Знаю, что Елизавету Михайловну любил не один я весь класс смотрел ей в рот, когда она, всегда выглядевшая нарядной, красивым, мелодичным голосом вела свои уроки, которые легко запоминались и усваивались. Конечно, Елизавета Михайловна могла быть и строгой а как же без этого в классе, где всего пять послушных девчонок и одиннадцать непоседливых пацанов? Но если ругала, то только за дело, только за провинность, а не потому, например, что у нее с утра дурное настроение (хотя я такого не припомню).
Семья Маковенко уехала в Павлодар где-то в 66- или 67-м году, точно не помню. И я не видел их несколько лет. За это время поучился в Иртышской средней школе 3, поработал на заводе ЖБИ, отслужил в армии, вернулся обратно в свое село, устроился в полеводческую бригаду сварщиком и время от времени продолжал писать и даже отсылать свои рассказы в районную газету. А меня однажды взяли и напечатали! А потом еще раз, еще и еще. А потом вообще забрали работать в газету. И вот тогда я вспомнил слова Елизаветы Михайловны: «Пиши, может, что и получится»
И в семидесятые годы я все же еще раз увидел свою любимую учительницу. По делам газеты был в Павлодаре, заранее запасся адресом Маковенко (уж не помню, кто мне его дал). Дома я их застал всех, кроме Сашки (он в это время жил в Новосибирске, что ли) и дядю Толю, и Валю с ее мужем, и конечно, Елизавету Михайловну.
Она, к тому времени уже несколько располневшая, но не утратившая своей стати и привлекательности, близоруко, с прищуром всматривалась в меня, и потом совсем по-бабьи всплеснула руками:
Марат! Мой хороший, ты откуда?
Но это она сказала так, для проформы. На самом деле Елизавета Михайловна знала про меня если не все, то многое, видела мои публикации в областной газете «Звезда Прииртышья» и была очень довольна мной, своим учеником. И когда мы, после небольшого застолья, ударились в воспоминания, Елизавета Михайловна вдруг опять всплеснула руками, встала из-за стола и ушла в одну из комнат. Вернулась она с обыкновенной школьной тетрадкой. Показала мне ее обложку и, улыбаясь, спросила:
Узнаешь?
Я впился глазами в «паспорт» тетрадки и узнал свой ломкий, неровный почерк, которым я подписал свою тетрадку по русскому языку, если не ошибаюсь, за пятый класс! Но это было еще не все. Елизавета Михайловна пролистала тетрадку и развернула ее ко мне выбранным местом.
И я снова узнал и свой почерк, и свое сочинение «Как я провел лето», снабженное еще и моим же рисунком цветными карандашами. Этот мой «опус» был признан тогда лучшим по школе и вроде бы даже был представлен на районную олимпиаду.
Как, вы его сохранили? удивился я.
Конечно, просто сказала Елизавета Михайловна. И не раз перечитывала. Хочешь, еще раз почитаю?
И Елизавета Михайловна при всех домочадцах, опять к необыкновеному моему удовольствию, зачитала мое сочинение о том, как я провел незабываемое лето 63-го или 64-го на зеленых лугах, на голубых озерах и на берегу Иртыша. Оно было наивным, то мое сочинение. Но от его простых слов, каких-то запоминающихся деталей, нескольких точных и красочных оборотов веяло такой свежестью, перед глазами вставала такая яркая летняя картинка из моего детства, что мне захотелось попросить у Елизаветы Михайловны отдать мне эту мою тетрадку. Насовсем.
Но моя учительница так бережно держала ее в своих руках с длинными тонкими пальцами, которые в школе я нередко видел выпачканными мелом или чернилами, что я не посмел.
Больше Елизавету Михайловну я не видел. Последние годы она жила со своей дочерью Валентиной в Ташкенте, где навсегда и упокоилась
А я же все эти годы по ее настоянию и собственному хотению продолжал писать сначала в газеты, потом в журналы, а там дело альманахов, коллективных сборников и даже собственных книг дошло. И если бы Елизавета Михайловна была жива сегодня и узнала, что ее любимый ученик уже значится в числе профессиональных литераторов, наверняка бы торжественно и с нескрываемым удовольствием сказала:
Ну вот, я же знала, что у тебя получится. Молодец!
Александр Витковский
Я буду
Я буду любить тебя мысленно,
Со всей душою и искренне!
Ты единственная и желанная,
Ты счастье моё, долгожданное!
Ты навсегда со мной
Я в дорогу с собой возьму,
Всю силу любви твоей,
Через время и даль пронесу,
Свет ярчайший души твоей.
Буду вечно хранить тепло,
Не забуду все ласки твои,
Лишь дождь сейчас бьёт в стекло,
Но смыть он не сможет следы.
Будет вечно гореть наш огонь,
Не смогу я тебя разлюбить,
И пусть стучит дождь в стекло,
Мы сможем тепло сохранить.
Я в дорогу с собой возьму,
Всё тепло твоё, всю доброту,
Через время и даль пронесу,
Всё счастье, любовь всю твою.
Наш романс
Ну вот, я же знала, что у тебя получится. Молодец!
Александр Витковский
Я буду
Я буду любить тебя мысленно,
Со всей душою и искренне!
Ты единственная и желанная,
Ты счастье моё, долгожданное!
Ты навсегда со мной
Я в дорогу с собой возьму,
Всю силу любви твоей,
Через время и даль пронесу,
Свет ярчайший души твоей.
Буду вечно хранить тепло,
Не забуду все ласки твои,
Лишь дождь сейчас бьёт в стекло,
Но смыть он не сможет следы.
Будет вечно гореть наш огонь,
Не смогу я тебя разлюбить,
И пусть стучит дождь в стекло,
Мы сможем тепло сохранить.
Я в дорогу с собой возьму,
Всё тепло твоё, всю доброту,
Через время и даль пронесу,
Всё счастье, любовь всю твою.
Наш романс
На пюпитре старого рояля,
В свете догорающей свечи,
Нотная тетрадь твоя стояла,
Играя, тихо пела ты в ночи.
Звуки разливались мягким шёлком,
Пространство заполняя красотой,
Мы были в этом мире одиноки,
Объединила нас музыка собой.
Я слышал эти ноты чётко,
Сплели они классический романс,
Пропитанный надеждой и любовью,
Он всем смыслом так похож на нас.
Лара Голубь
Мастер Лето
Мастер Лето,
я Вас приглашаю к обеду;
Ваш походный сюртук
пахнет ранней весной;
не прощаясь
она упорхнет незаметно;
юность, так и не ставшая
вашей женой.. Мастер Лето;
весна, вдохновение Мая,
пропись легкая, кисти невыцветшей дар;
Мастер Лето,
дорожною краской светает
ее»
кипельно нежный
вишне"вый муар.. Мастер Лето;
чувствительный
тайне творения
пропитается
Ваш незатейливый фрак;
Воссияет прозрачная мудрость
дарения,
И застынет, слезой утончения..лак
Оксана Довгунец
Передышка
Блики радостей и болей
Погасила тишина.
Небывалого покоя,
Вдруг душа моя полна.
И тоска уйти смогла,
В дымке серой счастья вспышки.
Нет, она не умерла
Это просто передышка.
Шрамы
Посмотри же на него внимательно,
В нём лишь бездны чёрной пустота
Забывать его ты будешь так старательно,
Плакать, снова обещая: «Никогда!».
Только каждое твоё старание,
Станет новой фееричной драмой.
И финалом каждым в назидание,
Бередить ты будешь эти шрамы.
И конечно в новых неудачах
,Обвинять ты будешь лишь его.
Ни герой, не принц он и не «мачо».
Но не надо больше сердцу никого
Только толку, милая напрасно
Не нужна, забыл уж про тебя.
Не желая верить, знала ты прекрасно,
Что любить способен только лишь себя
Бессонница
Диалоги с фантомами прошлого
Ты ведёшь в угоду бессоннице.
Что пришла тоскою непрошеной,
Надевая кольцо затворницы.
Нет не руки сжимает, не горло,
Душу жадную до прощения.
В голове крутит жуткие свёрла,
Говорит, как сладко отмщение.
Не давая заснуть, наслаждается,
Призывая все страхи и мУки.
Над потерей твоей издевается,
Без причины, так просто, от скуки.
И пока не дождется безжалостно
Злых рыданий до дрожи в груди,
Лишь тогда, оскалившись радостно,
Развернется, ты раньше не жди.
Запретное желание
Привыкла к одиночеству,
К страданью неизбежному.
И ничего не хочется,
В душе дожди по-прежнему.
Привыкла к новой боли,
Что истязает тело.
Её щипцы и колья,
Терплю теперь умело.
Привыкла быть сильнее,
Чужим не доверяться,
С собою быть честнее,
И реже улыбаться.
Но как же мне привыкнуть,
Без неба не любя.
Из сердца как мне выгнать,
Желанье ждать тебя.