Стеклянная любовь. Книга вторая - Алексей Резник 2 стр.


Неимоверным усилием воли Слава заставил себя не думать о несуществующем предмете своей несчастной фантастической любви и полностью сосредоточился на вполне реальном настоящем, сделавшимся серым и банальным, не отдающим больше откровенной сумасшедшинкой и самой настоящей «чертовщиной», связанными с, почти сказочной перспективой, которую открывал готовившийся «Эксперимент» на кафедре «Неординарной Философии» у Боброва. Не было больше ни Неординарной Философии, ни Эксперимента, ни сказочных перспектив, с ним связанных  ничего не было

За соседним столиком о чем-то таинственно и оживленно шушукались три симпатичные девчонки  первокурсницы факультета германо-романской филологии, гремевшего по всему университету половой и морально-волевой распущенностью своих студенток. Легко подстраивающий под, так сказать, складывающиеся «тяжелые» обстоятельства, Слава с некоторой надеждой начал магнетизировать романо-германских филологинь глазами, но те лениво скользнув из под густо накрашенных ресниц оценивающими блудливыми взглядами по старенькому, слегка засалившемуся, Славиному пиджаку, выцветшему свитеру под пиджаком и уродливым потрескавшимся ботинкам, сиротливо выглядывавшим из под стола, больше не обращали на него специального внимания, целиком углубившись в не прекращавшееся таинственное шушуканье.

«Шалашовки!»  без особой злобы, но с сильной досадой подумал Слава и принялся разглядывать пеструю, «разнокалиберную», шумную очередь студентов, выстроившуюся вдоль раздаточных прилавков, надеясь увидеть там кого-нибудь из хороших знакомых. Знакомых оказалось много  как хороших, так и плохих, но все они страдали общим, объединяющим их в единый несчастный бесперспективный коллектив, недугом  хроническим «финансовым запором». Во всяком случае, именно так, не без толики желчи, подумал о них Вячеслав Богатуров, и в порыве внезапно прилетевшего негодования на «всех и на вся» подскочил со стула и стремительно пошел прочь из столовой, кожей спины под засалившимся пиджаком и выцветшим свитером остро чувствуя направленные ему вслед насмешливые взгляды трех беспутных, а может быть даже и  распутных, студенток факультета романо-германской филологии. Сейчас он горько сожалел, что не поехал вчерашним поездом в Богрушиху, к маме и сестренке, но «поезд уже ушел»

Медленно поднимаясь по лестнице и мрачно глядя на потрескавшиеся носки ботинок, Богатуров постепенно включал всю мощь своего недюжинного интеллекта на решение единственной и первостепенной задачи: г д ем о ж н ос р о ч н од о с т а т ьд е н е г?!?!?! Интеллект, разумеется, работал вхолостую и Слава, не глядя по сторонам, с лицом мрачным и сосредоточенным, зомбированной походкой продолжал подниматься по университетским лестницам до тех пор, пока на площадке между третьим и четвертым этажами, его не хлопнул по плечу одногруппник, Андрюха Малышев  тридцатилетний бородатый мужик родом из далекой лесной деревни, бывший рабфаковец, каким-то чудом сумевший продержаться на философском факультете три с половиной года, с истинно обезьянней ловкостью, словно с ветки на ветки, совершая головокружительные прыжки с предыдущей сессии на последующую  благополучно перелетая, тем самым, через пропасть, казалось бы, неминуемого отчисления и каждые полгода вызывая искреннее изумление по этому поводу у преподавателей и одногруппников. Видимо Андрюху в самых сложных экзаменационных пертурбациях всегда выручала широкая подкупающая улыбка и  добрый характер типичного русского крестьянина, прущий наружу буквально с каждой, неуклюже, но добротно и основательно, построенной фразой ответа-монолога на вопросы, поставленные в экзаменационном билете. Студенты, особенно те, что жили с ним в одном общежитском блоке (в это число входил и Вячеслав Богатуров), любили неизменно денежного, щедрого, хлебосольного Андрюху, чьи богатые деревенские родственники регулярно снабжали его соленым свиным салом, мороженым мясом, домашним сыром, копченой рыбой, банками с вареньем и четвертными бутылями, до самого горлышка наполненными различными ягодными настойками. И в блоке, где жил бывший рабфаковец Малышев, почти никогда не поселялись хроническое недоедание и упадническое настроение.

Шесть дней назад Андрюху увезли на «скорой помощи» в первую муниципальную больницу города (ту самую, где находился на излечении Владимир Николаевич Бобров) с подозрением на «сотрясение головного мозга средней тяжести» (где-то, в какой-то рабочей «общаге», на чьем-то дне рождения кто-то ударил Андрюху пустой бутылкой из под портвейна по голове и далее, в ходе завязавшейся потасовки, кумиру всех голодных студентов философского факультета вдребезги разбили очки, сместили коленную чашечку на правой ноге и понаделали предательских трещин в нескольких ребрах) и предполагалось, что в больнице он задержится, к всеобщему унынию, как минимум недели на три.

И, само собой, что при виде Андрюхи, из глотки голодного и несчастного Славы невольно вырвался первобытный вопль восторга, гулким эхом далеких неолитических времен заметавшийся по лестничным переходам и коридорам корпуса философского факультета.

 Ты что орешь так, Славян?!  широко и обрадованно улыбался и близоруко щурился на друга Андрюха.  Случилось, что ли что у тебя особо знаменательное?!

 Да тебя просто не ожидал увидеть  говорили же, что не раньше середины января тебя выпишут, а тут ты  как Христос явился, честное слово!!!  взахлеб заговорил Богатуров, крепко пожимая широкую мозолистую ладонь своего неожиданного спасителя (в чем он не сомневался ни секунды).  Перед Новым Годом я без «копья» остался  представляешь?! Как Боброва «бортанули» эти сволочи, так и все  полный пи ц для меня и наступил: ни «повышенной стипендии», ни перспектив, ни уважения, ни  женского внимания, вообще  ничего!!!.. Я, честно говоря, Андрюха  он несколько растерянно и смущенно умолк, красноречиво глядя Андрюхе в добрые близорукие глаза.

 О чем разговор, Славян?! У меня «стольник» остался в «заначке», так что  живем!!! А, особенно, я живу после своего воскрешения! Мне же, знаешь, какой, сначала, диагноз-то поставили?! Перелом основания черепа  ни больше и не меньше! Один дурак там, врач-рентгенолог, так прямо сразу и бухнул, хорошенько снимок не рассмотревши! Представляешь  какой козел?! Как он, бл ь, учился у себя на лечебном факультете  не понимаю совершенно?! А они же не какие-нибудь пиз лы, вроде нас, философов, а их же учат людей лечить! Как он мне эту херню про «перелом» сказанул, то я и подумал, само собой, сразу, что  все, «пиз ц», а потом мне кто-то, как будто шепнул на ухо: «Не слушай ты его  он так себе цену набивает!». Это прадед мой покойный, дед Тимофей шепнул  он всегда мне помогает, когда совсем подопрет!.. Ну да и хй с ними, с этими «костоправами» недоделанными со всеми  главное, что я там на Новый Год не подзастрял!  Малышев еще раз хлопнул Богатурова по плечу крепкой крестьянской рукой.  Неужели ты полагал, что я останусь в больнице слушать стоны и хрип тяжело больных соседей по палате, и брошу верного друга на произвол жестокой безденежной судьбы в Новогоднюю ночь?! Нет ничего страшнее, чем оказаться без копейки денег накануне ночи с тридцать первого декабря на первое января, особенно такому талантливому человеку, как ты, Славян! Пойдем сначала пожрем в столовую, а там, на сытый желудок и подумаем хорошенько  что нам предпринять дальше?! Надеюсь  ты не возражаешь против моего плана?

 Ничуть, дружище!  и Славка счастливо рассмеялся, прыгая через две ступеньки вниз по лестнице вслед за Малышевым, немного тревожно вслушиваясь в отзвуки своего недавнего радостного вопля, эхо от которого, хотя и заметно слабее, но, тем не менее, упрямо продолжало служить противоестественным акустическим оформлением лестничных пролетов факультетского здания

Собственно, «застрявший» крик, изданный Славой уже не считался акустическим феноменом, наряду с другими паранормальными физическими явлениями, прочно поселившимися внутри главного университетского корпуса с той памятной ночи  с 6-ого на 7-ое декабря, когда произошел несчастный случай с Бобровым в помещении кафедры «Неординарной Философии», и, когда в квартире слесаря Потапова разразилась невероятная метафизическая катастрофа

Да и в пределах всего миллионного города Рабаула, раскинувшегося на огромной площади сорок на пятьдесят километров вдоль по извилистому берегу великой евразийской водной артерии, Оби, произошли десятки и десятки, суммировавшиеся в сотни, случаев жутких, загадочных и необъяснимых явлений, оставшихся неизвестными для широкой общественности, но, зато, в полной мере, заставившими «попотеть» непосредственных свидетелей, а, если точнее, то  жертв этих, не «влезающих ни в какие «логические ворота», явлений, событий и случаев

Ядовитое дыхание Врага проникло в атмосферу Рабаула и начало оказывать свое коварное, невидимое, деструктивно-разрушительное воздействие на основные физико-химические характеристики местных пространства и времени К Рабаулу и его ближайшим окрестностям на сверхрелятивистских скоростях приближалась откуда-то из «далеких чертовых глубин мироздания» коферментная злокачественная форма «Нового Года», в лихорадке голодного пароксизма, порождаемого диким желанием поскорее проглотить «Год Старый», нетерпеливо клацкавшая острыми, загнутыми вовнутрь, клыками-ятаганами. Вследствие этого неудержимого и неотвратимого приближения «деструктивной Новогодней Ночи», в огромном городе медленно, но верно, массово наступало «предбезумное» «новогоднее» настроение

Назад Дальше