Да-а, незавидна роль женщины в этом мире. У Робинзонов и Пятниц, как правило, от отца остётся отчество, всё остальное принадлежит матери. А в общем-то, что-то вы сегодня больно уж распелись, Абрамыч.
А я всегда такой весёлый, последовало пояснение. Учись, покуда я жив. Никогда, ни при каких обстоятельствах не унывай, иначе жизнь теряет всякий смысл. Всегда блюди, блюдь соблюдая. А касательно пивка, так уж и быть: идём, угощаю. Только жажди, но не алчи.
В пивной было до тошноты душно и накурено. Непроветриваемое помещение источало запахи пивного разлива, копчёных и солёных морепродуктов, варёных раков и шашлыков. Молодые официантки разрывались между стойками, заполненными отдыхающей публикой. В воздухе висел общий гул, характерный для подобных заведений. Говорили и спорили обо всём и ни о чём, лишь бы говорить и спорить. Каждый старался что-то доказывать себе и соседу из области недоказуемого, молниеносно перескакивая с одной темы на другую.
Иван Абрамыч и Манюня очутились за пивной стойкой в компании двух садоводов-любителей, одного самоучки-изобретателя и одного молодого, словоохотливого, но ещё не определившегося. Последний в разговор почти не вступал. Он пристально следил посоловевшими глазами за перемещениями молоденьких официанток, отпуская в их сторону реплики непристойного характера.
Ну ты только глянь! Девки так и ходют, так и ходют косяками, слегка заплетающимся языком сделал «с ног сшибательное» открытие словоохотливый «не определившийся». Как выяснилось впоследствии, звали его Кешей. Да не оскудеет рука дающего! добавил он, когда подошедшей молоденькой официанткой была выставлена на столик очередная батарея пивных кружек с пенящейся жидкостью.
Девушка, а девушка, не унимался Кеша. Меня переполняет море чувств. Бризантные свойства моей души позволяют мне, благородному рыцарю голубых кровей, улавливать источаемые вами флюиды любви.
Я вся так и трепещу! отозвалась та. Ну, вот стой себе спокойно и улавливай. А любовь это электрическая дуга между двумя разноимёнными полюсами. Нет дуги, нет любви
Абрамыч! воскликнул Манюня. Это ж нечто из твоей теории
Тот утвердительно качнул головой.
Ты не так меня поняла, бестия длинноногая, продолжал Кеша. Я твой рыцарь печали. Возьми меня!
А я вот возьму сейчас, марципан ты губошлёпый, да и пожалуюсь на тебя кое-кому, не полезла в карман за словом официантка. Будешь знать! Вмиг заблямкаешь вниз по ступенькам.
Ай-яй-яй! Какая оголтелая девочка, с нескрываемой обидой в голосе вымолвил Кеша, когда девушка удалилась. У ней, видать, было трудное, непричёсанное детство.
Это кто здесь голубых кровей будет, а? полюбопытствовал садовод-любитель Чибисов.
А ты что, сомневаешься? изобразил удивлённую мину второй садовод-любитель Пыжиков. Ну и зря. У него старинная французская родословная. Восходит она к временам правления маркизов Прыг-Скок Обана де Коньяк в провинции Кретьин из-под Дурасвиля.
Да ладно вам, застеснялся Кеша, лукаво глянув на Пыжикова исподлобья. Не преувеличивайте моих достоинств.
А у тебя этих достоинств всего лишь в одном единственном числе, да и то в штанах, заключил садовод-любитель Чибисов
Изобретатель-самоучка Сидор по прозвищу «Перпетуум Мобиле» в разговор не встревал. Он думал. По роду занятий он то и дело сорил своими мыслями, устилая ими свой жизненный путь. Его кредо «Я не так уж чтоб», при этом дополнял: «Вся наша беда в том, что, открывая что-то новое, мы пытаемся совершенствовать старое». К такому выводу он пришёл после неудавшейся попытки совмещения зубной щётки с расчёской. В данный момент мысли его крутились вокруг шестерёнок, гаек, рычагов, опор, приводов, балок, консолей. Он изобретал вечный двигатель. Ему оставалось всего лишь чуть-чуть, если можно так выразиться совсем ничего. Загвоздка оказалась лишь в одной опоре, одном рычаге и в одном шпинделе. Они почему-то не вписывались в сверх хитроумную, замысловатую конструкцию аппарата, а потому оказались лишними. Первым двум он тут же определил место, решив так: есть рычаг; есть опора. Теперь остаётся лишь найти точку в пространстве и он поднимет Землю. Вот смеху-то будет. Оставался шпиндель. Сидор размышлял куда бы его приткнуть. Не выбрасывать же.
Садоводы-любители занялись обсуждением садоводческих проблем. Кеша грустил. Сидор думал. Иван Абрамыч с Манюней потягивали пиво, созерцали окружающую обстановку и невольно вслушивались в разговор садоводов-любителей.
Садоводы-любители занялись обсуждением садоводческих проблем. Кеша грустил. Сидор думал. Иван Абрамыч с Манюней потягивали пиво, созерцали окружающую обстановку и невольно вслушивались в разговор садоводов-любителей.
Вот вы всё тут судачите о севообороте, про сельхознавоз, об урожае Как всё это совместить так, чтобы пользы было больше? вмешался в их беседу Иван Абрамыч. Конечно, всё это хорошо, но не ново. Вот есть у меня один хороший знакомый доктор биологических наук, профессор Маслёнкин. Большой учёный, скажу я вам, больше некуда. Неординарная личность. У него ещё одно любимое изречение есть: «В нашем деле главное что? Не делать резких движений. Они должны быть плавными и изящными, как у белого лебедя на Чистых прудах». И чем как вы думаете, занимается он в часы досуга? Век не догадаетесь.
Ну не томи, Абрамыч! после недолгого молчания, проведённого в долгих раздумьях, выдал на-гора Манюня.
Ладно, так уж и быть, скажу. Только под большим секретом. Смотрите же мне, не вздумайте проболтаться кому-нибудь.
Пардон, уважаемый, пардон! Разве что под столом, заплетающимся языком поспешил заверить Кеша.
Ну-у! повисло разноголосицей в воздухе. За кого вы нас принимаете, Иван Абрамыч?!
Смотрите же мне! Он погрозил сообществу скрюченным пальцем. Так вот. В часы досуга, то есть в свободное от работы время, этот почтенный гражданин, и порядочный семьянин, декан факультета есть ни кто иной, как рядовой карманник и обыкновенный картёжный шулер средней руки.
Окружение невольно прыснуло со смеху. Кеша смеялся дольше всех, аж с прихрюкиванием, чем ещё больше раззадорил и рассмешил публику.
Не верите, и не надо! обиделся Иван Абрамыч. Я думал поведать собравшимся об его изобретении мирового значения в области выращивания сельскохозяйственных культур, а вы ржёте как хряк с мерином. Тьфу! Противно смотреть и слушать. Пошли, Манюня. Нам здесь, тем более в этой компании, делать больше нечего. Да к тому же мы с тобой сегодня порядочно поизрасходовались.
Да не серчай ты, Абрамыч. Не принимай близко к сердцу убогость нашу серую и неграмотность. Что с нас возьмёшь? попытался успокоить его один из садоводов-любителей.. Ты лучше расскажи в чём вся соль изобретения, а за нами не пропадёт.
Садовод Пыжиков заказал ещё по две порции пива на всю честную компанию, извлёк из внутреннего кармана пиджака поллитровку, разлил в маленькие пластмассовые чашечки из-под кофе и, несколько осоловевший, обратился к Бабэльмандебскому:
С вашего позволения, голубчик, разрешите я вас троекратно
Извольте! молвил тот, подставляя испрашивающему поочерёдно обе щеки, а затем уж и темечко.
Премного благодарен! Пыжиков икнул, родив затяжную отрыжку. Слушаем тебя внимательно, голубь ты наш сизокрылый. Ну, давай, выкладывай, что там такого особенного изобрёл твой приятель.
А изобрёл он то, что и изобретением-то тяжело назвать, начал Иван Абрамыч. Это скорее всего научное открытие мирового масштаба. За него, на днях, он Нобелевскую премию получил, а свидетельство на изобретение отдал мне на хранение. Грозился мне двадцатью пятью процентами за консультации. А уж как я отказывался, как отказывался Призывал небо в свидетели, что Сорбонов не кончал.
Зато, наверное, на пианинах играете, прозвучало коварное предположение.
Да какое там! Я больше на гитарах. Так вот. Всё дело в том, что вывел он под моим руководством, особый вид растения под названием «Древо Жизни». Это такое фруктово-ягодно-овощное дерево, высотой до двадцати метров, у которого на каждой из веток растёт свой, строго определённый вид овоща, фрукта или ягоды. Ну, например, только представьте себе: на самых нижних ветках растут на одной арбузы, на другой дыни, на третьей тыквы, на четвёртой кабачки, и так далее. На ветках, что повыше, растут более лёгкие плоды яблоки, груши, помидоры, огурцы, бананы, абрикосы, персики, грецкие орехи, бобовые, черешня, вишня. Вершину же дерева, как правило, венчают клубника с малиной и смородиной. Представили?
Представили! повисло в воздухе, хотя трудно было представить себе подобное зрелище.
Тогда, наливай! заключил Иван Абрамыч.
Выпили ещё по пятьдесят, запили пивом и закусили ракообразными за счёт расщедрившихся садоводов-любителей, пытавшихся подобным образом выведать «ноу-хау» изобретения.