Так мы жарили перловку, чтобы сберечь нервы повара, который все ее готовил и прихваливал волшебное мясо тюленя, которое туда добавлял, чтобы сбить горечь каши. Уж не знаю, с чем он ее мешал, с клопами, что ли, и видимо сударь не знает мер, приглашая на свое таинство ужина то беса, то Люцифера, что в переводе значит «Светоносный». И сам свет ему носит и прихваливал кашу, и добавлял туда кореньев трав, которые сбавляли горечь и получалась одна картошка на вкус. И если дело было в том, чтобы сбавлять горечь то ладно, можно было бы и беса и Люцифера, так ведь сам Дьявол захаивал к нему в гости!
И с чем бы есть перловку? Мясо то ведь уже приелось, и тюленины оно ведь значит. И теперь все начнут меня хаять, ведь как ведь так, есть мясо тюленя могут только больные люди! А знаете, какое оно волшебное мясо на вкус, если приправить его перцем с чесноком и дать ему настояться часа два три в пылающем костровище судна? Не в плане, чтобы само парусное судно сжечь, а в том плане, чтобы дать ему настояться, вот ведь.
И тюленятину мы ели, и чаек многие пробовали, и говорили, что она горькая на вкус, и что делать нечего, чтобы это снова пингвинятину засунуть в нос и понюхать, чем его приправил повар
И обычно он приправлял таки перцем с солью и давал настоятся час другой, прежде, чем подавать на стол. Это в Северных экспедициях, чем у нас обычно и заканчивалось лето. И лето было скудно, ведь плавали мы в широтных местностях, чем приправляли хлеб и прибаутки, что было сморщено носом и давало нам надежду плыть и высокомерно вести за собой ледоходы, которые нам «постепенись брат!» и давали плыть наперекор судьбе. Ведь мы были такие нищие и вечно матерились, когда давал нам плыть теплоход, а не тот «зеленый атомоход!». Он был шаромыжником, тот гей, который начинал все плести, о чем свет видывал и, видимо, настоялся его перец в стакане, куда он плеснул жидкого этанола, в котором настаиваются в чане детали машин. И себе, так сказать, и машине, ведь ей тоже надо пить. Вечно пьяная атмосфера.
И так и сяк, а мы Солнцелитие праздновали раз в три недели. Когда тюленя зажарим, когда пингвина сморим. А когда и чесночком отправим, чтобы сбыть запах спеси и норова, которым он отправляет воздух.
И так и сяк, а сейчас пора бы мне заканчивает книгу, видно, проголодался я. Закончим и наш рассказ о Солнцелитие, древнем священном ритуале погребения, имя которому дал капитан Норов, что в сказочных морях. И что теперь? А что делать, если нету Солнцелития? Кто будет править на Земле? Агнец божий, и ли я сам воцарюсь? Кто подскажет? Небо расскажет, а я сам удалюсь и сделаю знак свои приближенным, чтобы они схватили того засранца, который записал все без разбору! Аминь.
Im A Deadmaster
Так как я труп в новом веке, то и зовут меня Труп. Я Деад. Меня повесили на стену и сделал кушаньем моя же группа, которой я поклонялся в свое время. И не надо мне нравится. Я тупой и нежный, как Деад. Мне нравились люди, которые тупые и записали альбом со своим убийцей. Это Деадмастер. Я распял и
Я дал на крутом выжигателе имена и дал имена каждому из нежнятине, которые им там таяться. И не надо так на меня смотреть. Я нежнятина, а они сейчас тоже. Это Мейхем, браток. Их убил один выжигатель, который целуется с трупом, и имя ему Варг Викернес, который меня сейчас проклянет, потому что я взываю к нему из могилы, которой имя Судный День.
Я нежный, потому что я чумной. Не доктор. Просто чумной. Потому что люблю одну бабу и она меня тоже полюбила, хотя и не вышла за меня замуж, а прокляла навек. Все как обычно, короче. И я кончил со свой никчемной жизнью. Но давай по порядку.
Зовут меня Иен Христиан. И это хорошее имя, что бы там не говорили мои очумевшие родители христиане, которые я проклинал за Христианскую веру и точные убеждения в том, о чем они не имеют смысла мне рассказывать.
Все ели мой мозг, кроме басиста, он точно мог подавится, и я стал подозревать, что они мои людоеды. И даже без скобок.
Я родился не так давно и надо сказать, что мне это даже нравилось. И надо же, мои родители тоже мне были рады! А во Дэды нет. «Они святые», сказали они про своих родителей и заткнулись молчать, несмотря на то что я был маленький, я орал, как паровоз и вечно матерился благим матом. И так далее и тому подобное. Но, надо признать, что меня привлекало и металл и танго, что вполне сливалось сделать с моим именем именитую группу, которая бы прославила бы меня на весь мир. Я чумил по полной, и нечего было меня в этом обвинять. Я скрывался даже от собственных родителей, так что они не знали, что я Дэд из группы Дедмастер. И потом Мейхем. Как они скрывали свое происхождение. И ненавидят меня до сих пор, как скрывают мое имя Кристиан, и везде проклинают Сатану, что пелось в книгах Дьявола: сначала призвать, а потом проклясть, что есть силы. Это было его хобби, не наше. И что сказать, нам это нравилось. Мы проклинали Сатану, они проклинали нас, а потом бац. И эйфория закончилась. Мы почитали Алистера Кроули и поняли, что хотя и проклинать Сатану было правильно в е, что мы и делали со всем сердцем, когда писали «Чертов Свят Армагеддон!»
Так нас и слушало все христианство, в том числе и тот, кто печатает эту книгу. Это не Дэд, нет. Это Алевернис. Проклятый ангел тем, что слушает мою книгу и внимательно зачитывает ее своим близким, которые живут на Земле и на Небе. И так я писал свои песни, чтобы прославится и снять Бога со своего счета, а потом изменил свое имя на Кристиан. Это произошло при моей смерти, когда Бог лично стал связываться со мной. Он стал спрашивать: «Доподлинно ты, Кристиан, меня проклинал?»
И я ответил: «О нет, что ты, я так не мог!»
«Тогда зачем ты магируешь?»
«Я не магирую, я занимаюсь, я занимаюсь магией!»
Тогда занавес пал и я предстал перед Богом во всей своей няшной красоте. То есть, совсем голый. И тогда мне стало немного неловко, и заплакал, что было силы. Такой голос, и такие слезы
И Бог мне сказала:
Ослабься. Пусть твои слезы станут твоим же именем.
И так мы и помирились.
Живу я на небе, и ада вообще и вовсе не существует, как оказалось. Есть гадес, откуда все люди выскакивают все люди по очереди и приветствуют Бога что есть силы. Это их Бог, а не мой, и однажды забрался в урну, что есть армагеддон, и стал там проповедовать. Только там никого не было. Это было пустое место, только мы и я. Пустой и я. И я забыл, как меня звать и проклял армагеддон снова, потому что меня там не было. Я там воскрес и поднялся на небо приветствовать Бога. И это было в моем сне.
Я вовсе не сплю сейчас. Я бодрствую. И меня сейчас радует вовсе не Дед, а танго, которое звучит из наушников. И это странно, ведь так? И надо признать, что это меня радует. Слушаем разную музыку и вникаем в хеви металл всем воинством Бога, что меня ПУГАЕТ.
Конец
Хроники Темного владыки
Итак, я тот, который называет себя Темным Лордом, который воссияет во Тьме. Планета закрутилась вновь и в том ничего необычного. Инженеры закрутили генератор, который работал в обратную сторону и вечно тормошил двигатель Зла, как я его иначе называю. И в том нет ничего необычного кажется я повторяюсь, да? Я устал. Правлю в Темном Королевстве, всего лишь за кусочек хлеба и вечно матерюсь на тех, кто воссияет на Тьме кроме меня. Это странные писатели, которые вечно материнничают и черт бы побрал этих бы знатоков логики, которые устраняют тьму кроме меня. Это несправедливо, кажется.
Никто не знает, что я значу для того, кто меня любит. Это темный мир, Детка. Почему Детка? Потому что ты еще малыш, вечно унылый бандит, который забирает у матери последнюю терку хлеба, чтобы поиграть сангиной.
И чтобы быть мною, надо быть немного и тобой. И я отберу у тебя сангину, будь уверен. И чтобы ты заплакал. А потому что своя кончилась. Я тоже рисую целый день, хотя не знаю зачем. Зачем Лорду хоть что то делать? Он и так свят, хоть и рисует редко. Чисто для поднятия духа, хотя рисовать умеет отвратно.
Чтобы быть сангиной, надо рисовать как сангина. И не сепией, черт твою мать. И не моли меня до пощаде, мой жалостливый сын, ты похож на свою толстую третьим сыном мать, и ничего не соображавшую от детства, как я вообще ее полюбил.
И ладно уж, неси свой ватман, и мы порисуем чуток.
И так он градировал на свой гнилой от краски ватман и побежала слюна от удовольствия. Он старо выглядел на свои двадцать пять, хотя помолодел он сразу, как выбежала Земля из круга. Таинственная планета. И надо же, наша собственная. И сынок то был причем. Целых два сына родилось у него от той девчонки, чье имя он даже не поминал всуе, потому что она была свята для меня.
Замок весь прогнил, потому что по ритуальному соображению решил его парочку лет и вовсе не ремонтировать. Протрескались половицы, и не натиранные полы потускнели и стали блеклыми и неприятными. И запах от них был очень странный, как пахнет море после шторма. Гнилятиной и чем то неприятным, как мытая деревянная палуба.
Мастихнин у него отобрали в детстве и он рисовал сангиной то, что пришлось ему по вкусу. Он рисовал всяким, но пальцы болели от света, который пропускала штора и он уже всерьез думал о том, чтобы затормозить магнитное поле и вынудить планету остановится. Он знал, что действует замедляющее не только магнитное поле, но и удручаться по этому поводу не стоило. В его то возрасте (а ему уже было преклонных лет эдак двадцати пяти и больше) надо было заниматься сексом чаще, а не мастурбировать на девчонок, но жена давала редко и надо было что то думать.