихам, перебирая их, как сувениры прежних мыслей и настроений, он, вероятно, что-то припомнил бы с умилением, что-то с иронической усмешкой, над чем-то и посмеялся бы.
Мы не можем знать мыслей его, что думал он в тот или иной день. Но любовно собранные поколениями пушкинистов стихи, черновики, письма, воспоминания людей близких, и просто живших в одно с ним время, дают нам обманчиво богатый материал, используя который можно строить любые реконструкции.
«Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».
Попробуем
В ноябре 1836 года Пушкин вступил в последний, гибельный этап своей жизни. Уже путешествует по городской почте анонимный пасквиль, разнося гнусные намеки. Уже роковые пистолеты внесены в биографию его. Год, как притаились они в ящике письменного стола Эрнеста де Баранта сына французского посла. Один из них нанесет поэту смертельную рану. Но пока ещё не время; изделия почтенного дрезденского оружейника Карла Ульбриха разочарованно молчат, ожидая рокового часа в своих бархатных ложах.
Пистолетов пара,
Две пули больше ничего
Вдруг разрешат судьбу его.
Рассмотрим хронику событий 10 ноября 1836 года. Четырьмя днями ранее получены пасквили. Послан вызов на дуэль д'Антесу. Утром интересующего нас дня от Жуковского получено письмо: дело с дуэлью затягивается Жоржа д'Антеса несколько дней нет дома за небрежность мундира он дежурит не в очередь и только после часа пополудни сможет встретиться с Жуковским, ведущим переговоры.
Одному Пушкину известно, что он в эти дни выстрадал, какие сцены, оскорбительные для себя воображал, сколько возможных сценариев развития событий проанализировал. И какой болью отзывались любые слова, незначительные, случайные реплики случайно услышанного разговора, «подтверждавшие» воспаленные домыслы оскорбленного и израненного воображения.
Одному Пушкину известно, что он в эти дни выстрадал, какие сцены, оскорбительные для себя воображал, сколько возможных сценариев развития событий проанализировал. И какой болью отзывались любые слова, незначительные, случайные реплики случайно услышанного разговора, «подтверждавшие» воспаленные домыслы оскорбленного и израненного воображения.
Тревожные мысли и дипломатия поступков, переговоры и бесконечное ожидание, переписка, и опять томительное ожидание, тонкое сплетение признаний, запросов и хитроумных решений
«Невольник чести беспощадной».
Единственная отдушина литературная работа, которой он не перестает заниматься. В этот день Пушкин тоже за рабочим столом, он пишет письмо князю Б. Н. Голицыну, просившему разрешения на перевод «Бахчисарайского фонтана». День 10 ноября и письмо Голицыну интересны для нас тем, что Пушкин писал:
Que je vous envie votre beau climat de Crimee: votre lettre a reveille en moi bien des souvenirs de tout genre.
Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода.
Может, эти воспоминания длились всего несколько секунд, но на эти несколько секунд Пушкин отвлекся от мучительных раздумий и хоть ненадолго вновь пережил «счастливейшие минуты» жизни своей.
Итак
письмоваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода.
Примечания
В 1995 г. книжный график В. И. Жерибор предложил мне подготовить совместно подарочный миниатюрный сборник крымских стихов А. С. Пушкина, насыщенный иллюстрациями и многочисленными связями стихов и биографии поэта. По разным причинам сотрудничество не состоялось, а предисловие, написанное для сборника, кажется мне небезинтересным.
[1] Цвейг С. Жизнь Поля Верлена // Нева. 1991. #9. С. 201202.
Память о Пушкине в Крыму
Стремление поклонников поэзии А. С. Пушкина увековечить имя поэта в мемориальных обозначениях, топонимике и микротопонимике, как социальный феномен, заслуживает внимания и изучения.
Первые акции по увековечению памяти о пребывании Пушкина в Крыму относятся к 1880 г. До этого только в путеводителях Сосногоровой и Караулова (1871, 1874, 1880, 1883) упоминался дом в Гурзуфе, где в 1820 г. останавливался Пушкин. Никаких памятников или мемориальных обозначений в Таврической губернии не было.
6 июня 1880 г. в Москве был открыт памятник А. С. Пушкину. Во многих городах России, где бывал поэт, также стали в меру возможностей отмечать мемориальные места, связанные с именем поэта. Общее настроение нашло отклик и в Крыму. Местные общественные деятели развесили в Гурзуфе дощечки на кипарисе, платане и т. д., не утруждаясь определением достоверности выбранных объектов [1: С. 82]. [21: С. 26] Эти платан и кипарис впервые были упомянуты в печати княгиней Е. Горчаковой [4: С. 199]. Подробно рассматривая увековечение памяти Пушкина в Крыму, А. Л. Бертье-Делагард нигде не упоминает о памятниках Пушкину, и память о поэте нив чём не сохранилась, хотя к моменту выхода в свет его книги прошло празднование столетнего юбилея.
Впрочем, категоричные утверждения ученого не совсем верны. Бюсты Пушкина на территории Таврической губернии в год столетия поэта были установлены: 26 мая 1899 г. в Армянске на городском бульваре, переименованном в Пушкинский [М. Ш. 1899]; в г. Орехове Бердянского уезда в городском сквере, названном Пушкинским [16]. Но ни в Гурзуфе, ни в Ялте ни в Севастополе памятники не были установлены.
В Симферополе только на время торжеств стоял в Пушкинском сквере бюст, видимо один из многочисленных кабинетных бюстов, украшавших в те дни торжественные собрания. В одной из корреспонденций, описывая вечернее гулянье в городском саду (25 мая впервые по случаю пушкинского юбилея освещенном возле памятника Екатерине II электрическим светом) автор пишет: «Вот бы хорошо, если во время этого гулянья устроить бы сбор на памятник Пушкину, конечно не в Симферополе (мысль эту приходится оставить) но на Всероссийскую подписку, которая идет с Высочайшего соизволения. Таким образом память о Пушкине была бы, хотя отчасти, увековечена и в Симферополе» [8]. Упоминаемая Всероссийская подписка была объявлена на установку памятника по проекту Р. Р. Баха, установленного в 1900 г. в одном из Царскосельских парков, близ Лицея.