Как документ души, как срез русского сердца и следует, думается, читать книгу «Христов братец».
Книгу, которая еще раз подтверждает вот какую вещь: таков уж русский человек, что есть у него полюса, крайности Божьего и богоборческого, полюса порой взаимопереплетающиеся (недаром Достоевский говорил об «идеале Содома» и «идеале Мадонны» и о том, каким трагическим и невероятным образом могут они уживаться в одном и том же сердце), полюса, никогда не могущие обойтись друг без друга но нет светской «середины», нейтральной полосы между границами. Мы, современные христиане, пришедшие в Церковь после знаменательного 1988 года, убедились в этом на своей шкуре: не имея под ногами «человеческой» ступеньки, многие из нас попытались прыгнуть сразу на ступеньку «христианскую», не имея еще развитого «душевного» стяжать «духовное», не научившись быть просто порядочными людьми, сразу стать святыми и сколько трагедий произошло по этой причине, и в жизни отдельных людей, и в современной жизни Русской Православной Церкви. Но ведь и сколько обретений, недоведомых чудес и открытий, потому что Господь рядом, потому что всякого падающего Господь подхватит на лету не подхватит только того, кто вообще никуда не идет, поможет всякому кроме того, кто сам не пытается делать хоть что-то.
Словом, перед нами подлинная русская литература и не светская, и не церковная, но вобравшая в себя самое коренное, потрясающее, кровное, важное из потенций той и другой.
И еще: всем, открывающим эту книгу, я бы посоветовал читать ее вслух, даже если читаете в уединении, без слушателей.
Помимо всего прочего, это очень вкусная литература. Ее обязательно надо пробовать на вкус, на голос, на дыхание, хотя бы для того, чтобы восстановить во многом утраченное сегодня нами переживание великолепной русской речи как важной части самих себя.
Открывая «Христова братца», прошу вас, если вы не против, молитвенно помянуть тех, кто эту книгу замыслил, составил и издал, я же, пользуясь правом священнослужителя, призываю на издателей и читателей ее благословение Божие.
Священник Сергий Круглов
поэт, лауреат премии Андрея Белого,
премии «Московский счет»,
колумнист интернет-издания «Православие и мир»
Христов братец
Голубиная книга
Да с начала века животленного
Сотворил Бог небо со землею,
Сотворил Бог Адама со Евою,
Наделил питаньем во светлом раю,
Во светлом раю жити во свою волю.
Положил Господь на их заповедь великую;
А и жить Адаму во светлом раю,
Не искушать Адаму с единого древа
Того сладка плоду Виноградова.
А и жил Адам во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Евою
А триста тридцать три годы.
Прелестила змея подколодная,
Приносила ягоды с едина древа,
Одну ягоду воскушал Адам со Евою
И узнал промеж собою тяжкой грех,
А и тяжкой грех и великой блуд:
Согрешил Адаме во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Евою.
Оне тута стали в раю нагим-наги,
А нагим-наги стали, босешуньки,
Закрыли соромы ладонцами,
Пришли оне к самому Христу,
К самому Христу, Царю Небесному.
Зашли оне на Фаор-гору,
Кричат-ревут зычным голосом:
«Ты Небесной Царь, Исус Христос!
Ты услышал молитву грешных раб своих,
Ты спусти на землю меня трудную,
Что копать бы землю копарулями,
А копать землю копарулями,
А и сеять семена первым часом».
А Небесный Царь, милосерде свет,
Опутал на землю его трудную.
А копал он землю копарулями,
А и сеял семена первым часом,
Вырастали семена другим часом,
Выжинал он семена третьим часом.
От своих трудов он стал сытым быть,
Обуватися и одеватися.
От того колена от Адамова,
От того ребра от Евина
Пошли христиане православные
По всей земли светорусския.
Живучи Адаме состарился,
Состарился, переставился.
Свята глава погребенная.
После по той потопе по Ноевы,
А на той горе Сионския,
У тоя главы святы Адамовы
Вырастало древо кипарисово.
Ко тому-то древу кипарисову
Выпадала книга Голубиная,
Со небес та книга повыпадала:
В долину та книга сорока пядей,
Поперек та книга двадцати пядей,
В толщину та книга тридцати пядей.
А на ту гору на Сионскую
Собиралися-соезжалися
Сорок царей со царевичем,
Сорок королей с королевичем,
И сорок калик со каликою,
И могучи-сильные богатыри.
Во единой круг становилися.
Проговорит Волотомон-царь,
Волотомон-царь Волотомонович,
Сорок царей со царевичем,
Сорок королей с королевичем,
А сорок калик со каликою
И все сильные-могучи богатыри
А и бьют челом, поклоняются
А царю Давыду Евсеевичу:
«Ты премудрый царь Давыд Евсеевич!
Подыми ты книгу Голубиную,
Подыми книгу, распечатывай,
Распечатывай ты, просматривай,
Просматривай ее, прочитывай:
От чего зачался наш белой свет?
От чего зачалося солнце праведно?
От чего зачался светел месяц?
От чего зачалася заря утрення?
От чего зачалася и вечерняя?
От чего зачалася темная ночь?
От чего зачалися часты звезды?»
Проговорит премудрый царь,
Премудрый царь Давыд Евсеевич:
«Вы сорок царей со царевичем,
А и сорок королей с королевичем,
И вы сорок калик со каликою,
И все сильны-могучи богатыри!
Голубина книга не малая,
А Голубина книга великая:
В долину книга сорока пядей,
Поперек та книга двадцати пядей,
В толщину та книга тридцати пядей,
На руках держать книгу не удержать,
Читать книгу не прочести.
Скажу ли я вам своею памятью,
Своей памятью, своей старою,
От чего зачался наш белой свет,
От чего зачалося солнцо праведно,
От чего зачался светел месяц,
От чего зачалася заря утрення,
От чего зачалася и вечерняя,
От чего зачалася темная ночь,
От чего зачалися часты звезды.
А и белой свет от лица Божья,
Солнцо праведно от очей его,
Светел месяц от темечка,
Темная ночь от затылечка,
Заря утрення и вечерняя от бровей Божьих,
Часты звезды от кудрей Божьих!»
Все сорок царей со царевичем поклонилися!
И сорок королей с королевичем бьют челом,
И сорок калик со каликою,
Все сильные-могучие богатыри.
Проговорит Волотомон-царь,
Волотомон-царь Волотомонович:
«Ты премудрый царь Давыд Евсеевич!
Ты скажи, пожалуй, своею памятью,
Своею памятью стародавную:
Да которой царь над царями царь?
Котора моря всем морям отец?
И котора рыба всем рыбам мати?
И котора гора горам мати?
И котора река рекам мати?
И котора древа всем древам отец?
И котора птица всем птицам мати?
И которой зверь всем зверям отец?
И котора трава всем травам мати?
И которой град всем градом отец?»
Проговорит премудрый царь,
Премудрый царь Давыд Евсеевич:
«А Небесной Царь над царями царь,
Над царями царь, то Исус Христос.
Океан-море всем морям отец.
Почему он всем морям отец?
Потому он всем морям отец,
Все моря из него выпали
И все реки ему покорилися.
А кит-рыба всем рыбам мати.
Почему та кит-рыба всем рыбам мати?
Потому та кит-рыба всем рыбам мати,
На семи китах земля основана.
Ердань-река рекам мати.
Почему Ердань-река рекам мати?
Потому Ердань-река рекам мати,
Крестился в ней сам Исус Христос.
Сионская гора всем горам мати,
Растут древа кипарисовы,
А берется сера по всем церквам,
По всем церквам вместо ладану.
Кипарис-древо всем древам отец.
Почему кипарис всем древам отец?
Потому кипарис всем древам отец,
На нем распят был сам Исус Христос,
То Небесной Царь.
Мать Божья плакала Богородица,
А плакун-травой утиралася,
Потому плакун-трава всем травам мати.
Единорог-зверь всем зверям отец.
Почему единорог всем зверям отец?
Потому единорог всем зверям отец,
А и ходит он под землею,
А не держут его горы каменны,
А и те-то реки его быстрые;
Когда выйдет он из сырой земли,
А и ищет он сопротивника,
А того ли люта льва-зверя;
Сошлись оне со львом во чистом поле,
Начали оне, звери, дратися:
Охота им царями быть,
Над всемя зверями взять болыпину,
И дерутся оне о своей большине.
Единорог-зверь покоряется,
Покоряется он льву-зверю,
А и лев подписан царем ему быть,
Царю быть над зверями всем,
А и хвост у него колечиком.
А нагай-птица всем птицам мати,
А живет она на океане-море,
А вьет гнездо на белом камени;
Набежали гости корабельщики
А на то гнездо нагай птицы
И на его детушак на маленьких,
Нагай-птица вострепенется,
Океан-море восколыблется,
Кабы быстры реки разливалися,
Топят много бусы-корабли,
Топят много червленые корабли,
А все ведь души напрасные.
Ерусалим-град всем градам отец.
Почему Ерусалим всем градам отец?
Потому Ерусалим всем градам отец,
Что распят был в нем Исус Христос,
Исус Христос, сам Небесной Царь,
Опричь царства Московского».
Правда и Кривда
Правда и Кривда
Жили два купца: один кривдой, другой правдой; так все и звали их: одного Кривдою, а другого Правдою. «Послушай, Правда! сказал раз Кривда. Ведь кривдою жить на свете лучше!..» «Нет!» «Давай спорить?» «Давай». «Ну, слушай: у тебя три корабля, у меня два; если на трех встречах нам скажут, что жить правдою лучше, то все корабли твои, а если кривдою, то мои!» «Хорошо!..»
Плыли они много ль, мало ль, сколь не далече путь свой продолжали, встретился им купец. «Послушай, господин купец, чем на свете жить лучше: кривдою или правдою?» «Жил я правдою, да плохо; а теперь живу кривдою, кривда лучше!» Плывут они дальше много ль, мало ль, и встречается им мужичок. «Послушай, добрый человек, чем на свете лучше жить: кривдою или правдою?» «Известное дело кривдою; а правдою куска хлеба не наживешь!» На третьей встрече им сказали то же самое.
Отдал Правда три корабля Кривде, вышел на берег и пошел тропинкою в темный лес. Пришел он в избушку и лег под печку спать. Ночью поднялся страшный шум, и вот кто-то говорит: «А ну-тка, похвалитесь: кто из вас нынче гуще кашу заварил?» «Я поссорил Кривду с Правдою!» «Я сделал, что двоюродный брат женится на сестре!» «Я разорил мельницу и до тех пор буду ее разорять, пока не забьют крест-накрест палей». «Я сомустил человека убить!» «А я напустил семьдесят чертенят на одну царскую дочь; они сосут ей груди всякую ночь. А вылечит ее тот, кто сорвет жар-цвет!» (Это такой цвет, который когда цветет море колыхается и ночь бывает яснее дня; черти его боятся!)
Как ушли они, Правда вышел и помешал жениться двоюродному брату на сестре, запрудил мельницу, не дал убить человека, достал жар-цвет и вылечил царевну. Царевна хотела выйти за него замуж, да он не согласился. Подарил ему царь пять кораблей, и поехал он домой. На дороге встретил Кривду. Кривда удивился богатству Правды, повыспросил у него все, как что было, да и залег ночью под печку в той же избушке Слетелись духи, да и начали совет держать: как бы узнать того, кто испортил им все дела? Подозревали они самого из них ледащего; как стали его бить да щипать, он бросился под печку, да и вытащил оттуда Кривду. «Я Кривда!» говорит купец чертям, да все-таки они его не послушали и разорвали на мелкие кусочки.
Так и выходит, что правдою-то жить лучше, чем кривдою.
Василиса Прекрасная
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью». Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!
Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?» Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.