Предисловие
Сова виновато ухнула. Белое, едкое, жидкое долго летело вниз в предрассветной мгле. Могло бы пропасть задаром на крыше ветхого сарая, разбиться в брызги о печальные листья берёзы, а то просто сгинуть в бурьяне. Но не пропало, не разбилось и не сгинуло. Старик вытер немолодую же лысину, посмотрел на ладонь и беззлобно выругался. Чего злиться-то? Всем известно: говно с неба к деньгам.
Глава первая
Любил Старик ходить на рыбалку. Встанет до зари, когда в бледных сумерках стелются низкие туманы по мокрой траве, а усталые коты расходятся по домам, будя блудливым топотом первых петухов. Под прелой кучей сорняков за бабкиным огородом наковыряет пригоршню ярко-красных, с жёлтыми кольцами червей. Старику всегда нравился запах компостных червей они пахнут свежим огурцом. Как-то, ещё в ранние годы, будущей супруге своей велел закрыть глаза и отгадать содержимое кулака по запаху. Девушка, унюхав бабским чутьём обручальное колечко, играла нечестно сразу подглядела, как Старик раскрыл ладошку у неё под носом, и долго гоняла Старика по огороду, громко обзывалась и кидалась разным мусором. Женщина, что тут сказать! Никакой романтики в голове
Молодая безымянная псина выползла из-под банного крыльца, радостно извиваясь тощим туловищем вслед за вихлястым хвостом, и принялась скакать вокруг. Прибился кобель в конце зимы, да так и остался жить. Хоть и на птичьих правах, а всё с людьми.
«Нет, милый Ты за лягушками станешь прыгать всего карася мне распугаешь!» Старик поднял указательный палец вверх, собака послушно села, изогнув голову на бок и не веря в строгость приговора. Старик был непреклонен: «Вот так! Сиди тут!» Для убедительности потряс пальцем.
Загадочная гладь пожарного пруда отражала куртины ивняка, прошлогодние сухие рогозины со спящими на них стрекозами и узенькую розовую полосу на востоке. Старик потянулся от удовольствия, громко захрустев всеми своими суставами, грыжами и протрузиями. Кусты на берегу ответно заколыхались.
«Вот дурное животное, всё-таки увязался!» подумал Старик, пошарил глазами под ногами и увидел пару невесть откуда взявшихся картофелин. В педагогических целях подобрал ту, что побольше, заорал нечеловеческим голосом: «А ну, пшёл отсюда, скотина!», и метнул корнеплод.
«Это вы» начала было вопросительно разгибаться человеческая фигура в камуфляже, и тут картофелина с глухим стуком врезалась ей в лоб; «мне», по инерции, но уже утвердительно, фигура закончила фразу, валясь обратно в кусты.
«Экая беда! Я ведь в сторону метил Пугануть хотел», бормотал Старик, пытаясь одновременно усадить обмякшее тело городского рыболова на постоянно складывающийся стульчик и надеть на него очки. То одна, то другая дужка тыкались в глаза рыболова. Городской мычал, пребывая в изрядном нокдауне. Старик побрызгал ладошкой прудовой воды
«Ну ты, дед, зверь! Сказал бы по-человечески, что я место твоё занял Чего лупить-то сразу?»
Наконец Старик наладил снасть и закинул одного из вёртких компостных червей к заветному кусту кубышки.
«Здарова!» громким шёпотом поздоровался прибывший Арсений Ильич, старинный приятель. Вместе в школу ходили, в армию, работали в одном колхозе. А теперь живут на одной улице и ловят карася в одном пруду.
«Здарова, здарова», Старик не сводил глаз с поплавка.
Арсений Ильич скинул рюкзачок, засмеялся, тоже шёпотом. «Ну чё ты таращишься? Ранее девяти клёва не бывает!»
Старик и сам знал, что не бывает. И нет никакого смысла вставать до зари и копать червей впотьмах. Тем более, что их можно нарыть и с вечера Но как же ритуал, традиция и всё такое? Разве это пустые слова?
Арсений Ильич не торопился. Для начала он приладился помочиться в густые заросли хрена на задворках почтальоншиного огорода.
Вдруг у городского соседа раздалась какая-то возня и шумный плеск.
«Господи», подумал Старик, «никак с берегу теперь свалился? Вот невезучий день у мужика!»
Но нет, городской никуда не свалился. Он стоял, высоко подняв правой рукой согнутое в дугу удилище, и тащил этим удилищем невиданную в деревенском пруду рыбину. Левой рукой рыболов опустил в воду дорогой приёмистый подсачек на длинной рукоятке. Пожалуй, он и вытащил бы уже здоровенного карпа, но тут подоспел Арсений Ильич. С первым всплеском рыбы он бежал от зарослей хрена, на ходу пытаясь застегнуть пуговицу от штанов в петлицу пиджака.
«Не тяни, не тяни её! Пусть погуляет! Щас я тебе помогу! Не тяни, говорю!»
В мгновение ока шустрый дед проскочил под удочкой, в туче брызг вбежал в воду чуть глубже своих резиновых сапог. Схватил лесу рукой, успев почувствовать приятную тяжесть рыбы, и леска сразу лопнула. Арсений Ильич засучил ногами по сколькому глинистому дну, оступился и, смешно маша руками в поисках равновесия, грузно сел задом на палку подсачека, переломив её надвое.
Поднял полные укора глаза на городского: «Ну что ж ты? Я ведь кричал не тяни»
Городской выглядел жалко. Под обоими глазами и на лбу вспухли большие розовые желваки, отчего очки не доставали до переносицы. В правой руке он продолжал сжимать разогнувшееся удилище с обмотанным вокруг вершинки клубком лесы и поплавком, в левой обломок подсачека. Ни дать, ни взять рыцарь, выбитый из седла на ристалище. Рыболов отбросил покорёженные снасти и спросил тонким голосом: «Блин, деды У вас тут заговор, что ли?!»
Старик крякнул и внимательнее вгляделся в свой поплавок. Арсений Ильич, истекая водой, выбрался на берег. «Ты, молодой человек, другой раз кричи заранее, я сразу прибегу. А то ведь снова упустишь!»
«Уйди, дед!», отказался от помощи городской.
Арсений Ильич, чавкая сапогами, подошёл к Старику, нагнулся и громким шёпотом спросил:
«Видал рожу-то евоную? Ужас, а не рожа!»
Старик снова крякнул.
Арсений Ильич размотал и закинул снасти, городской починил свою удочку. На короткое время на пруду воцарилась деловитая рыболовная тишина. Около девяти часов у друзей начал клевать мерный «ладошечный» карась, и за своей долей явились два прудовых кота. А в половине десятого многострадальный сосед вытащил карпа килограмма на два. Старик уважительно крякнул. Арсений Ильич в процессе вываживания то и дело порывисто вставал, издавал малоприличные и даже откровенно непотребные звуки, хлопал себя по мокрым штанинам. Но городской справился и карпа вытащил.
А в десять часов извлёк из воды ещё одного. И до полудня ещё четыре штуки. Старик накрякался, кажется, на всю жизнь. Арсений Ильич страдал. Он ходил, как бы прогуливаясь, вдоль берега пруда. Без нужды посещал заросли хрена. Но разглядеть каких-то особых городских секретов не получалось. Наконец, уже в первом часу, сосед начал собираться домой.
Методично протёр тряпочкой удилище, сложил его и обломки подсачека в специальный кофр. Выволок огромный садок и принялся перекладывать добычу в полиэтиленовые пакеты. Здоровенные рыбины тяжело ворочались, шурша упаковкой и тускло сверкая крупной чешуёй. Арсений Ильич не выдержал. Медленно приблизившись, он спросил самым безразличным голосом:
«На что это вы ловите?»
«На опарыша. По три штуки насаживаю.» И городской доверчиво протянул пенопластовую коробочку. «Возьмите, у меня осталось немного. Только мотыльницу верните»
Арсений Ильич высыпал сигареты в карман пиджака, а в пустую пачку пересыпал жирных личинок. «Ишь ты!» удивился он. «А чего это они красные?»
Городской пожал плечами: «Говорят польские. Специально для рыбалки выращивают.» Забрал мотыльницу, погрузил барахло в машину и уехал.
К вечеру друзья поймали пятерых карпов на двоих. Поймали бы и больше, но стариковские снасти оказались хлипковаты для такой охоты.
Глава вторая
Собравшись по домам, приятели присели перекурить и обсудить пережитое.
«Что за люди в этой Европе живут? Не пойму Опарыши у них, вишь, и те красные!»
«Да Я думаю, евреи это всё. Из каждой ерунды копейку делают.»
«Это точно. Эти не стали бы на таких опарышей ловить, а развели бы их, да и продавали потом»
Деды уставились друг на друга.
«У нас же осталось сколько-то?»
«Осталось три, но они окуклились Я их и это Выбросил, значит»
«Сеня!! Куда?!»
«Да вот куда-то здесь, в траву»
Старики принялись ползать на карачках, раздвигая заскорузлыми ладошками молодую полынь, хищно вглядываясь прозрачными глазками в придорожный мусор. Тут же рядом звякнул велосипедный звонок.
«Чой-та вы тут?» Почтальонша Зинка тянула шею вслед своему бабьему любопытству.
«Да вот, Сеня куколок наших обронил ищем!» плаксивым голосом посетовал Старик.