Лекарство в виде дождя - Павел Волчик 2 стр.

Сделанный из глины человек
Сел на край скамейки отдохнуть.
Опустились шторы пыльных век,
Приготовив древний мозг ко сну.

У него и кожа, как кора,
Пальцы рук  кручёные узлы,
На плечах тяжёлая гора,
Ноги  обветшалые стволы.

В скованных суставах ноет боль,
В голове вой внуков и детей.
Кокон разорвётся  выйдет моль,
С тонкими узорами кистей.

Крылья задрожат и полетит
Сделанный из глины человек,
Оставляя кипу волокит,
Превращая тело в ветхий снег.

И, очистив душу от трухи,
Входит, как ребёнок, в новый век
Искупивший старостью грехи,
Обновлённый смертью человек.

Когда дела потоком отшумят,
Я в тишине ищу успокоенья,
Выкармливая маленьких сомят
В житейском тёплом иле вдохновенья.

Я жду, когда трусливые мальки,
Окрепнув, превратятся в толстых рыбин,
Чтобы по дну стучали плавники
И пузыри стремились к водной зыби.

Но вдохновенье в иле не найдёшь 
Лежать на дне и жить, теряя зренье?
Сомнительная блажь, пустая ложь 
Я в потрясеньях вижу воскресенье.

Очисти, Господи! Из ванны грязевой
Тащи меня крючком наверх, из ила 
Мгновенье неба перед самой головой
Дороже, чем уютная могила.

Не взяли мы ни крепости, ни форта,
Ни порта, ни оружий, ни коней,
Но биться за условия комфорта
Привыкли мы в потоке бурных дней.

Одетые в махровые халаты,
Планшеты в руки взяв наперевес,
Мы поджигаем собственные хаты
И набираем для сраженья вес.

От нас уже отскакивают пули
Злодейского орудья ЖКХ.
Мы молоды, но любим, как бабули,
Подолгу от безделья отдыхать.

И выпивать немного «для здоровья»,
И кушать лишь полезную еду,
Вот только нам большой даются кровью
Родные дети, ленные к труду.

А если кто не ценит наших планов,
Заслуженных сидением наград 
Мы выдвинем дивизии диванов
И будем угрожать системой «Град».

Везде, где нам тепло, удобно, вкусно,
Не подходи, не суйся, мелкий враг!
Ведь мы ударим грозно и искусно
Подняв из плюша золотистый флаг.

Гладковыбритые лица.
Важность, скучность и парфюм.
Лондон, Рим, Москва и Ницца.
Мёртвый взгляд. Холодный ум.
Безупречные костюмы.
Вялые движенья ртом.
Переполненные трюмы.
Объеденье за столом.

Холлы, кресла и напитки.
Разговоры о делах:
Цены, выгоды и слитки,
Прибыль, кризис, тайный страх.
Раздражительные жёны
И глухие сыновья.
Песнь под фон бокальных звонов
Заказного соловья.

Пляски женщин полуголых.
Сальный взгляд из-за плеча.
Блажь. Измены и уколы.
Равнодушия печать.
Защищённость. Слуги. Связи.
Власти сладостный глоток.
Князи мира, князи грязи,
Крепко вросшие в порок.

Лишь однажды в чреве ночи
В пот холодный бросит вас,
Гордецов и одиночек
С тусклым светом сытых глаз.
И прошепчет смертный мо́рок,
Губы к уху поднеся:
Что там дальше? Вам за сорок!
Или: вам за пятьдесят!

Дальше  вечная сиеста.
Яхты. Ветер. Паруса.
И оплаченное место
У себя на небесах.

Нам возраст дал уверенность и сытость,
На лицах вывел мрачную печать,
И, сидя у разбитого корыта,
Мы стали в главном слабнуть и мельчать.

Душа бежит из чада душной блинной,
Но тело наше тянет вниз её.
Работой нескончаемой и длинной
Мы честно заслужили забытьё.

Как айсберги, омытые теченьем,
В недвижности набрав великий стаж,
Мы на Христа и на его ученье
Глядим с сомненьем через опыт наш.

Мы думаем: само придёт спасенье,
Но тянут вглубь, в зыбучие пески
Одетые на грудь из опасенья
Доспехи недоверья и тоски.

И если вдруг появится безумец,
Который нас захочет изменить,
Пусть не берёт воинственный трезубец,
Не разорвёт преемственную нить.

Пусть панцирь сбросит, если он бесстрашен,
Покажет, как иначе можно жить.
И мы ворота наших гордых башен
Прикажем навсегда разоружить.

Ты не звонишь. Ни писем, ни вестей.
Не верю я, что нам идти не в ногу,
что утонула ты, увязла понемногу
в трясине развлечений и страстей.

Ты говоришь: такая, мол, как есть,
Хочу как все, хочу не выделяться.
И тратишь жизнь, чтоб лучше одеваться,
И дружишь с теми, кто горазд на лесть.

А я так неудобен, неуклюж,
Несовременен в этой шайке праздной
И вечно лезу с речью несуразной,
Напутствием, что он тебе не муж.

А кто? Лишь обещаний головня,
Семь лет игравший мнимого супруга
Вы взяли всё, что можно друг от друга,
Взамен осталась только болтовня.

И знаешь ты. И говоришь сама.
Тюрьма не заперта  лети свободно, птица!
Но ты на всё готова отшутиться,
Страданья скрыв остротами ума.

Мне эти шутки, лёгкость и туман
Страшней всего, когда теряешь друга
И неизменность, и порочность круга 
Беспечной жизни сладостный обман.

Теперь лишь не и ни в моих стихах,
И незаконченность, и недоговорённость.
Молчание твоё и отчуждённость
Ужасней редкой встречи впопыхах.

Всё ожило, проснулось, расцвело
Светлей и веселее стали лица,
А я гляжу сквозь мутное стекло,
Как на траве лежит недвижно птица.

И страшно мне, и глаз не оторвать
И жалко мне, что пела и летала.
Земля положит в мягкую кровать,
Укрыв её зелёным покрывалом.