Дыра
Мы сидели в кустах у речки и курили. Витька бросал в воду камешки и ждал, когда я дам ему затянуться. Оставалось на два затяга, я дал ему затянуться, потом затянулся сам и едва пальцы не обжег. В запасе осталось всего две сигареты, но ничего, может у Михалыча можно будет разжиться потом. Хотя он ругается, когда у него закурить просишь. Мал, мол, ещё, но когда выпивши, то сигаретку даёт запросто и не ругается. А какой же я малой, ежели мне скоро четырнадцать будет?
Ладно, сказал я Витьке, пора за мамкой идти, она на Чёрную сопку с утра пошла. Меня звала, но мне тогда надо было с Витькой одно дело обсудить. Он два патрона нашел, возле сарайчика Михалыча, целенькие, только немного сырые. Но я-то сразу подумал, что он их не возле нашел, а в самом сарайчике, дверь-то на запирается. Там приезжие обычно свои манатки складывают, могли патроны и вывалиться у кого из рюкзака. Вот я и сказал мамке, что в обед пойду, помогу корзины тащить домой. А уж до сопки дорогу я знаю, не заплутаю. Мамка и пошла одна. Она лес знает, за нее бояться нечего. Только вот корзины ей таскать не с руки, они тяжелые, тут мужик нужен.
Так что, с Витькой мы патроны решили приберечь, не расковыривать; что я, не видел что ли, как порох горит? Выпросить потом ружье у Михалыча и на глухаря сходить, к осени. Сунул я патроны в карман и пошел за мамкой. Тут Витька за мной увязался, мол, ему все равно, дома делать нечего. Ну, вдвоем-то оно веселей, мы и пошли вместе.
Витька малец ещё, всего-то десять ему. Но других пацанов у нас здесь нету, одна сестра его, Аленка, да и та малая, шесть ей. Потому я Витьку держу за товарища, хотя он и любит поныть. Пока мы шли, он всё про фильм говорил, что в интернате перед отъездом показывали по телику. Я-то с интерната раньше убёг, как май пошел, так я сразу домой и ушёл. Будут потом ругать, да я не боюсь. Все равно не выгонят, приду осенью. Тут Витька пить захотел, пришлось к роднику, что Птичьим зовут, свернуть. Он как бы в чашу каменную натекает, а в ней птицы купаться любят. Синицы да клесты, мамка говорит, что и сороки тоже любят купаться, только я не видел. Напились мы воды, она тут холодная, вкусная. Витька чего-то головой завертел, мол, слышишь, чегой-то гудит. Я от родника отошел, головой повертел, но ничего не услышал. Это ему, наверное, почудилось. Что в лесу шуметь может только ветер, да речка. Но до нее уже далеко, не услыхать. Может, ветер верхушки качал, вот ему и послышалось.
Дошли мы до Черной сопки, на месте, с мамкой условленном, только одна корзинка с грибами стоит, значит, она где-то ещё ходит, вторую добирает. Витька сел у корзинки да давай грибы смотреть. Смотри, говорит, Петруха, какие они красивые, блестят, как карамельки, так бы и съел. Я ему горбушку, что из дома захватил для себя, дал. Пусть жует, время-то обеденное, а то и вправду начнет грибы пробовать.
Решил я мамку пойти встретить, чего уж теперь сидеть, домой пора, обедать. Витьке я наказал, чтобы он никуда не уходил, пока не вернусь. Знаю я его, трусливый он в одиночку, еще реветь начнет, если ветка где треснет или сороки начнут трещать. И полез я вверх, по сопке, на ходу манком, что мне Михалыч прошлым летом подарил, крякая. Это я мамке сигнал подавал, чтобы она спускалась вниз. Скоро и ответный кряк услыхал, значит там она, наверху. Это я ей второй манок у Михалыча выпросил, в лесу ведь уток нет, потому и легко найти друг друга. А орать в лесу не принято, так только заезжие делают, охотник должен лес слышать, а его в лесу никто не должен замечать, иначе никакого зверя не найдешь. Я с Михалычем много ходил, а он охотник хороший.
Мать травы разной набрала охапку, любит она травы собирать, бабка её научила их отличать, пока жива была. Да вторую корзинку с грибами несёт, на бок клонится, и зачем столько набирать? Спустились мы вниз, а там Витька дрыхнет, в теньке под сосной, улыбается чего-то, может, карамельки во сне ест. Хотел я ему мурашей за шиворот сунуть, уже и набрал их в муравейнике на соломинку, да мать не дала. Погладила его по голове, он и проснулся. Мать ему и вторую горбушку, что я для неё принес, отдала.
Пусть поест, Петруша. Ему расти надо. Ну и ладно, раз так. А он и говорит: Спасибо, тётя Маша. Смотри ты, какой вежливый
Попили мы воды, что я у родника во фляжку свою солдатскую набрал, и направились домой. Мамка с травой идёт, я корзинки тащу, а Витька, бездельник, впереди скачет, прутиком машет. Мы уже половину дороги прошли, тут сосна без верхушки справа стоит, приметная. Тут Витька, что вперед далеко убежал, на месте замер, потом давай скакать и кричать. Но я и сам уже заметил светлую точку впереди, над лесом. Кажись, вертолет. Да еще как раз оттуда, где наша деревня стоит
Витька подбежал и орёт: Смотри, Петька, вертолёт! Тут он как раз над нами и прошёл, здоровенный такой, но высоко уже. Прошумел он негромко, ветерок прошёл следом по верхушкам. Вертолет как вертолет, только окраска у него странная. Не зеленый, не бело-синий, а серебристый, с большими буквами «СОЧ» на брюхе. Такой к нам еще не летал. Витька вослед смотрит, прыгает и так рад, будто ему конфету дали. Совсем пацан ещё, чего радоваться-то? Ну, прилетели-улетели, не первый раз к нам вертолет, так что теперь, конец света что ли?
Тут и мать говорит: У нас были, видно геологи Для охотников-то не сезон ещё, а Петруша? Очень мне не нравится когда она меня так называет, будто маленького. А Витька уже вперед рвется, охота ему быстрее домой попасть да узнать, кто прилетал. К нам, вообще-то, редко прилетают, раз в месяц-два. А бывает и по три месяца никого, особливо с зимы на весну, когда ни охотников нет, ни заготовителей.
Да, огорчился я, вот же невезуха, и надо же было мамке сегодня в лес идти. Сидели бы дома, так всё сами бы узнали, а теперь от других узнавать. Когда еще такой вертолет прилетит
Может и геологи, сказал я мамке, теперь все летают А может и иностранцев привезли, они могут не то что вертолет, ракеты, вон, в космос нанимают Мне и самому хотелось бросить все, да бегом в деревню, с Витькой наперегонки. Но я для солидности только через зубы сплюнул, как старшие пацаны в интернате. Корзины только поставил, чтобы руки поменять, хотя какой толк, все равно корзинки тяжелые, но так вроде легче становится тащить.
Про иностранцев я так сказал, наобум, прихвастнул. Однако Витька сразу пристал, где это я иностранцев видел. А у нас в райцентре прошлой зимой на вольчью охоту каких-то то ли немцев, то ли французов привозили, да только я их сам не видел. Мне Ольга говорила, у нее отец егерем служит. А в классе мы за одной партой сидим. Пришлось приврать малость для Витьки, чтобы идти было не скучно. Мол, были это французы, все из себя, в шубах, да с видеокамерами. Витька сразу давай спрашивать, какие у них ружья были. Но тут я врать не стал, сказал, что сам не видал. Нельзя по городу с ружьями ходить, они мол, их в чехлах держали. Он пожалел, что я ему раньше ничего не сказал, он бы уж и с уроков удрал, чтобы на них поглядеть
Мы все шагу прибавили, хотя уговор был посредине дороги отдохнуть, да и корзинки мне уже руки оттянули. Но еще больше хотелось быстрее домой попасть. А середину мы уже и прошли, пока болтали.
Только мы на выгон вышли, как сразу заметили, что гости пожаловали. Куча ящиков у реки, где каменистая россыпь поровнее, свалена. Там завсегда вертолеты садятся. И люди какие-то ходят у ящиков. Витька, как собачонка перед косточкой завертелся, так ему хотелось вперед убежать, раньше других все узнать. Мать у него траву, что понести давала, забрала. И говорит: мол, беги Витюша, погляди, кто к нам пожаловал. Он на меня просительно глянул, будто я ему хозяин. А мне что, пущай бежит. Я плечами только пожал, а он уже пятками засверкал. Тоже мне, друг, называется.
Когда и мы с мамкой подошли к гостям, у меня корзинки сами из рук выпали. Оставил я их, да осмотрелся. Трое парней ящики друг на друга складывают, видно, что порядок наводят, номера смотрят на ящиках. Да еще парень с девкой стоят поодаль, промеж собой что-то говорят, а рядом антенна, как тарелка большая стоит, я такую у пожарников видал, когда они в позапрошлом году у нас стояли неделю. Тогда на севере лес горел, они у нас пост держали и по такой антенне через спутник разговаривали с городом. Классная вещь, нам бы такую поставили, только стоит она, наверное, кучу денег
Мамка моя поздоровалась с новыми людьми, да на камень села, передохнуть, траву не опустила. А те только и сказали: «Здрасьте», да дальше давай ящики таскать. Я тоже буркнул им «здрасьте», сел возле корзинок и смотрю-гадаю, что это у них в ящиках. Только не разберешь, что написано на ящиках пластиковых, одни буквы с цифрами. Тут тот парень, что с девкой говорил, к ящикам было пошел, но нас заметил и свернул, подошел ближе. Поздоровался с мамкой, да мне руку протянул:
Давайте знакомиться, меня Степаном зовут. Решили у вас поработать немного
Я руку пожал, сказал, что меня Петром зовут, он покивал, улыбаясь. Хорошее у него лицо, приятное. Тут к нам и девка подошла, поздоровалась с мамкой и мне руку подала, сказала, что ее Юлией зовут. Приехали они к нам станцию какую-то ставить, я и не разобрал, какую, только на нее смотрел. Очень уж она красивая, эта Юлия, глаза карие, волосы до плеч, брови вразлет. Мамка ей назвалась по фамилии, меня назвала, хотя я и сам мог бы, потом встала и вроде как собралась уходить, но тут Юлия ее под локоть взяла, да к речке повела, что-то говорить стала. А я сижу, видно, с открытым ртом, потому что Степан на меня странно посмотрел, а я и не услышал, что он спрашивал. Тут я покраснел, да хотел удрать, но он отвернулся, и говорит: Как тут у вас хорошо, первозданная природа, не то, что в городе, где летом задохнуться можно.