Так что нет, сами мы спотыкаемся, самим нам и вставать надо.
И те четыре беззаботных студенческих года одни из самых любимых, может, только четвертый год я немного подретушировала, была бы возможность. Первые три года все дни пропадала в библиотеках, лекции не пропускала, к занятиям готовилась, и на мне не висело ощущение безнадежности, провальности существования. Наоборот, нарастающая радость от того, что все хорошее происходит прямо сейчас, а дальше будет еще лучше. Рядом со мной те, кто видят меня смелой, активной, бойкой девчонкой, а не угловатым забитым подростком или вечно провинившейся дочерью.
Тогда жить было интересно. Даже выцветшая трава в ноябре, казалась, зеленее, чем сейчас в конце весны. Каждый день для меня был подобно подарку, что распаковываешь на день рождения. Только откроешь глаза и думаешь, что же сегодня хорошего со мной произойдет, чудесного. А потом дни-подарки закончились.
Страшно то, что ты этого сразу не замечаешь. Толком нет симптомов говорящих: в тебе гниет что-то, тело пожирает недуг, как рак, расползается незаметно по всему организму. Ничего подобного. Никаких видимых симптомов надвигающейся катастрофы. Ты умираешь постепенно, а хоронят тебя в один день. Жизнь медленно умерщвляет день за днем. Есть люди, которые борются и противостоят этому, и тогда жизнь их благодарит, а те, кто не понимают ее уроков, тех она учит год за годом в надежде, что дотумкаешь и заживешь по-другому. Но все тщетно.
Я любила школу, любила учеников и любила свою жизнь. Жаль, что я не отдавала себе отчета, насколько у меня была тогда хорошая, это моя простая жизнь. Вот предложи мне сейчас, Оля, возвращайся и выбирай, с кем жить, чем заниматься, ничего бы не поменяла, из того, что было. Михаила я любила и всегда ему буду благодарна за эту любовь. Я сама саботировала свою жизнь на неприятности.
Михаил это мой подарок судьбы. Нам часто встречаются хорошие люди, намного чаще, чем мы этого заслуживаем. Странность в том, что, когда они приходят в нашу жизнь, мы не можем оценить: блестящая глыба или бриллиант тут у нас ошивается под ногами, поди разбери. То ли не верим, что заслуживаем достойного к себе отношения, то ли того, что попался человек хороший и подозреваем его в нечистоплотности. Так презираем себя, что сомневаемся во всем: «Ну, с чего такому красавцу любить меня, благородно ухаживать?». Мы ищем подвох и все портим. Что в любви, что в карьере все от недооцененности тебя другими, а что хуже, что не признаем сами себя как ценность, как сокровище.
Ты, Света, такой не будь, вот попался хороший человек не проверяй его, не выставляй наперед условий, не потроши наизнанку своими догадками, но и не старайся выглядеть хуже, чем ты есть, чтобы он полюбил вот такую замарашку, потому что «беленькую и хорошенькую», как говорится, любой дурак полюбит. Не надо ему лишних испытаний. Пусть как умеет, так и заботится о тебе.
А нам с Мишей выпало то, что нормальным парам нельзя пережить не покалечившись. Я даже думаю, что это все нам досталось за годы беззаботного счастья. Хотя и не верю, что у Бога есть злой умысел на нас, на людей.
С Михаилом мы не должны были быть вместе. Он приходил в общежитие к моей тогдашней соседке Жанне. Мы смеялись, подшучивали друг над дружкой, общались с ним как друзья, точнее, как старший брат с младшей сестрой. Это было невинно, без намека на флирт. Жанна на нас смотрела со снисхождением, она меня не считала ни возможной конкуренткой, ни угрозой. Ей и в голову не могло прийти, что через несколько лет мы с Михаилом поженимся и у нас родится ребенок. Я же в Михаила влюбилась, как только он заговорил со мной, было в его голосе, в манере поведения что-то успокаивающее, нейтрализующее все плохое, что случалось в моей жизни до этого. Моя философия на тот момент сводилась к тому, что я виновата уже по факту своего рождения, что изъяны во мне, а не в окружающих. В его вселенной царили другие правила: «Ну да, ты тут ошиблась, сглупила, прости себя за это и живи дальше». Представляешь, Света, вот так просто прости себя и живи дальше.
Меня переполняла любовь. Рядом с ним я чувствовала себя растаявшей ледяной глыбой, поэтому иногда старалась убраться с его глаз, когда он появлялся на пороге нашей комнаты, чтобы Миша не заподозрил, что уже несколько месяцев он для меня далеко не старший брат.
«Олька, ну как твои дела?» и обнимает так крепко, что я слышу хруст своих позвонков. «Что делаешь?» и это не банальный вопрос вежливости, он заглядывает мне в глаза так, что я проваливаюсь на какую-то необъяснимую глубину, тону, задыхаюсь, лишаясь на несколько секунд способности произносить слова.
«Олька, ну как твои дела?» и обнимает так крепко, что я слышу хруст своих позвонков. «Что делаешь?» и это не банальный вопрос вежливости, он заглядывает мне в глаза так, что я проваливаюсь на какую-то необъяснимую глубину, тону, задыхаюсь, лишаясь на несколько секунд способности произносить слова.
Мы могли разговаривать часами. С ним я была собой. Тебе это, Света, кажется чудачеством? А я вот думаю, что только так и надо выбирать мужчину в пару. Того, с кем можно поговорить обо всем на свете, потому что мы раскрываемся через слово. Наверное, и алкоголь я тогда попробовала только из-за переизбытка эмоций. Чувства зашкаливали, я не знала, как с ними справиться, как с собой совладать в таком состоянии, куда девать все эти тонны скопившихся переживаний? Хотя после отца думала, что никогда не возьму алкоголь в рот.
Спирт убил отца. Спирт растворил его мечты, сломил его, и я уж точно не позволю проделать с собой такое, повторяла я про себя. Я воочию несколько лет наблюдала постепенную деградацию папы. Превращение в алкоголика сразу не замечаешь, потому что каждый раз оправдываешь любимого человека и свыкаешься с новым поведением. Я гляжу, как папа замахивается на мать и наотмашь бьет ее по щеке. Впервые увидеть такое шок для маленького ребенка. Но потом пощечины норма. Вид отца-алкоголика в невменяемом состоянии, которого пытается растолкать мать после пьянки на работу, мое обычное утро. И однажды отец просто не приходит домой.
И вот я делаю свой первый глоток дешевого шампанского. Оно обжигает внутри, я морщусь. Мои знакомые по общаге визжат от удовольствия. Замечали, как людям нравится сламывать людей? Как они убеждают тебя выпить в первый раз? Покурить? Какое-то садистское желание отравить другого человека? Почему никто не считается с желаниями самого этого подопытного? Я твердила сокурсникам и соседкам по комнате пару лет, что не пью, отказывалась, а тут выпила, и мне не понравилось.
Вообще кому его первый раз нравится, будь то в алкоголе, сексе, первый день на новой работе? Уверена, каждый проходит адовы муки, прежде чем тебя устроит результат, но вот почему организм и мозг не сопротивляется долго алкоголю или табаку? Почему чужую норму мы принимаем за правильную и полезную? Это я сейчас об этом задумалась, совсем недавно, когда поняла, что алкоголь сделал с моей жизнью, что я сама сделала со своей жизнью с помощью алкоголя.
Михаил стоял в проходе и неодобрительно покачал головой, когда я поставила фужер на стол. Я плюхнулась на табуретку, хихикнула и с вызовом посмотрела на него: мол, такую ты меня еще не знаешь.
Что хотела этим доказать? Что я взрослая? Что мне нужно гораздо больше братской любви и привязанности? Жанна перехватила наш взгляд и думаю впервые осознала, что я тоже девушка пухленькая, медвежеватая, вечно лохматая, но я тоже девочка. И гипотетически в меня могут влюбляться, могут под всеми этими веснушками, кудрями, мешковатой одеждой разглядеть уникальную личность, что я могу цеплять как раз вот этой своей непохожестью на мир кукол Барби и другие выдуманные стандарты красоты, в которые я не вписывалась.
Жанна, не переварившая это открытие внутри себя, машинально подлила мне в бокал. Я отпила, но не сводила глаз с Михаила. Внезапная дерзость отступила, и я почувствовала, как ноги и плечи окутывает теплом, я становлюсь необъятной, тело тяжелеет и разрастается. Руки окаменели, но продолжали подносить ко рту мой всегда наполненный фужер: я не успевала отпить, как Жанна была на страже и подливала. В очередной раз, когда я поставила бокал на стол, фужер накренился и в замедленном движении упал на пол, но не разбился. Тут ребята всполошились: «Ой, Олька напилась, вы посмотрите. Ну, ты и алкашка!»
Представляете, на протяжении нескольких месяцев активно пытались напоить, а теперь они празднуют победу и называют меня «алкашкой». Я была близка к тому, что меня вот-вот вывернет наружу прямо перед сокурсниками. Но не могла пошевелиться, выкрикнуть что-то из себя и позвать на помощь. Язык окаменел, ноги не слушались, руки смирно лежали на коленках. Тело мне больше не принадлежало. Внутри еще сидела я, но все части тела перестали мне подчиняться и перешли во власть какой-то другой Оли. Я прикрыла веки, погружаясь в кружащую пятнами темноту. Чьи-то руки подхватили меня, подняли в воздух, подарив легкую невесомость. Когда открыла глаза, поняла, что смотрю внутрь керамической чаши унитаза, Михаил держит волосы, которые скрутил в большой хвост. Остальное помню уже смутно, если не сказать честно: не помню ничего.