И с этими словами, демон преисподней исчез. А мне не оставалось ничего, кроме как с пустыми глазами сделать самый разумный и правильный поступок за очень долгое время отправиться спать.
Интермедия Первая
Смотри внимательно.
Сцена из окна придорожной закусочной: большая птица срывается с ветки и налету хватает когтями маленькую птицу. Та из последних сил пытается спасти свою жизнь и вырваться из объятий смерти; но большая птица своим огромным клювом в несколько ударов сносит маленькой голову. И они обе летят вниз, оставляя за собой воздушный след из маленьких и больших перьев, окрашенных кровью. Насладившись трапезой, большая птица улетает, оставляя за собой лишь комок раздробленных костей.
А я делаю глоток кофе и разворачиваюсь к Машеньке, вернувшейся к моему столику со стаканом молочного коктейля в руке и трубочкой во рту.
Ты выглядишь грустным. Задумался над чем-то?
Я поворачиваю голову в сторону окна и тут же отворачиваюсь, глядя теперь в кофейное пятно на столе.
Да так ничего особенного.
Жестокость природы никогда не удивляла и не поражала меня.
А о моём собственном образе жизни моей жестокости к самому себе можно было уверенно сказать одно: прожигать свою личную бесконечность это моё любимое занятие. Я ненавидел свободное время оно для меня как проклятие. Но другого для меня просто не существует.
Однажды, я решил отправиться в Калифорнию это был четвёртый или пятый раз в моей жизни. Ничего особенного не произошло впрочем, как всегда. Только дуракам приходит в голову теперь говорить о приключениях, которые на самом деле простая рутина, о которой и нечего говорить. В тот раз я прибыл в золотой штат в конце шестидесятых годов двадцатого века мало кто помнит, какие это были времена разве что, из учебников истории. Больше всего из этой поездки мне запомнился разговор с одним типом, отрастившим себе волосы до колен. И этот сумасшедший с первых своих слов показался мне чуть ли не самым разумным человеком на всём западном побережье. Я просто выпивал в баре, а он сидел рядом со мной в разноцветной рубашке. И тут ни с того ни с сего заговорил, обращаясь не ко мне, но будто к барной стойке, вентилятору над головой и всему Сан-Франциско в частности:
Алкоголь отличный антидепрессант; до поры, до времени, пока не станет сильнейшим депрессантом.
Хоть в этих слова и не было ничего для меня нового и уж тем более особенного, но они всё равно надолго засели где-то глубоко в остатках моих чувств и я решил поставить ему пиво. Между нами завязался разговор. По мере разговора, я поделился с этим незнакомцем, чьего имени я так и не узнал, самыми тяжёлыми вопросами, уже давно терзавшими мою старую гнилую душу. Тогда, он сказал:
Если ты получаешь удовольствие от прожигания жизни лучше всего тебе будет сделать какую-нибудь самую безумную и бесполезную для тебя штуку: выучи латынь, отправься в путешествие по Китаю без денег, напиши сборник стихов и сожги его, создай рок-группу
И как я мог ему объяснить, что на момент нашего разговора всё, что он мне предложил (кроме последнего пункта, к которому я впоследствии не раз возвращался) я уже сделал; а некоторые вещи даже не один раз.
После этого я понял, что говорю не с разумным человеком, а скорее со стеной, у которой меньше шансов меня понять, чем курице станцевать балет. Тогда же я понял, что разговор с любым человеком приведёт меня всё в тот же тупик: в один миг я пойму, что разговариваю и пытаюсь доказать что-то пустоте.
Тогда я расплатился за нас двоих и вышел из бара, больше не возвращаясь к этому вопросу. Некоторые вещи следовало бы понять намного раньше, чем нам это удаётся. Но есть и такие истины, с которыми трудно смириться и за сотню лет. С этими словами я и хожу среди людей, не разговаривая с ними без крайней необходимости. Но теперь, мне стоит попытаться вновь завести этот разговор постараться объяснить всё так, чтобы Машенька смогла меня понять. Моя главная задача забыть всё, что меня ограничивает и рассказать всё, как оно было, как оно и остаётся. По таким ведь правилам это работает?
Ну что, как тебе начало моей истории? спросил, наконец, я, заказав ещё одну чашку кофе.
Ничего. Хорошая сказка. Я, конечно, не понимаю при чём здесь Древний Рим и прочая ерунда мы ведь не на уроке истории. Я вот слушаю тебя слушаю и всё жду, когда ты наконец скажешь мне то, что собирался сказать на самом деле?! Или ты серьёзно позвал меня с собой, чтобы рассказывать мне это: убийства, произошедшие три тысячи лет назад, демоны, оборотни, волшебные чаши
Ничего. Хорошая сказка. Я, конечно, не понимаю при чём здесь Древний Рим и прочая ерунда мы ведь не на уроке истории. Я вот слушаю тебя слушаю и всё жду, когда ты наконец скажешь мне то, что собирался сказать на самом деле?! Или ты серьёзно позвал меня с собой, чтобы рассказывать мне это: убийства, произошедшие три тысячи лет назад, демоны, оборотни, волшебные чаши
Там не было оборотней.
А скоро будут?! Я уже не могу дождаться.
Я прикрыл лицо ладонью. Может, с самого начала это было ошибкой? Впрочем, чего я ожидал?! Что она поверит мне с первого слова?! Так всегда бывает, когда я пытаюсь говорить серьёзно: все либо думают, что я шучу, либо считают, что сочиняю сказки.
Страшненькая, но милая официантка принесла мне чашку кофе; времена идут, а они остаются всё такими же. По первому глотку я понял, что этот напиток не стоит ничего.
И я разозлился: на кофе, на Машу, да и навесь мир; и стукнул кулаком по столу неожиданно для всех, даже для самого себя. И вот спустя невыразимо долгие три секунды какого-то совсем уж дурацкого замешательства, я начинаю бубнить какие-то слова: извиняться, обращаясь то ли к Машеньке, то ли к страшненькой, но всё же милой официантке, которая всё равно уже слишком далеко, чтобы что-либо услышать. Лучше бы я этого не делал тогда, мне удалось бы сохранить хоть какие-нибудь остатки достоинства. Добрая треть чашки вылилась, образовав вокруг себя лужу тёмно-коричневого цвета. Маленькие капельки кофепада проливались на пол.
Прости, я немного перенервничал. Конечно же, ты можешь думать о моей истории, что угодно. Я ведь только затем, чтобы рассказать её и ничего больше.
Я всё-таки сделал второй глоток, а за ним и третий.
Но чего мне точно не хочется так это продолжать наш разговор здесь. Я бы с огромным удовольствием очутился в каком-нибудь другом месте.
Кафе-бар «Чумацкий Шлях» затерян где-то по дороге от Запорожья до Мелитополя; то есть между самой задницей мира и ещё большей. Раньше здесь была степь; теперь двухэтажные поля, чтобы вырастить как можно больше всего. Если голоден вероятность отравиться здесь на порядок ниже, чем в соседних кафе-барах. Но после обеда: единственное желание, которое возникает у тебя убраться отсюда как можно дальше и скорее.
Я шел с Машей по шоссе. Мимо нас проносились автомобили. До Мелитополя оставалось минут двадцать на машине. Кажется, я шокировал её тем, что отправились мы не в Грецию и не в Рим; не в Нью-Йорк или хотя бы Пекин. А в Мелитополь. Но я решил, что это будет неплохой разминкой перед тем, как мы вместе отправимся в Москву. Что правда, сейчас думать и мечтать о столице Западной Российской республики более, чем просто глупо. Нам нужно думать, как прибавить бы шагу, чтобы добраться до черты Мелитополя хотя бы до ночи.
Скажи, мы ведь с тобой всё равно ни о чём не говорим, внезапно начал я, ты правда не поверила ни одному моему слову?
И ты мне скажи: тебе нужно, чтобы я верила или чтобы слушала?
И то, и то я бы принял с благодарностью. Но больше всего мне нужно, чтобы ты меня понимала, я вовремя заметил, что мой голос чуть не сорвался на крик и вовремя его приглушил, больше мне ничего не нужно.
Чего ты вообще пристал ко мне завёл меня чёрт знает куда?! Если бы я не знала, что ты безобиден как мышка то давно от страха убила бы здесь. А ты ещё и решил, что я должна тебя понимать.
Это историю я рассказываю не в первый раз.
В пяти сантиметрах от моего плеча пронеслась машина, чуть не сбив меня с ног потоком ветра.
Я делаю это всё, потому что собираюсь уйти далеко; мне всё больше и больше кажется, что мой жизненный путь вот-вот оборвётся.
Найми себе психоаналитика тебе это в две копейки обойдётся. При чём здесь я?!
Ты нужна мне.
Зачем?
На этот вопрос я не нашел ответа. Может быть, я действительно просто теряю время.
Но Маша, внезапно, решила меня успокоить:
Ты взял меня в это путешествие для того, чтобы рассказать свою историю. А я согласилась слушать. Половину ты уже рассказал.
Нет, это даже не начало так, только вступление.
Ладно, неважно. Ты ведь взял меня, чтобы вместе скакать галопом по городам, верно?
Можно сказать и так.
И читать мне свои истории?
Да.
Так давай просто продолжим ехать. Ты будешь говорить, а я буду слушать. И не будем больше ссориться как и договаривались. Идёт?
Да. Я только об этом и мечтаю. Но не знаю, слова, которые я подготовил для ответа, внезапно рассыпались и я никак не мог собрать их воедино, мне кажется, я начинаю забывать собственную жизнь. О некоторых моментах я умалчиваю; другие наоборот не знаю почему, додумываю. Боюсь, я не смогу сразу вернуться к истории обо мне и Гелионе. Все эти годы она лежала в далёком чулане моей памяти. Я не прикасался к ней. А сейчас, вынув её наружу, я обнаружил, что она вся в пыли. У меня в голове мечутся столько мыслей. Вся эта длинная история, которую я собираюсь тебе рассказать на самом деле, она состоит из нескольких историй из разных времён, когда я жил и выживал. Я бы соврал тебе, если бы сказал, что все события в этом рассказе происходили в чёткой закономерности друг за другом. К моим годам любому становится ясно, что представлять себе время в виде прямой линии неправильно и глупо. Время это спираль; и в ней легко заблудиться. Мне было бы легче, если ты позволишь мне отложить историю о Гелионе и его убийстве на потом. Я ещё успею её рассказать. А пока, мне хотелось бы оставить её незаконченной и приступить к следующему этапу моей жизни идёт?