Душа неугомонная - Юрий Семенович Саваровский 2 стр.

Сожаленье, только сожаленье
Выражаю мысленно себе.
Время пролетело, как мгновенье,
Светлое мгновение в судьбе.
Узнаёт об этом только старость,
И давай о прожитом стенать,
Будто бы в оставшуюся малость
Что-то можно в жизни поменять.
Будто можно в детство возвратиться,
В детство, опалённое войной,
То, что мне, как розовое, снится,
То, что так нависло надо мной.

Ищу пути в дорогах бытия,
Чтобы не быть в нём слабым и убогим,
Чтоб не просить у власти и у Бога
Того, что не достиг при жизни я.
Однако, не везде и не всегда
Могу решить я многие проблемы,
Не отыскать ни верного следа,
Не доказать простейшей теоремы.

Резкий перепад температуры
Этой неустойчивой зимой
Повелел мне нищею сумой
Пополнять казну литературы.

Как иголку, что попала в стог,
Я ищу, невольно чертыхаясь,
Стих любви, в котором не стихает
Обнажённость потаённых строк.

И от этих призрачных потуг
Я не сплю метельными ночами,
Всё сильнее слышу сердца стук,
Всё слабее ворошу мозгами.

Не написал сегодня я ни строчки,
Я не нашёл достойные слова,
От стихотворной этой заморочки
Трещит моя пустая голова.
И только беспокойная душа,
Как будто под воздействием наркоза,
Все рифмы надоевшие круша,
Укладывает чувства чёрствой прозой.

Дождь. На заборе чёрный ворон
Сидит, как грозный истукан,
Как будто бы ворвался ворог
На мой незащищённый стан.
Сидит, мои терзает нервы
И не намерен улететь,
И будто ждёт, из нас кто первым
Устанет пристально смотреть.
Сидит, в окошко взор вперяя,
В меня направлена стрела.
Он явно не посланник рая,
Из ада он, поборник зла!
И я его пытаю взором:
Не он ли мерит жизни срок,
Не этот ли залётный ворон
И есть моей судьбы пророк?

Крестов на кладбище не счесть,
Они встают перед глазами
И в ясном облике утрами,
И в тёмном облике ночей.

Средь множества почивших душ,
Увидел я знакомый профиль,
Да, это ж, явно, Мефистофель,
Извечно сатанинский дух!

Ах, сколько ж он людей растлил
И очернил святые души!
И чёрный ворон в небе кружит
Над скорбным таинством могил.

Холодный сатанинский дух
И надо мной сейчас витает,
Скорбит, склонившись, Русь святая
Над прахом умерших старух,

Над прахом павших стариков
В боях за Родину святую,
И я скорблю, и негодую
Над горькой памятью веков.

А ныне время молодых,
Себя распявших на Голгофе!
И торжествует Мефистофель,
Ниспровергая всех святых.

Всему заложена основа
Отцовских, материнских генов,
В них есть зерно, и есть полова,
Жизнь зарождается из тлена.
Дуб погибает, сбросив желудь,
А из него встаёт побег,
Лес уступает место долу,
И утепляет землю снег.
Лесная гниль грибная спора,
Навоз опара для червей,
Для жизни всё, и всё для мора,
Всё требует своих кровей.
Противоборству только время 
Бесстрастный на земле арбитр,
Оно ни с этими, ни с теми,
И не обходится без битв.
Всех принуждает в жизни биться,
При смене лет, при смене зим
Иль тленом стать, иль возродиться 
Альтернатива в нём и с ним.

Есть мысли людей, что подчас
Таинственней жизни и смерти,
Какой неизвестный причал
От буйства стихии приветит,
Каким неожиданным днём
Оставим вдруг свет, мы не знаем,
Не потому ли и пьём,
Не потому ли страдаем?

Что-то сердце сегодня
Балует во мне,
Как мотор поработать не хочет.
Неужели сегодня,
Неужели во сне
Моё тело оно обесточит?
Я креплюсь, я не верю,
Что скоро конец,
Я ещё не сказал своё слово!
Мне не нужен любой
На сегодня венец 
Ни лавровый венец,
Ни терновый.

Преодолеть и всё переиначить.
С чего начать с души иль с головы?
Смотрю на мир глазищами совы.
А как на этот мир глядите вы,
Не ведая ни счастья, ни удачи?
Глядит луна в открытое окно,
Я туп и нем, как на комоде слоник,
Передо мной лежит открытый сонник,
И резкий запах флоксов и бегоний
Мне не даёт забыться сладким сном.
И я лежу, глазею на луну,
Пытаюсь хоть мыслишкой осветлиться,
Или душой увядшей распуститься
И сбросить с глаз сплошную пелену.

Преодолеть и всё переиначить.
С чего начать с души иль с головы?
Смотрю на мир глазищами совы.
А как на этот мир глядите вы,
Не ведая ни счастья, ни удачи?
Глядит луна в открытое окно,
Я туп и нем, как на комоде слоник,
Передо мной лежит открытый сонник,
И резкий запах флоксов и бегоний
Мне не даёт забыться сладким сном.
И я лежу, глазею на луну,
Пытаюсь хоть мыслишкой осветлиться,
Или душой увядшей распуститься
И сбросить с глаз сплошную пелену.

Надо ж столько выкурить
За один присест,
Надо ж столько выгрузить
На нательный крест!
Чтоб до основания
И без лишних слов
Вмиг разрушить здание,
Свой надёжный кров.
В одинокой старости,
Плача и любя,
Я казню без жалости
Самого себя.

У каждой песни есть начало,
У каждой песни есть конец,
И если песня зазвучала
Напевом в тысячах сердец,
Тогда она, сердцам внимая,
Созвучьем выстраданных нот
Поёт в колоннах Первомая,
В застольях праздничных поёт.
Но если вдруг в минуты грусти
Невольно явится она,
То боль души она отпустит
И сердце выплачет до дна.

Я выжал, как мочалку, душу,
Ничто мне радость не сулит,
И сердце у меня болит,
И алкоголь ту боль не глушит.

Душа ушла, но почему,
Какое нужно ей лекарство?
Отдать безропотно пол царства
Рациональному уму?

Или без пыток и оков,
Не противляться жадной плоти
И, как лягушка, жить в болоте
И без души, и без мозгов?

Года безразличие множат,
Сильнее и дольше гнетут.
Старею душою. О, боже,
Безжалостен времени суд!
Как редко он мне позволяет
Счастливым себя ощутить,
Как часто меня заставляет
Печалиться так и грустить.
Тяжёлые мысли тревоги,
Вступая на паперть души,
Зовут к невозвратной дороге,
Затерянной где-то в глуши.

Всё хорошо, вот только мыслей нет,
Есть пустота, покой и безразличье.
Никто меня не слышит и не кличет,
И некому мне передать привет.
Как трудно быть в покое одному
И не страдать, и никому не верить,
Как быть с душой, коль отдан я уму,
Открыв ему сегодня настежь двери?
Как быть теперь, когда усталый ум
Вбирает то, что для души противно?
Я. как дитя, гляжу на мир наивно,
И тягощусь от самых взрослых дум.

Почему ты жизнью не доволен,
Почему она тебя гнетёт,
Может, мало радости и воли
Или мало дела и забот?
Или в неуёмном подсознанье
Гложет червь навязчивой тоски,
Или сердце, полное дерзанья,
Разорваться хочет на куски?

Ложится ночь холодная окрест,
Стирается во тьме мой чёткий профиль,
Лишь остаётся преклоненный крест
На неизвестной никому Голгофе.

Но вот дождавшись первого луча,
Он высветится над ковчегом Ноя,
И станет солнце по утрам встречать,
Оставив мрак навечно за спиною.

Что меня беспокоит
В этом сумрачном дне,
Может, горе, какое,
Что неведомо мне,
Может то, что для милой
Я звезду не достал,
Может, плоть утомилась,
Или разум устал?
Отчего не потребно
И тоскливо душе,
Может светлое небо
Потускнело уже,
Или я потерялся
В этой жизни мирской?
Нет, я просто остался
Оглушённым тоской.

Под закатным солнцем тучи
Будто стелющийся дым,
Необъятный и летучий,
Обнимающий сады.

Он съедает каждый лучик,
Загоняет в темень мысль,
И её нещадно лущит,
Словно сникший колос мышь.

И съедаемый тоскою,
Я, как нанятый, сижу
Над вечернею рекою
И за серостью слежу.

Укорачиваю мысли,
Замедляю мыслей ход.
Тучи мрачные нависли
И закрыли небосвод.

Мои запутались дороги
При свете солнц, при сини лун,
Я, как медведь то сплю в берлоге,
А то мотаюсь, как шатун.
Я всё ищу, ищу чего-то,
Но никогда не нахожу
Того, что так душе охота
Сейчас же, сразу, на ходу.
Куда податься мне не знаю,
В пространстве замкнутом кружу,
То от безделья изнываю,
То необузданно блажу.