Кира, окликнул он девушку из саги. Эхо мраморной тишины разбудило музыкальную залу.
Кира не хотела говорить об отце. Надежда на взаимность растаяла. И она сама растворилась в тяжелых портьерах служебного входа.
В музее он пробыл долго. В храме истории, как в церкви, становишься сопричастным к тайне. Мысли пьют энергию шедевров.
Развоплощённые астральные духи выплывали из экспонатов, совершая прогулку по времени.
Это можно увидеть так же, как дыхание жизни распускающегося утреннего луча. Когда ты и город один на один. Прощупывая друг друга тайным вниманием.
Покидая пустые залы и направляясь к выходу, Андрей снова заметил зачарованную женщину. Кира смотрела сквозь стекло двери, в задумчивой позе медиума. Остывающий солнечный луч бликовал на перламутровых дольках серебряной сережки. Соскользнув, скатился по щеке В зеркалах глаз отражалась стеклянная даль неба.
Но не это поразило Андрея. За спиной женщины качнулся контуром призрачный силуэт, прорисовываясь в чёткую бронзовую фигуру с птичьим, орлиным профилем. Человек-птица, сверкнув ястребиным глазом, повернул голову к нему, заглатывая желтым зрачком его трепетную мысль. Вздрогнула хищная ноздря клюва.
Фантом приобретал устойчивость, будто сам египетский бог Ра сошёл на землю.
Андрей продолжал двигаться к нему, но видение не растворялось.
Он наткнулся на Киру. Пальцами входя в невесомую пустоту духа. Пелена всколыхнулась как вода, и призрак исчез.
Глаза Киры склонились над ним, приводя в душевное равновесие. Испуг уже вспорхнул с бледного лица.
Что так взволновало вас?
Ничего. Всё равно не поверите.
Андрей приводил в порядок растрёпанные мысли, извиняясь искренней улыбкой.
Мне показалось, что за вашей спиной сам бог солнца, Ра, опустился ангелом-хранителем.
Правдивая шутка вызвала неподдельный интерес.
Со мной может такое происходить.
Серьезное лицо Киры раскрылось.
Древнее божество человек-птица? Бронзовое тело с орлиным профилем?
Она подробно описала его видение.
Да.
Это и был он Ра. Верховный бог Солнца.
Не может быть.
Но ведь может.
На улице галлюцинация не возобновлялась. Возможно, присутствие людей мешало этому.
Они шли по краю серого тротуара, обходя стремительных прохожих. Постигая друг друга доверчивой беседой, откуда произрастает первое понимание.
Вы мне напоминаете тунгусскую Синильгу.
Дух женщины ханты-мансийских аборигенов? Длинноносые европейцы считают нас всех на одно лицо.
Андрей улыбнулся, разглядывая её загадочный восточный овал, как простак Буратино японский профиль фарфоровой Мальвины.
Она уже охотно разговаривала, вспоминая отца. Оступившись нечаянно в запретную тему, полетела туда, как в колодезь с живой водой, возникшей из миража. Гостеприимный сквер впустил их в заповедную зону влюбленных, когда легкий летний ветер шёпотом листьев заговаривал сумерки. И вечер зашторил небо.
Смолянисто-чёрная коса скользила в её пальцах. Она перебирала её, приводя воспоминания в живые образы.
Отец мог видеть то, чего не видели другие. И он пытался открыть этот мир для них.
Воображение и реальность на одной грани возможности. Добровольно пройтись по лезвию бритвы удаётся тем, кто верит в небесную твердь, даже если там бездна.
Мысленный образ ищет пристанище форму, где он обретёт устойчивость, согласно космических законов. Как форма колеса, в которую загнан энергетически потенциальный дух вращения.
По светлому небу уже плавно покатилась круглая луна. Забуксовала в серебряных облаках, брызнув звёздным сиянием.
Ясная ночь разлилась над городом. Лунное свечение земли излучали фонари.
Кира повернула свое красивое лицо и тени шмыгнули из уголков глаз в густой воздух ночи. Где набухает интимная близость крошечных звёзд неба, мечтающих о галактике. И где суетятся копошащиеся тела Земли, населяющие насекомыми жизнь. И у каждого, свой час времени.
В каждом заложена реальная возможность сотворить чудо. Как у канатоходца, идущего под куполом, демонстрирующего беспредельную возможность совершенства организма.
В прозрачных облаках таял фосфорный диск и вновь разгорался от лёгкого дыхания ночного неба.
Тебя больше не посещает видение призрака? спросила она.
Можешь говорить спокойно. Все равно он в твоем подсознании. А значит здесь.
В прозрачных облаках таял фосфорный диск и вновь разгорался от лёгкого дыхания ночного неба.
Тебя больше не посещает видение призрака? спросила она.
Можешь говорить спокойно. Все равно он в твоем подсознании. А значит здесь.
Боковым зрением он стал замечать возникающий силуэт божества.
Ну вот, он уже среди нас. Совсем рядом.
Не поднимая глаз, Андрей рассматривал его крепкие кисти рук, отливающие лунной медью. Пальцы сильные, длинные, заканчиваются металлическими когтями. Вздрогнуло натянутое сухожилие. Он поднял глаза. На него в упор смотрела орлиная голова с янтарным немигающим зрачком. Колыхнулось сердце. Седое перо на его загривке шевельнул ветер. Призрак был величественно спокоен и молчалив.
Должно быть, он действительно твой ангел-хранитель.
Мне не до шуток. Все было бы довольно-таки забавным, если б я его не изваяла таким в мыслях, собственноручно выписав на холсте. Что он сейчас делает?
Ничего. Слушает.
А понимает?
Почему нет. Твое творение.
В оккультизм я не верила, но всё же, интереса ради, вызывала его с полотна.
Для чего?
Чтобы получилось.
Ну вот и пробил звёздный час мастера.
Кира старалась смотреть в пустоту осмысленно.
Где он сидит?
Андрей рукой прикоснулся к призраку.
Ну вот, его и нет.
Через время он опять появился.
Он питается твоим страхом. Напивается агрессивности. Перестанешь нервничать разрушишь фантом.
Когда я его увижу снова?
Не знаю. Может быть никогда. Это не только твой феномен. У каждого их предостаточно.
Золотую пригоршню звезд по-цыгански бросила ночь в небо. И они разлетелись, как искорки от тлеющего костра земли, где кочующая вольность разбила случайный ночлег.
В ладонь Андрею заползли гибкие пальцы девушки. Укрыться от чёрной зияющей пустоты, погреться нечаянной нежностью или спрятаться на время от пугающего одиночества.
Ра с нами?
А где же ему быть?
Идёт?
Парит.
Галлюцинация размеренно и плавно двигалась за своей хозяйкой.
Когда умирает близкий, дух его витает среди нас. Только это не душа покойного. Воображение материализует подсознательный образ. Иногда мы сознательно создаём его сами. Наши эмоции рождают демонов.
Силуэт двухэтажного дома вырос из темноты.
В подъезде, в слепом мерцании угорала одинокая лампочка, как погибающая бабочка в стеклянной колбе для опыта И умирала, слабела её жизнь на вольфрамовом волоске.
Парадная дверь женского общежития, окованная дубовой фанерой, была плотно закупорена надёжным заступом изнутри. Дабы не вломился сюда тать-любовник. И не смог вероломно отобрать девичью честь у слабой женщины в сонном состоянии. Обдурив любовными гнусностями.
Кира тарабанила интеллигентными пальчиками в стеклышко, поднимая бдительно дремавшую вахту по тревоге.
Андрей выдавил любезность грозной старушке, возникшей в зияющей щели дверного проёма. Авторитет Киры Изумрудовны успокоил её. А, может быть, это был гипноз? Бабуля по-кошачьи умащивалась на мягкий диванчик, расправляя белизну простыней и одеял.
Я работаю здесь по совмещению, воспитателем, пояснила Кира.
Здесь стерильная моральная чистота девичьей невинности свободно сочеталась с бесстыдством женского борделя. Как уживается барокко и рококо с монументальным социалистическим реализмом в бытовой прозе жизни. Где баба-мутант, произошедшая от непорочной обезьяны, планомерно превращалась в советскую женщину. Наглядно соперничая с буржуазной дамой, посредством политического плаката.
Ажурные пеньюары, пошлые импортные лифчики и прочие западные штучки, исполняли запрещенный стриптиз-балет нижнего белья. Подвешенные комсомолками на бельевые веревки, как души грешниц.
Кира проворно открыла нехитрую щеколду замка.
Ну, заходите, обратилась она к странствующему философу-донжуану и призраку за спиной. Включила свет, переступая порожек.
Андрей раздвинул портьеры И очутился в маленькой комнате, как в историческом прошлом, разглядывая антикварный интерьер. Приданое Изумруда навеяло лёгкую грусть.
Под пластами антикварного хлама лежало мыслящее мастерство. И только пытливый ум сможет проникнуть в тайный замысел гениального творца, совершив эксгумацию таланта.
Глаза привыкали к обстановке, ощупывая предметы и картины. На обратной стороне стены в тяжелом чёрном багете гордо застыл прообраз демонического божества Ра. Таким, каким его увидел Андрей. Одетый в бронзовое тело с медным орлиным клювом. Шёлковое белое оперение отливалось на макушке маслянистой желтизной. Прозрачно-хищное веко было готово мигнуть. Истукан вглядывался в него, словно живой, немигающим восковым зрачком.