Маленькая площадка перед домом уже полна людей, все пристально слушают пока только отдельные реплики, перебрасываются своими мыслями, не обращая внимания на призывы к тишине. Толпа волнуется, как хлебное поле, мирно, но неизбывно.
Илья уже целый год живет в Израиле, снимает жилье на окраине города, в старом и не слишком престижном доме и очень стесняется, когда его называют «оле хадаш», тут же поправляет дурашливо:
Скорее, Оле-Лукойе.
Не всегда шутку подхватывают, порой смотрят на него, как на придурка. Да и как смотреть на человека, который, дожив до седин (хорошо, что не до лысины, краем сознания всякий раз отмечает Илья), оказался на нуле и не готов начать сначала?
В первое время жена при каждом его звонке говорила: вот кончится учебный год сразу и приеду. Она в педучилище психологию преподает. Потом надо отдохнуть. Потом оказалось, что мать болеет, нужен уход. Потом открытым текстом сообщила:
Знаешь, две жизни никто не живет, мне свою менять нет резона.
Но послушай, мы же столько лет вместе, как ты без меня, Илья как-то не был готов к такому удару, ты хоть приезжай посмотреть, сразу поймешь, что здесь жить лучше!
Лучшее враг хорошего! парировала она и попросила не беспокоить.
На том закончилась семейная жизнь. Детей не нажил, жену как тут сказать? То ли потерял, то ли разобрался, что ее и не было. Жили рядом, постель и хлеб делили, но разве это жена?
Илья давно уже спрятал свои «корочки» университетский красный диплом, кандидатское удостоверение и прочие свидетельства не напрасно прожитой прошлой жизни в самый нижний ящик комода. Письменного стола он так и не приобрел, да и зачем? Такое рабочее место ему теперь не по чину, скорее, нужна новая метла да тачка, наподобие тех, что на подмосковных дачах в ходу, листья свозить осенью к кострам, картошку или яблоки до погреба довезти. Впрочем, муниципалитет орудиями труда обеспечивает, знай убирай улицы да площади. Его дважды коллега, в прошлом инженер легкой промышленности то ли из Полтавы, то ли из Старой Русы, в настоящем работник муниципалитета, проще сказать, дворник как-то, выходя на утреннюю уборку, раздраженно заметил:
Повезло им, что мы приехали, без нас бы уже захлебнулись в дерьме, наверно!
А вы бы хотели, чтоб они с нами захлебнулись? миролюбиво откликнулся Илья. Что мы с вами можем? Языка не знаем, реалий не знаем, легенды про медведей на российских улицах все еще живы в наших палестинах, на что мы можем рассчитывать для начала? Старт у всех нас одинаковый нулевой, дальше каждый сам себе лягушка в кринке с молоком, главное не устать трудиться с этого самого нуля, и Илья энергично заскреб метлой по тротуару.
Вот за целый год он впервые попал на политический митинг, да и то через окно. Оказывается, интересно, он прислушивается, старается не пропустить ход и направление выступлений, тем более, что Шарон уже взял в руки микрофон и даже начал говорить, Илья слышит высокий, почти дискантовый голос, но слова уловить не удается, так что и пытаться понять не стоит. Да и не получится, опять звонят в дверь. Он идет открывать, уже заготовив все слова, включая на худой конец и ненормативные. Надо же как-то себя защищать от наглецов!
Наглецов за дверью нет, а стоит ближайшая соседка дверь в дверь, Илья даже уже запомнил ее имя Йохевет. Молодая еще женщина, высокая и сухая, неулыбчивая, красивой при всем желании не назовешь. Илья ее одну никогда не встречал, всегда или с сыном, маленьким кудрявым херувимчиком, или с мужем, взрослым уже, но тоже херувимом красавец-брюнет, с виду совсем ей не пара, но живут вроде дружно, часто вместе выходят, никогда громкого слова за стенкой не слышно. Иногда она звонит в дверь, по-соседски, совсем как в прежней жизни, может попросить стакан молока или ложку соли, а то ключ, бывает, оставит мальчик вышел без ключа, а ей уходить. Мирные соседи, повезло.
Послушай, я хочу тебе что-то сказать важное.
Подожди, там митинг, интересно послушать!
Да что там может быть интересного! Сегодня тебе расскажут, что лучшая партия «Ликуд», завтра придут другие, скажут, что для евреев лучше «Авода», но сначала сломают эту трибуну и построят свою. А у меня к тебе важное дело. Послушай. Сегодня у моего сына Томера день рожденья, ему исполняется шесть лет. Придут его друзья, я все приготовила шарики, колу, бутерброды. Поверь мне, я не виновата, что его родная мать погибла. Сам он не помнит ее, меня мамой зовет. А вот его бабушка и дедушка меня знать не хотят. Какой праздник без старших, какая семья? Я тебя очень прошу, ты же сегодня не работаешь, пойдем к нам, побудь, как будто ты дедушка. Это же не трудно, а мальчику будет приятно. Оставь митинг тем, кому делать нечего. Пожалуйста, будь хорошим соседом! Знаешь, как у нас говорят: близкий сосед лучше далекого брата.
«Ну что ж, сам себя уговаривает Илья, политиком в этот раз я уже точно не стану. Да и, если быть честным, не мое это дело. Они все такие убедительные у кого в руках микрофон, у того на языке правда. Поди разберись. Ясно, что все врут, неясно пока, чье вранье хуже».
Он между тем уже лихорадочно роется в ящиках комода надо же что-нибудь подарить имениннику, а мысли скачут в насмешливом галопе: «Дедушка? Это я уже дедушка? Новое ноу-хау, минуя фазу отцовства? А что, тоже красивый титул. Теперь буду знать, зачем я здесь нужен, а то земную жизнь пройдя до половины, все еще жду, когда наступит будущее. Хотя вполне понятно, что оно уже давно стало настоящим и понемногу превращается в прошлое. О, вот оно, то, что надо, лупа в пластмассовой оправе и в коробочке. Парню самое то, пусть хорошенько узнаёт истинную меру вещей, может, точнее, а главное вовремя найдет свое место в жизни».
Херувимчик Томер вежливо принимает соседа, объясняет своим малолетним гостям:
Зе саба Гиль (Илья и не знал, что он Гиль!), ху гар мулену (это дедушка Гиль, он живет напротив), а руки мальчика проворно разворачивают подарок, достают лупу из коробочки, и он тут же забывает про соседа, про гостей и даже про колу: жизнь сразу увеличивается в разы, царапина на коленке превращается в боевую рану, а глиняный солдатик в свирепого сарацина, мальчик, задохнувшись от восторга, оглядывается на свою компанию, протягивает приятелям игрушку царственным жестом: смотрите, как интересно! и тут же бросается Илье на шею, обнимает крепко и дышит ему в ухо громко и часто.
А Илья вмиг принимает и новое имя Гиль, и новый сан дедушка, все его чувства плывут, словно это в самом деле его внук, а сам он настоящий дедушка, и только краем сознания еще успевает подумать: где она, та лупа, чтоб еще на берегу показала, куда течение вынесет, куда дорога повернет. Или хотя бы по ходу жизни научила бы отпускать вчерашний день без боли и отделять будущее от прошлого.
ВЯЗЬ ВРЕМЕН-евреи с улицы Шопена
Борька позвонил в пятницу после работы:
Вечером не засиживайтесь допоздна: утром вставать не позже шести, едем смотреть Израиль.
Какой там засиживаться! После рабочей недели в глазах темно, телевизор вот он, новенький, блестящий, да и все равно ни слова не понимаем на иврите, смотрим на экран, как бараны на ворота. Так что почти и не включаем даже, стоит себе, как мебель, наподобие обязательного хрусталя в совковом интерьере. Но смотреть Израиль это кто ж откажется! Сейчас сделаю бутерброды, поставлю в холодильник бутылку содовой и спать. Почитать бы хоть полчасика, да буквы перед глазами прыгают, как блохи на бродячей собаке: полный рабочий день читала завтрашнюю газету, работа у меня теперь такая.
В 6.30 звонок в дверь. Наш Борька, стойкий оловянный, с пакетом сосисок в руках и широкой улыбкой на лице само нетерпение.
Ну, готовы?
Минутка, только воду взять и бутерброды.
Это как раз зря, все уже в машине, оставьте на ужин свои заготовки. И вот сосиски положи в холодильник.
Четвертый месяц пошел, как мы уже израильтяне, хоть бы раз он пришел с пустыми руками, нет, каждый день успевает перед работой заскочить, что-нибудь подвезти из еды, из кухонной утвари, губную помаду, сигареты, полотенца. А ведь мы живем в разных городах!
Боренька, мы уже работаем, зарплату получаем, остановись.
А он улыбается почему-то виноватой улыбкой:
У меня пока зарплата больше, потом разбираться будем. А пока в путь.
И мы пускаемся в очередное олимовское путешествие смотреть Израиль. На этот раз по приморскому шоссе, вдоль берега, на север, в сторону рыбных хозяйств на искусственных водоемах. По пути заезжаем в мошав за клубникой. По пути мне объясняют, что мошав это деревня.
Но если ты ожидаешь увидеть что-то наподобие литовской деревни, то зря. Ничего общего. Только конечный продукт дары земли, и то они разные. Остальное все иначе. В мошавах люди, как правило, более состоятельные, чем в городах.