Я «притормозил» и хмыкнул:
Думал, что на свою корысть, а оказалось, на свою задницу Ладно Подкрепимся ещё немножко пищей духовной.
? в отсутствие мысли поработал бровью «Важняк».
Как сказал бы товарищ Бывалов: «Пошли по объектам!».
??? ещё раз оказался честным «следак».
Посмотрим, какую запись сочинила наша красавица о посещении шефа начальником УСБ и не сочинила ли она её?
А-а-а! честно же «сознался» «Важняк».
«Красавица» сочинила и не сочинила: запись о визите начальника Управления собственной безопасности в книге регистрации посетителей имелась. Больше того: девица успела внести и запись о времени «начала визита»: оно пришлось на заключительную пятиминутку рабочего времени.
Символично! хмыкнул «Важняк».
«Пять минут до двенадцати»?
«Важняк» рассмеялся.
Ну, шеф, с Вами неинтересно разговаривать: всё-то Вы знаете!
«Бытие мое»! хмыкнул я. Не слишком весело хмыкнул. А всё потому, что намёк относился не столько к фразе из знаменитой комедии, сколько к марксову «Бытие определяет сознание». Уж, моё бытие основательно поработало над сознанием!
Пригласить «тётеньку»? «догадался» «Важняк».
И поживее!
Долго искать девицу не пришлось: она предавалась горю в пределах досягаемости. Точнее, в коридоре.
Когда ушёл начальник УСБ?
Я устал задавать «красивые» вопросы, и поэтому изменил себе. Девица тут же собрала лоб в морщины.
Так я же говорила, товарищ то есть
Товарищ, товарищ!
товарищ генерал, я ушла, а они вдвоём с прокурором остались. Я же говорила!
Вы не стали задерживаться?
Девица замешкалась с ответом.
Ну, иногда шеф просил задержаться когда приходили нужные люди то есть, посетители. И я задерживалась. Но на этот раз такой просьбы не было. Мне даже показалось, что вчера шеф «попросил» бы меня, если бы я задержалась.
Даже так?! «С вещами на выход»?!
Мы с «Важняком» обменялись быстрыми взглядами.
Да, мне так показалось.
Видя, как глаз девицы всё время «съезжает» на покойника, я из соображений такта или тактики решил не подвергать её дальнейшим страданиям.
Ну, что ж: спасибо
Девица направилась к двери, где и её и застиг «вопрос
на дорожку», он же «на засыпку»:
Значит, Вы ушли и больше не возвращались?
Было заметно даже без бинокля как секретарша очень постаралась не вздрогнуть. Да и её ответный текст «спиной к нам» тоже был «говорящим».
Н нет, не возвращалась
Тогда, всего доброго, но мы с Вами ещё встретимся.
Стараясь держать шаг с фасоном, девица вышла за двери, и первое, что я услышал, были слова «Важняка»:
Врёт, как сивый мерин!
Я тоже так думаю.
У меня и в самом деле не нашлось оснований для оппозиции. Правда, я их не слишком усердно искал: ведь, кроме оснований, у меня уже не находилось ни времени, ни терпения.
Поедем к себе: не люблю я думать на ходу. А товарища пусть отгружают: нечего ему загрязнять окружающую среду.
«Важняк» оперативно распорядился и «вольнонаёмные декабристы» из «суточников» засуетились возле трупа с полиэтиленовым мешком. Да, цивилизация, пусть в такой форме, затронула и наш городок. «При коммунистах» у нас «этого Запада» не было: «объект» укладывали на любую подходящую по размеру тряпку. Иногда это было одеяло, иногда плед, редко ковёр. Чаще всего транспортировали «жмурика» в простыне. И не всегда это делали наши верные «декабристы» из пятнадцатисуточников. Нередко приходилось напрягать и личные мышцы, подрывая, тем самым, здоровье и авторитет.
Оттого-то я всегда терпеть не мог советские детективы, в которых мордовороты в белых халатах на носилках! загружали покойника в карету «Скорой помощи». В реальной жизни врачи быстро поставили нас на место: «Мы возим живых!». Заодно они так же быстро ставили нас и «на уши»: нам, следователям и «операм», приходилось самостоятельно изыскивать и транспорт, и грузчиков.
Спасибо безотказным участковым: именно на их плечи ложилось тяжкое бремя отлова ни в чём не повинных водителей автомобилей, При этом в работу шли не только бортовые авто, но и самосвалы: «на войне как» в жизни, а не в кино. Нюансы из отношений родственников усопшего и к нам, бессердечным, и к способу транспортировки игнорировались: поначалу старательно, затем равнодушно.
Проводив «рабочим» взглядом чёрный мешок, я повернулся к своим ребятам, изнемогавшим у меня за спиной в ожидании долгожданной команды.
Домой!
Глава четвёртая (год 1991)
« Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.
Это несоответствие позволило ему обустроить кабинет с подобающим . бесподобием. В этом «смешении жанров» нашлось место и ампиру, и модерну, и даже соцреализму «от девушки с веслом». В итоге, антикварное кресло красного дерева с позолоченными подлокотниками из девятнадцатого века и офисный шкаф из ДСП и наших дней вполне мирно уживались друг с другом. Из кабинета получился музей в духе коммунальной квартиры и басни Сергея Михалкова «Две подруги»: «Вот волос из турецкого дивана, вот лоскуток персидского ковра! А этот нежный пух достали мне вчера он африканский, он от Пеликана».
Прошу, господа.
«Ахмед» одним из первых в области начал культивировать «новое старое» обращение. Хотя обращение «брат» было ему объективно ближе: как он был «братком», так и остался.
Какое несчастье!
«Ахмед» решил не затягивать с прелюдией из коньяка и «Мальборо», и сразу же перешёл к делу, лишь оформив этот переход выражением сочувствия.
Мне уже сообщили, но какое несчастье! Какая утрата для
«деловых кругов» нашей области, закончил я за докладчика, не забыв проставить голосом кавычки. Разумеется, «Ахмед» их услышал.
Жаль, дорогой! покачал он головой.
Может, хватит уже его жалеть?
«Ахмед» усмехнулся.
Да я уже не его чёрт с ним или Бог.
Кого же тогда жаль, или чего?
«С нами а не наш». Помните?
Моя бровь сама полезла на лоб: «авторитет» цитировал определение Троцкого Ильичом в пересказе Горького! Уголовник, не только умеющий читать, но и читающий классиков это или для «Энциклопедии чудес», или для Книги рекордов Гиннеса!
Не совсем в цель, определив бровь на место, усмехнулся я. Я не только не ваш, но и не с вами.
Вот этого-то и жаль!
«Ахмед» почти обречённо взмахнул руками.
Потому, что Вы, уважаемый не чета покойнику. После минуты общения с этим типом, даже без рукопожатия, нужно было полчаса мыть руки с мылом! Я уже не говорю о дезинфекции помещения. А на Вас ни пятна, ни «крючка». Мы могли бы успешно сотрудничать, к обоюдной выгоде, да Вы не пожелали. Оттого и жаль, что Ваше законное место занимают другие люди: непорядочные.
Законное место у кормушки? покривил я лицом. «Ахмед» тоже поморщился и махнул рукой.
Зачем Вы так? Для Вас скажем так: долевое участие в СП.
А кормушка это для скотов, вроде нашего покойника.
Эк, Вы его приложили! усмехнулся я. Какой скоропостижный переход от «сострадания» к правде жизни! Не очень-то, получается, Вы его любили.
Совсем не любил.
«Ахмед» уже не улыбался. Выражение его лица моментально стало жёстким и недоброжелательным.
Но Вас часто видели вместе улыбающимися друг другу?
А куда мне было деваться?!
Горечь в голосе «Ахмеда» показалась мне на удивление натуральной. Я даже расслышал комбинацию из двух знаков, подтверждающих моё предположение.
Вы хотите сказать, что
Да!
«Ахмед» и не пытался убежать от меня взглядом. Более того, уставился на меня в упор, почти не мигая.
И Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Только это Вы мне в вину не поставите!
А я и не собираюсь, равнодушно двинул я плечом. Я говорил сейчас искренно: мне даже не пришлось подделывать равнодушие. Разумеется, Вы не единственный «такой друг» усопшего. Но это уже не моя юрисдикция. Я всего лишь расследую убийство.
Потеплевшим взглядом «Ахмед» «поблагодарил» меня за отсутствие тайных умышлений, и тут же приподнял бровь:
Вы уверены, что это убийство?
Я вздохнул и развёл руками.
Всё говорит за это даже то, что молчит.