Евы ради Раю заключену бысть,
Ева согрешила, Адама прельстила,
Весь род наш отгнала от Рая святого;
Ум свой помрачила, во тьму погрузила.
Адам вопияше к Богу со слезами:
Боже милостивый, помилуй нас грешных!
Увы мне, грешному, увы беззаконному!
Уж я не слышу архангельска гласа,
Уж я не вижу и райския пищи
Проговорила Ева, ко Адаму глаголя:
Адаме, Адаме, ты мой господине,
Не велел нам Бог жити во прекрасном Рае
И ничто же вкушати от райския пищи.
Послал нас Господь-Бог на трудную землю
Нам хлеба вкушати от потного лица,
Нам праведно жити и зла не творити
И брате любити Господь спорядился.
Адам свободился, во Иордане крестился,
И мы, друзе и братие, присягнем мы ко Божии церкви.
И ныне, и присно, и во веки веков аминь.
Ангел
Родила баба двойни. И посылает Бог ангела вынуть из нее душу. Ангел прилетел к бабе; жалко ему стало двух малых младенцев, не вынул он души из бабы и полетел назад к Богу. «Что, вынул душу?» спрашивает его Господь. «Нет, Господи!» «Что ж так?» Ангел сказал: «У той бабы, Господи, есть два малых младенца; чем же они станут питаться?» Бог взял жезло, ударил в камень и разбил его надвое. «Полезай туда!» сказал Бог ангелу; ангел полез в трещину. «Что видишь там?» спросил Господь. «Вижу двух червячков». «Кто питает этих червячков, тот пропитал бы и двух малых младенцев!» И отнял Бог у ангела крылья, и пустил его на землю на три года.
Нанялся ангел в батраки у попа. Живет у него год и другой; раз послал его поп куда-то за делом. Идет батрак мимо церкви, остановился и давай бросать в нее каменья, а сам норовит, как бы прямо в крест попасть. Народу собралось много-много, и принялись все ругать его; чуть-чуть не прибили! Пошел батрак дальше, шел-шел, увидел кабак и давай на него Богу молиться. «Что за болван такой! говорят прохожие, на церковь каменья швыряет, а на кабак молится! мало бьют эдаких дураков!..» А батрак помолился и пошел дальше. Шел-шел, увидал нищаго, и ну его ругать попрошайкою. Услыхали то люди прохожие и пошли к попу с жалобой: так и так, говорят, ходит твой батрак по улицам только дурит, над святыней насмехается, над убогими ругается. Стал поп его допрашивать: «Зачем-де ты на церковь каменья бросал, на кабак Богу молился?» Говорит ему батрак: «Не на церковь бросал я каменья, не на кабак Богу молился! Шел я мимо церкви и увидел, что нечистая сила за грехи наши так и кружится над храмом Божьим, так и лепится на крест; вот я и стал шибать в нее каменьями. А мимо кабака идучи, увидел я много народу, пьют, гуляют, о смертном часе не думают; и помолился тут я Богу, чтоб не допускал православных до пьянства и смертной погибели». «А за что облаял убогого?» «Какой то убогий! много есть у него денег, а все ходит по миру да сбирает милостину; только у прямых нищих хлеб отнимает. За то и назвал его попрошайкою».
Отжил батрак три года. Поп дает ему деньги, а он говорит: «Нет, мне деньги не нужны; а ты лучше проводи меня». Пошел поп провожать его. Вот шли они шли, долго шли. И дал Господь снова ангелу крылья; поднялся он от земли и улетел на небо. Тут только узнал поп, кто служил у него целых три года.
Два Ивана солдатских сына
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик. Пришло время записали его в солдаты; оставляет он жену беременную, стал с нею прощаться и говорит: «Смотри, жена, живи хорошенько, добрых людей не смеши, домишка не разори, хозяйничай да меня жди; авось Бог даст выйду в отставку, назад приду. Вот тебе пятьдесят рублей; дочку ли, сына ли родишь все равно сбереги деньги до возрасту: станешь дочь выдавать замуж будет у ней приданое; а коли Бог сына даст да войдет он в большие года будет и ему в тех деньгах подспорье немалое». Попрощался с женою и пошел в поход, куда было велено. Месяца три погодя родила баба двух близнецов-мальчиков и назвала их Иванами солдатскими сыновьями.
Пошли мальчики в рост; как пшеничное тесто на опаре, так кверху и тянутся. Стукнуло ребяткам десять лет, отдала их мать в науку; скоро они научились грамоте, и боярских и купеческих детей за пояс заткнули никто лучше их не сумеет ни прочитать, ни написать, ни ответу дать. Боярские и купеческие дети позавидовали и давай тех близнецов каждый день поколачивать да пощипывать. Говорит один брат другому: «Долго ли нас колотить да щипать будут? Матушка и то на нас платьица не нашьется, шапочек не накупится; что ни наденем, все товарищи в клочки изорвут! Давай-ка расправляться с ними по-своему». И согласились они друг за друга стоять, друг друга не выдавать. На другой день стали боярские и купеческие дети задирать их, а они полно терпеть! как пошли сдачу давать: тому глаз долой, тому руку вон, тому голову на сторону! Всех до единого перебили. Тотчас прибежали караульные, связали их, добрых молодцев, и посадили в острог. Дошло то дело до самого царя; он призвал тех мальчиков к себе, расспросил про все и велел их выпустить. «Они, говорит, не виноваты: на зачинщиков Бог!»
Выросли два Ивана солдатские дети и просят у матери: «Матушка, не осталось ли от нашего родителя каких денег? Коли остались, дай нам; мы пойдем в город на ярмарку, купим себе по доброму коню». Мать дала им пятьдесят рублей по двадцати пяти на брата, и приказывает: «Слушайте, детушки! Как пойдете в город, отдавайте поклон всякому встречному и поперечному». «Хорошо, родимая!» Вот отправились братья в город, пришли на конную, смотрят лошадей много, а выбрать не из чего; все не под стать им, добрым молодцам! Говорит один брат другому: «Пойдем на другой конец площади; глядь-ка, что народу там толпится видимо-невидимо!» Пришли туда, протолпилися у дубовых столбов стоят два жеребца, на железных цепях прикованы: один на шести, другой на двенадцати; рвутся кони с цепей, удила кусают, роют землю копытами. Никто подойти к ним близко не сможет.
«Что твоим жеребцам цена будет?» спрашивает Иван солдатский сын у хозяина. «Не с твоим, брат, носом соваться сюда! Есть товар, да не по тебе; нечего и спрашивать». «Почем знать, чего не ведаешь; может, и купим; надо только в зубы посмотреть». Хозяин усмехнулся: «Смотри, коли головы не жаль!» Тотчас один брат подошел к тому жеребцу, что на шести цепях был прикован, а другой брат к тому, что на двенадцати цепях держался. Стали было в зубы смотреть куда! Жеребцы поднялись на дыбы, так и храпят Братья ударили их коленками в грудь цепи разлетелись, жеребцы на пять сажен отскочили, вверх ногами попадали. «Вона чем хвастался! Да мы этаких клячей и даром не возьмем». Народ ахает, дивуется: что за сильные богатыри проявилися! Хозяин чуть не плачет: жеребцы его поскакали за город и давай разгуливать по всему чистому полю; приступить к ним никто не решается, как поймать никто не придумает. Сжалились над хозяином Иваны солдатские дети, вышли в чистое поле, крикнули громким голосом, молодецким посвистом жеребцы прибежали и стали на месте словно вкопанные; тут надели на них добрые молодцы цепи железные, привели их к столбам дубовым и приковали крепко-накрепко. Справили это дело и пошли домой.
Идут путем-дорогою, а навстречу им седой старичок; позабыли они, что мать наказывала, и прошли мимо, не здороваясь, да уж после один спохватился: «Ах, братец, что ж это мы наделали? Старичку поклона не отдали; давай нагоним его да поклонимся». Нагнали старика, сняли шапочки, кланяются в пояс и говорят: «Прости нас, дедушка, что прошли не здороваясь. Нам матушка строго наказывала: кто б на пути ни встретился, всякому честь отдавать». «Спасибо, добрые молодцы! Куда вас Бог носил?» «В город на ярмарку ходили; хотели купить себе по доброму коню, да таких нет, чтоб нам пригодились». «Как же быть? Нешто подарить вам по лошадке?» «Ах, дедушка, если подаришь, станем за тебя вечно Бога молить». «Ну, пойдемте!» Привел их старик к большой горе, отворяет чугунную дверь и выводит богатырских коней: «Вот вам и кони, добрые молодцы! Ступайте с Богом, владейте на здоровье!» Они поблагодарили, сели верхом и поскакали домой; приехали на двор, привязали коней к столбу и вошли в избу. Начала мать спрашивать: «Что, детушки, купили себе по лошадке?» «Купить не купили, даром получили». «Куда ж вы их дели?» «Возле избы поставили». «Ах, детушки, смотрите не увел бы кто». «Нет, матушка, не таковские кони: не то что увести, и подойти к ним нельзя!» Мать вышла, посмотрела на богатырских коней и залилась слезами: «Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне».
На другой день просятся сыновья у матери: «Отпусти нас в город, купим себе по сабельке». «Ступайте, родимые!» Они собрались, пошли на кузницу; приходят к мастеру. «Сделай, говорят, нам по сабельке». «Зачем делать! Есть готовые; сколько угодно берите!» «Нет, брат, нам такие сабли надобны, чтоб по триста пудов весили». «Эх, что выдумали! Да кто ж этакую махину ворочать будет? Да и горна такого во всем свете не найдешь!» Нечего делать пошли добрые молодцы домой и головы повесили; идут путем-дорогою, а навстречу им опять тот же старичок попадается. «Здравствуйте, младые юноши!» «Здравствуй, дедушка!» «Куда ходили?» «В город, на кузницу; хотели купить себе по сабельке, да таких нет, чтоб нам по руке пришлись». «Плохо дело! Нешто подарить вам по сабельке?» «Ах, дедушка, коли подаришь, станем за тебя вечно Бога молить». Старичок привел их к большой горе, отворил чугунную дверь и вынес две богатырские сабли. Они взяли сабли, поблагодарили старика, и радостно, весело у них на душе стало! Приходят домой, мать спрашивает: «Что, детушки, купили себе по сабельке?» «Купить не купили, даром получили». «Куда ж вы их дели?» «Возле избы поставили». «Смотрите, как бы кто не унес!» «Нет, матушка, не то что унесть, даже увезти нельзя». Мать вышла на двор, глянула две сабли тяжелые, богатырские к стене приставлены, едва избушка держится! Залилась слезами и говорит: «Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне».