К этому времени приводились в порядок лавки, магазины. Площадь ярмарки была единственным местом в городках, где гуляли местные жители. На площади можно было встретить и земского заседателя, и солидного купца, и юркого приказчика, и барышень разнообразного тона, среди которых трудно бывает разобраться, и коренное население: «непривычная для европейского глаза обдорская действительность сливается с произведениями Обдорской фантазии, а удивленный путешественник может с недоумением спросить: «где же тут кончается мир реальный и начинается мир фантастический».103
В период ярмарки жители приглашали друг друга в гости, проводили праздничные вечера. В праздники русское население «не прочь погулять и одеться на щегольскую руку, почище. Большей частью гостеприимны и любят под час форснуть» [Бартенев 1896: 250]. Когда собирались в гости, то старались одеться «по-городскому»: «мужчины в крахмальных сорочках и черных сюртуках. Дамы в платьях чуть ли не по последней моде. Во время моего пребывания в Обдорске появилась мода на дамские платья с широкими рукавами и пуфами. Когда я в первый раз в Обдорске увидал такие платья, то подумал, что это обдорская мода и был очень удивлен, когда узнал, что так скоро проникло на дальний Север последнее слово искусства».104
Праздничные увеселения в период ярмарки оставляли неизгладимое впечатление у путешественников, исследователей, ссыльных: «Ужас, ужас, эта жизнь в Обдорске писал И. С. Поляков, да еще зимой, во время ярмарки, рассказывала мне уважаемая старушка, уроженка южной Сибири, живущая уже четыре года в Обдорске; тьма, снег, мороз; по улицам везде пьяные, крик, драки, да тут же еще собаки в разных местах завывают. Не говорю о мелких драмах, разыгрывающихся на ярмарке, но бывают и крупные. Так инородцы, проведя, так или иначе, день, на другой день, не только, не всегда, досчитываются, до того или другого количества, бывших с ними денег и шкур, но нередко лишаются и своих последних оленей».105 Совсем по-другому увидел обдорскую ярмарку О. Финш, который сам присутствовал и был весьма изумлен: «Но от этого пьянства не происходит никаких беспорядков, так что, несмотря на стечение большой массы народа, не требуется даже усиления полицейского персонала, который, если не ошибаюсь, состоит только из 2-х казаков. Кроме 30 русских купцов, было почти столько же зырян, из Архангельской губернии. Число это, конечно не громадно, но если прибавить к ним, еще 3000 туземцев, платящих подати».106
Рождество у обдорских северян было самым почитаемым праздником православного календаря, продолжавшимся три дня. В селениях проходили массовые «гулянки кумпаниями», молодежь ходила по домам «со звездой», славила Христа, пела, желала хозяевам всех благ в течение года: «в Рождество даже древние старушки выскребались с печи и веселились вместе со всеми».107 Рождественские, «святочные» вечера едва ли не самое веселое время по окончании трудового года. К этому времени «крестьянин успел закончить свои важные дела; теперь ему можно немножко отдохнуть от трудов, можно повеселиться».108Сильное впечатление на путешественников, ученых производил маскарад: «Обдорск опять просыпается от своей обычной спячки. Начинается маскарадная потеха. Выйдя на улицу вечером, то и дело встречаешь группы маскированных. Рядятся остяками, остятками, стариками, чертями и т. п. Но встречаются и довольно изящные оригинальные костюмы: казаков и казачек, малороссов, генералов каких-то фантастических армий, турок, дураков и прочее».109
Любимый маскарадный костюм в Обдорске был костюм «дурака», который состоял из широкого балахона, шароваров и колпака. На них были пришиты колокольчики и бубенчики, которые при ходьбе звенели. Все это сливалось с ярмарочной суетой. Маскарады служили развлечением не только для крестьян, мещан, мелких торговцев, но и для купцов и заезжей интеллигенции. Праздничные «дурачества» и «шалости», праздничный смех были необходимы жителю северных селений. Этот маскарадный разгул и смех были в некотором роде проявлением протеста против угнетающей аскетической морали и несвободы, налагаемых церковью и всей совокупностью установок социального строя. Праздничные обычаи и обряды содержали в себе временное отрицание сословного неравенства, сословных ограничений «генералы», «фельдмаршалы», «воеводы» и их подчиненные выступали здесь на равных. Происходило как бы временное упразднение сословно-иерархических отношений феодального общества, и это временная социальная передышка помогала северянам переносить суровую реальность повседневной жизни.
Любимый маскарадный костюм в Обдорске был костюм «дурака», который состоял из широкого балахона, шароваров и колпака. На них были пришиты колокольчики и бубенчики, которые при ходьбе звенели. Все это сливалось с ярмарочной суетой. Маскарады служили развлечением не только для крестьян, мещан, мелких торговцев, но и для купцов и заезжей интеллигенции. Праздничные «дурачества» и «шалости», праздничный смех были необходимы жителю северных селений. Этот маскарадный разгул и смех были в некотором роде проявлением протеста против угнетающей аскетической морали и несвободы, налагаемых церковью и всей совокупностью установок социального строя. Праздничные обычаи и обряды содержали в себе временное отрицание сословного неравенства, сословных ограничений «генералы», «фельдмаршалы», «воеводы» и их подчиненные выступали здесь на равных. Происходило как бы временное упразднение сословно-иерархических отношений феодального общества, и это временная социальная передышка помогала северянам переносить суровую реальность повседневной жизни.
Широкое распространение у русско-зырянского населения имело рождественское и новогоднее колядование. Состояло оно в том, что группа колядовщиков обходила все дворы села, славила каждого хозяина особыми песнями, желала ему и его семье благополучия и требовала за это вознаграждения, как правило, в форме чего-нибудь съестного. Пожелания благополучия хозяевам носили ритуальный характер, так как колядки проводились перед Рождеством, то есть в момент рождения бога-сына и нарастания его божественной спасительной силы, носителем которой символически и рассматривалась молодежь. В праздник часто проводились всевозможные переодевания. Молодые люди рядились в маски всевозможных зверей (козла, медведя, коня и других) и проводили разнообразныеигры с участием этих персонажей. В древности каждый персонаж изображал ипостась того или иного бога, а сами игры были своеобразными мистериями, отражающими те или иные мифологические события. Особенно весело проходил первый период святок, так называемые «посиделки». Их участники, молодежь, надевали свои лучшие наряды, шутили, смеялись.
Обряд, праздник, жертвоприношение, совершаясь вновь и вновь, поддерживают мироздание, культурную жизнь людей. Все повторяется, возрождается и обновляется так устроеныприрода, человеческое сообщество, культура, и так устроен конкретный человек. Масленица знаменовала собой переход от зимы к весне. Это единственный языческий праздник, который был признан церковью. Масленица всегда встречалась широко, весело: с играми, забавами, катание с гор, плясками и ряжеными. На празднике было принято «есть до икоты, пить до перхоты, петь до надсаду, плясать до упаду», так как считалось, что если не потешишься на широкую масленицу жить будешь в горькой беде. Длилась она неделю, а с пятницы начиналась широкая масленица, когда разворачивалось главное празднество. Устраивался уличный «карнавал», центральным событием которого было появление «госпожи Масленицы». Чучело Масленицы делали, как правило, из соломы и наряжали в женскую одежду. «Масленицу» катали на санях по всему селу: «в крестьянские дровни, завешанные рогожей, была впряжена лошадь, тоже вся в рогоже, в лоскутках, лентах и колокольцах. На ноги лошади были натянуты старые, рваные портки и даже сапоги. Из под рогожного шатра, укрепленного на дровнях вместе с каким-то соломенным чучелом, неслись дикие звуки. Это были проводы широкой масленицы».110 Во время празднования масленицы разыгрывались и другие сцены, произносились сочиненные самими жителями стихотворные тексты, исполнялись песни былинного характера.
Кульминационным моментом всего празднества были проводы Масленицы. Они совершались в последний день «прощеное» воскресенье. Люди просили друг у друга прощения за все обиды и горести, дети у родителей, а новобрачные ходили к тестю и теще. Похороны масленицы происходили в поле. В костер бросали не только чучело масленицы, но и разные старые вещи, остатки праздничной еды, что символизировало похороны зимы, всего отжившего, старого, и вместе с тем обновление природы, зарождение весны, новых сил плодородия. В «прощеное» воскресенье вечером все жители села, стар и млад, собирались возле «катушек» и катались с особенным оживлением до самой ночи. Прощаются с ледяной горкой до следующей масленицы. Затем наступает время Великого Поста, который население Обдорского Севера соблюдает строго. Все эти праздничные развлечения содействовали формированию эмоционального подъема, праздничного настроения, отвлекали от повседневных забот.