Ребров отказался «заныривать».
Перед посадкой на рейсовый автобус Гарик (он же Игорь) вынул из себя бутылку пресловутой «Червивки». И вот она уже приятно размещается и движется внутри нас, а мы внутри кустарника.
Естественно, ситуация, с этого момента, вырывается из-под контроля.
Мы ее ситуировали, а она нас нет.
Но кимоно-то я, все-таки, захватил!
До поселка Хомяково, добрались, без происшествий. Хоровое пение в «бусе» не в счёт.
После высадки Игорь затребовал пива, ссылаясь на «законное право посетить пивбар». Евгений урезонивал его достаточностью ранее «принятого».
Ненадолго затаившийся, Тимошкин, на границе поселка и леса, понимая, что «бар» вот-вот останется в прошлом, вновь воззвал к нашей сознательности. Так как к тому времени, я уже был не в состоянии соборно резонировать его просьбу, за меня повторным отказом ответил Женек.
Вот тут-то и началось непонятное, фантасмагоричное.
Тимошкин, вдруг, бросился бежать.
Ребров запрограммировал меня командой:
Тут стой! Ни с места!! сам ринулся за беглецом.
Гарри кидало, от одного края улицы до другого, но бежал он довольно быстро.
Женьку качало тоже кажется. Но с нами он не злоупотреблял! Значит мощно штормило меня.
Бабки всех мастей, от ветхих двухэтажных бараков, кричали вслед:
Лови, лови его касатик!
Бабок тоже качало.
Шаткая погоня стремительно исчезла за углом дома, через секунду появилась с другой стороны
Все трансформировалось! Из горизонтальной взаимосвязи, они перестроились в вертикальную последовательность тавровую. Представляли собой букву «Т». Для бабуленций, от подъездов, это выглядело так, что один тащит другого, как барана, на горбу.
Мне же, почудился в этом, спьяну, некий глубинный синкретический символизм.
Ребров снял с меня программу криком «Вперед! За мной!» и мы загрузились в лес.
Здесь Женька решил не вести нас в лагерь в таком, «паленом виде». Уложил спать прямо на землю.
Это была тактическая и физиологическая ошибка. Через полчаса нам стало «дуже недобре». Деревья завертелись в тошнотворной зловеще-геликоптерной карусели.
Мы поочередно рвались на жухлую траву, распугивая окрестное зверье утробным ревом динозавров.
Из тумана зеленого, вязкого и противного явился Евгений с ведром с чьего-то забора, полным ледяной воды. Он долго кунал туда наши бессмысленные физиономии, пытаясь добиться возвращения в «размякшие тела» личности и преобладания ее над критическим хаосом.
Каким-то образом ему, все-таки, удалось этого добиться. Женек вернул спасительное ведро, поднял, построил нас в затылок, пытался управлять нашим строем. Но строй был срочно развален, обнявшись с Игорем, хоровым пением мы глушили лесные периферии. Но оно не сильно отличалось от предыдущего рева диносаурусрекс.
Вот! Новый поворот! -вопили мы, а сами падали, не вписываясь в повороты и натыкаясь на стволы, ниспадая в овраги.
На перекрестке, где лес выходил к асфальту дороги Хомяково-Архангельское, пришлось срочно заткнуться и спешно завалиться в кусты орешника. Непредвиденная черная «Волга Газ-24», подозрительно похожая на директорскую, пересекла нам путь.
Долго бродили по перелескам и лугам, обходя крупные дороги. Валялись в тени березок, пели блатной и эстрадный бред.
В отряде появились только к вечеру.
Ужаснувшейся на нас вожатой я пояснил:
Марина, я тверзяк! и завалился спать.
Долго, потом, знакомые стебали меня этой простенькой фразой.
3. На рефлексах.
30 июля.
В этот день были всякие бессмысленные организационные мероприятия.
Знакомство с руководством отряда и лагеря, выбор всяких редколлегий, председателей, совета отряда, замов чего-то, набор куда-то, какие-то «очумелые ручки», Женькин «фотографический» и прочее.
Я же чувствовал себя очень дурно. К вечеру выяснилось, что полузабытье не кончается.
Я рефлекторно ходил в столовую и на мероприятия.
Всеми ожидаемая, дискотека отменена, и вечером валяли дурака.
Ребята намылились к девчонкам в соседнюю дачу. Я поперся с ними. В руках у меня оказалась гитара. Я уныло бренчал в нее «Сувенир» Демиса Русоса, подвывал, ныл, нюнил. Короче создал музыкальный пасквиль Девочки удивленно рассматривали меня:
Плачет, что ли?
Я, понял: что-то не так и рефлекторно удалился спать.
Плачет, что ли?
Я, понял: что-то не так и рефлекторно удалился спать.
4. Затмение.
31 июля.
Сегодня будет солнечное затмение. Я прочитал о нем в «Технике-Молодежи» еще полгода назад, но инициативу перехватил наш доморощенный астроном Женька Ребров! Пока я находился в тупящем постпохмельном вакууме. Он заранее, с вечера, накоптил стекол, и собрал кворум.
В 520 Ребров растолкал желающих и потащил на берег пруда. На астрономическую экспедицию решились пятеро: я, Игорь Тимошкин, две девочки из нашего отряда, и председательствующий Женька. Он считал себя продвинутым астрономом. Помню, еще с далекого детства, самодельные телескопы и трубы, звездные карты, валяющиеся беспорядочно по его тульской квартире.
Видимо, все-таки, на тот период, он был более нас, сведущ во всем этом астрономическом дилетантизме.
Однажды ругаясь с «Бубой» (Строговым Михаилом) Женька обозвал того «Утконосом». Что, соответствовало физиологической действительности, нос реально был приплющенным, то в ответ услышал фразу, которая стала нарицательной в нашем кругу. Привожу почти дословно, с мелкой купюрой:
Астроном, ты наш «долбанный»! Луну от Солнца отличить не можешь!
Полусонная экспедиция, утащив инвентарные одеяла, неуверенно царапалась по темному предутреннему осиннику, западая в рытвины, вымоины на заглохшей лесной дороге. Наконец-то выбрались на берег пруда.
До затмения, было, минут тридцать, мы с Гарриком забрались под одеяло, дремали, грея друг друга спинами.
Все эти красоты и явления природы: прохладная шаткая плоскость пруда, нарастающий гам птиц, утренние потемки, не став рассветом, вдруг перешедшие в сумрак затмения, вроде и беспокоили меня и интересовали, но болезненность обезличивала все это! Все казалось рядовым, постным.
Я вспомнил, многочитанное мною, «Солнечное Затмение» Альберта Лиханова, подумал: вот бы и мне, нечто этакое, обустроить. Какой-нибудь «закат солнца вручную» с некой Young girl, -и уснул.
Сырой ветер от пруда студил меня и сквозь одеяло. И затмение я, конечно, же, проспал.
Прочие, честно пялились на затмение.
Ребров, опять, растолкал нас:
Пошли в лагерь на «подъем»!
Я глянул на конечную фазу идиотского затмения корявый огрызок солнца с пятном грязи сбоку
И стоило ли из-за этого сюда тащиться в такую рань?!
Шли обратно по просветлевшему уже лесу. Я впервые почувствовал э т о. Странное неприятное ощущение боковое зрение захвачено каким-то желтым туманом. Ощущение нереальности происходящего!!! Дрянь какая-то!
5. Медсестра.
Вечером у Тимошкина высокая температура, у меня тоже.
Расстроенные (лазарет в самом начале сюжета!) мы сдаемся в санчасть.
А быть может и не зря. Очень, даже милая медсестра (конечно же, она была «врачом», но для нас с Игорехой медсестрой, мы так ее между собой называли) залечивала наши прозябшие раны. Целых три дня. Что-то вроде флирта скользнуло, между нами.
Я сильно подозреваю, что причина заболевания известное обливание в Хомяковском лесу и ледяное утро затмения.
Обидно было слушать по вечерам музыку с дискотеки! Танцы, по закону подлости, открылись в первый же день нашего возлежания в изоляторе.
У всех Sunrise, а у нас Moon decline.
Вялые, через три дня, вернулись в отряд, понимая, что «контингент» уже разобран
6. Ленка.
Не помню, как это началось. Случайно отметил яркую желто-красную куртку в нашем отряде. Лицо еще долго не смог разглядеть, сослепу Смутно видел лишь: большие глаза, крупные яркие губы, тонкая талия. Но пока все еще не решался подойти и рассмотреть подробнее.
Две недели я бесцельно валял дурака спал, что-то читал (нашел место!), занимался с Ребровым запрещенным карате, который уже успел нахвататься «верхов где-то в подполье».
Была экскурсия в Тулу на финал «Зарницы». Перед открытием показательные выступления десантников. Наши показухи бледненькое фуфло в сравнении с их динамичными выкрутасами. Обсуждали с парнями, что из этого можно было бы включить в наши показательные выступления по дзю-до.
Возвращались домой, то есть в лагерь, на остановке Игорь заметил нашу «медсестричку». Наверное, ехала с отгулов в лагерь. Гаррик решительно настроился вечером подкатить к ней.