Деревенские песни - Олег Асиновский 4 стр.

Не плохой не хороший»). И, таким образом, стихотворение обладает двумя пунктумами авторским высказыванием о воображаемой, сконструированной осени и неким сюжетом, который лишь соприкасается со стихотворением в двух его строчках, а далее существует как бы сам по себе. Собственно, практически все стихотворения Асиновского это такие упорядоченные чувственные системы образов, где внешняя модернистская сумбурность речи это четко продуманный способ построить «здание» стихотворения не из слов, а из ассоциаций и образов, которые подобно кирпичам, бесполезным по отдельности, складывают просчитанную конструкцию.

Важно еще и то, что в своих стихотворениях Асиновский не боится выглядеть сентиментальным, наивным, вызывающе старомодным, когда он постоянно использует уменьшительно-ласкательные суффиксы и полностью скомпрометированные советской литературой «народные» слова или формы слов, а также просто слова давно заезженные.

Например:

Или:

Или:

На самом деле, этих нескольких сухих замечаний совершенно недостаточно, чтобы описать новую книгу Олега Асиновского. Думаю, и специалисты и читатели найдут в ней ещё много интересного и необычного. Но я писать о литературе не умею. Да и жанр предисловия совсем не подразумевает глубокого разбора содержания книги. Главное все-таки, как мне кажется, я заметил.

Итак, Асиновский в своих стихах конструирует реальность и связывает ее с сюжетами, выходящими за пределы стихотворений, он наивен, нежен, предельно идеалистичен, подразумевает, что читатели разделяют некие общие образные системы и ценности, на языке которых он к ним обращается. В общем, получается, что перед нами книга русскоязычного поэта-метамодерниста.

Кстати, в своих творческих методах Олег Асиновский, пожалуй, наиболее всего близок другому русскому поэту, который, между прочим, прежде довольно фанатично и воинственно демонстрировал, а точнее конструировал яркую и даже, как казалось тогда, чрезмерную сентиментальность. Я имею в виду Василия Бородина. Вот, по моему мнению, он уж просто монумент и манифест метамодернистской поэзии в России вне зависимости от того, как он сам относится к этому термину.

Надеюсь, что эти мои рассуждения помогут отнестись к стихам Олега Асиновского, этого Нового Странного Фета, более внимательно и взглянуть на них под другим углом.

Думаю, его творчество это элемент в процессе зарождения не только новой русской литературы, но и нового взгляда на мир.

В поэтическую «компанию» Олега Асиновского можно записать близких ему Арво Метса, Владимира Бурича, Геннадия Айги, Генриха Сапгира, Вячеслава Куприянова но вот я перечислил эти имена и вижу, что ведь каждый индивидуальность, у каждого свой путь. Не похож на них и Асиновский. Можно ли назвать его представителем верлибра? Наверное, да, хотя правильней сказать, пишет он неравностопным белым стихом с легкими нарушениями метра, и если вернуть классическую орфографию и пунктуацию, то все здесь окончательно прояснится. Асиновский несомненно работает с метафизикой, его творческое мышление идет от библейских мотивов, которые он всячески обыгрывает, интерпретирует, дает им «прибавочную» художественную окраску, нагрузку, инструментальную обработку, исполняет «фантазию на тему», и более того словно бы пишет (продолжает) религиозные тексты, восполняя «упущенное», встраивает в них деятелей литературы и искусства (Красовицкого, Бунина, Ахматову, Мандельштама, Анненского, Пушкина с Лермонтовым, Модильяни, Шостаковича), утаивая прямой смысл и лишь намекая на обстоятельства их жизни, заглядывая в нечто запредельное, мало и редко кем улавливаемое (в том числе и мной). Улавливает ли это сам автор, для меня, честно сказать, загадка. Стихи Асиновского им изобретенная модель метронома, ставящего жесткий предел высказыванию; в каждой строке два-три слова, не больше; фразы получаются обрубленными, остриженными, как кустарник; а чтобы не оставалось сомнений в важности строк все они начинаются с заглавной буквы (больше нигде заглавных у Асиновского не встретишь). «Самое последнее маленькое небо»  эта фраза встречается в книге не раз; я думаю, что оно находится в том измерении, где обретаются духи праведников, достигших совершенства («маленькое»  вероятно, обособленный уголок, «пристроившийся» к Небесам небес).

В русской поэзии еще не было голоса юродивого, живущего в лесу, в пещере, в скиту, не было наивной поэтики (как есть наивное искусство)  поэтики медитативного бормотания, невинного христианства, со своей, сходу узнаваемой интонацией.

Я едва знаю Олега Асиновского, но живет он, насколько мне известно, не в лесу и не в пещере, но там обитель его поэтического альтер-эго:

В стихах Асиновского много повторов, «на небе последнем маленьком самом» мы встречаем на протяжении книги множество раз. Маленькое и/или последнее небо его главный герой. На небо он смотрит постоянно, в поисках ответа на вопрос о сосуществовании души и тела. Это неизменный вопрос его стихов: могут ли они существовать раздельно? А маленькое тело или умершее и воскресшее, а душа, которая вдруг исчезает, а потом возвращается? Тело непостоянно, как и душа. Эти не столько размышления, сколько проживания экстраполируются на Христа-младенца, Христа казни и воскресения, на все живое вокруг, на самого себя. Иногда заговор, иногда молитва, иногда гимны бытию, но небо всегда маленькое, всегда последнее.

В другом стихотворении:

Перипетии души и тела происходят под ветер, дождь, снег, солнце, среди деревьев и цветов, но ряд стихов посвящен живописи, хотя фон остается тем же:

Множество стихов названы именами поэтов, ученых, политиков, святых, двоих в сравнении (как Босх и Бах), но это ни в коем разе не портреты, а все те же медитативные распевы и заклинания:

Образы возникают все равно из наблюдений за растительным миром:

И непрестанно возвращается все тот же «вопрос жизни и смерти»:

Он отсылает и к разным историческим событиям, оставаясь всегда личным переживанием, как в стихотворении «Холокост»:

При всей повторяемости сюжетов, интонационном однообразии, узком лексическом диапазоне, в стихах Асиновского открывается таинственная сторона мира, и сами они оказываются как бы за границей языка, слов, которые, как листья, срывающиеся с дерева, переносят читающего в сферы невыразимого, несказуемого, безмолвного.

Деревенские песни

Ноябрь

Озеро

Иней