Профессор бросил взгляд на своего спутника. В скупом свете фонарей лицо молодого человека казалось тоньше и одухотворённее. Умные тёмные глаза смотрели так, что казалось, каждое слово, как капля влаги падала на вспаханный чернозём души, и в глубине уже прорастали тонкие корни, уже тянулись к свету новые ростки принципов и убеждений. Хороший, ох, хороший парень ему попался! Есть всё-таки Бог на свете: сына родного не дал, зато ученика послал необыкновенного.
Кто такие медики, Глеб, если подумать, особенно мы хирурги? задал вопрос профессор и тут же сам ответил на него: Подмастерья Бога, друг мой. Господь в щедрости своей наделил нас правом подстраховывать, исправлять ошибки, допущенные природой. Ну, например, врождённые пороки. Поспешил Бог или отвлёкся, не уследил и что-то пошло не так, родился человек с дырой в сердечной перегородке. Умрёт ведь с таким сердцем, не вытянет жизненные нагрузки. А тут мы с тобой нашими умелыми руками возьмём и поставим заплатку на эту дыру, и проживёт наш человек долгую и интересную жизнь, может сделает что-нибудь важное для всего человечества. Представляешь, какие мы с тобой счастливчики, Глеб! А акушеры, которые первыми принимают в свои руки новую человеческую жизнь? Быть причастными к чуду творения, беречь его и хранить вот счастье и великая ответственность врача. И не можем, не имеем мы права переводить его в доллары, евро или рубли. Ибо жизнь бесценна сама по себе! Людей, особенно больных людей, надо просто любить и помогать им всеми силами и возможностями, данными тебе Создателем, не думая о личной выгоде.
Они медленно шли по дорожке парка, и тёмные громады деревьев окружали их со всех сторон, вслушиваясь в тихую беседу учителя и ученика.
Всё правильно, Алексей Иваныч, кивнул Глеб, да только в медицине без денег никак. Вон каких безумных деньжищ стоит техника! Один ультразвуковой аппарат, как однокомнатная квартира в Питере. Как говорит Сева Ярцев, денег много не бывает.
Согласен с господином Ярцевым! ответил профессор. Если человек попал в плен к Мамоне, если впустил в свою душу демона сребролюбия пиши пропало! Сколько бы денег у него не было, всё будет мало. Всегда захочется ещё. Всегда найдется тот, кто богаче, у кого больше, у кого шикарнее. И этой безумной гонке не будет конца. А ведь заканчивается жизнь у всех одинаково. И ТУДА не возьмёшь с собой ни копеечки.
«Кошелёк к гробу не прибьёшь!», как говаривал один мудрый человек из моего детства, усмехнулся Глеб.
Даже если прибьёшь, то на границе конфискуют как контрабанду! Алексей Иванович перешёл на шутливый тон. Но ты, Глебушка, человек с чистой душой. За тебя я спокоен. Только не водись с такими как Ярцев. Гнилой он изнутри, это я своим опытным глазом вижу. О, вот мы и домой пришли.
Сквозь путаницу голых ветвей замелькали огоньки, жёлтым светом окон манившие путников к себе, в тепло и уют. У дверей подъезда Глеб замялся, ковыряя носком ботинка выбоину в асфальте.
Я, Алексей Иванович, наверное, всё-таки откажусь от вашего предложения. Завтра рано вставать, да и мешать вам не хочется.
Леденёв решительно взял его под руку и силой потащил в подъезд.
Ты никому не мешаешь, Глеб! Прекрати эти глупости говорить! Катя каждый день спрашивает, когда ты к нам придёшь. Машенька к тебе как к сыну относится. Пошли, пошли, отказ не принимается!
Они поднялись по старинной лестнице с полустёртыми ступенями на третий этаж и остановились возле высокой, морёного дуба, двери квартиры. Дом был ровесником первых университетских клиник, ему перевалило уже за полтора века. Несколько таких домов архитекторы сразу построили для профессорско-преподавательского состава. Предки Алексея Ивановича с радостью и гордостью обживали эти просторные комнаты с высоченными потолками, украшенными лепниной. Но дом давно состарился и напрашивался на капитальный ремонт, которого ждали уже много лет. И который, как линия горизонта, звал, манил, казалось, только руку протяни, но оставался недосягаемой мечтой. Двери между комнатами скрипели проржавевшими петлями и плохо закрывались, старые дубовые паркетины пели хором арии из разных опер, едва нога ступала на них, лепнина во многих местах обвалилась
Открыв дверь, профессор впихнул упирающегося гостя в коридор.
Раздевайся, проходи, приказал Старик, стаскивая со своей высокой грузной фигуры пальто.
Из кухни высунулась Катерина Васильевна и, увидев Глеба, расцвела приветливой улыбкой.
О, Глебушка, как хорошо, что ты зашёл! У меня сегодня такой расстегай получился пальчики оближешь! Иди мой руки и за стол.
Хлебосольную Катерину Васильевну не убеждали доводы Алексея Ивановича, что ученик у него худой от природы, а вовсе не от хронического голодания. И она постоянно пыталась подкормить симпатичного скромного паренька, через пищу стараясь передать своё душевное тепло. Не сумевшая обзавестись собственной семьёй, Катерина Васильевна всю свою нерастраченную нежность и материнскую заботу отдавала семье двоюродного брата, а теперь вот и его любимому ученику.
Глеб благодарно улыбнулся, повесил куртку на вешалку и прошёл в ванную комнату.
Он мыл руки в раковине, вода шумела, поэтому не услышал, как открылась выкрашенная белой масляной краской дверь, и в ванную заглянула Зоя.
О, привет, нахлебник! хмыкнула она ядовито, сверля гостя взглядом. Опять пожрать припёрся?
Глеб тяжело вздохнул, встретившись в зеркале глазами с маленькой злючкой. Захотелось немедленно уйти, исчезнуть незаметно, неслышно. Но он остался, и вовсе не потому, что из кухни доносились потрясающе аппетитные запахи, а ему очень хотелось есть. Просто все в этой семье давно плясали под дудку этой вредины, а значит, поддаваться было нельзя.
Знаешь кто ты, Зойка? спросил он, постаравшись улыбнуться как можно шире и непринуждённее.
Кто?
Язва ты пенетрирующая!
Какая язва?..
Тень растерянности в голубых глазах девчонки была бальзамом на душу Глеба. Он тщательно вытер руки полотенцем и пошёл в столовую, небрежно бросив через плечо увязавшейся за ним пигалице:
А ты загляни в медицинскую энциклопедию, вот и узнаешь.
Глава 3
Нестандартные методы воспитания трудных подростков
Прошло два года. Астахов благополучно закончил ординатуру и поступил сразу в аспирантуру, оставшись на той же кафедре под руководством профессора Леденёва. Как ни странно, тем же путём шёл и Сева Ярцев. Он немного остепенился, взялся за ум, забросив студенческую привычку сматывать с лекции при первой возможности и нестись в кино с очередной девицей, а потом сразу в койку. Сева начал носить костюмы с галстуком и довольно улыбался, когда к нему обращались Всеволод Борисович. С Глебом они не то, что дружили, но общая работа и общее студенческое прошлое объединяли накрепко, словно они были братьями-погодками из большой семьи.
К несчастью, за год до этого умерла Мария Михайловна, супруга профессора Леденёва. Слишком долго она не жаловалась никому на плохое самочувствие, слишком долго не шла обследоваться. А когда обследование всё-таки было проведено, помочь ей уже никто не мог. Так и сгорела Машенька Леденёва за несколько месяцев.
Старик за это время превратился в настоящего старика, стал совсем седым и как-то сгорбился, словно идти по жизни с гордо поднятой головой сил уже не было. Глеб, чувствуя душевную боль любимого учителя, старался почаще заходить к тому домой, отвлекал от тяжёлых мыслей всякими научными медицинскими беседами, вместе с ним задерживался на работе. Алексея Ивановича спасали больные, которым ещё можно было помочь. И профессор отдавал все свои силы, умения и знания, помогая им.
А вот с Зойкой после смерти матери стало совсем трудно. За чашкой чая после тяжелой операции профессор, как близкому другу, жаловался любимому ученику, что девочка совершенно отбилась от рук, ходит в каких-то нелепых одеждах, с вызывающим жутким макияжем, красит волосы то в синий, то в красный цвет, стала плохо учиться, а разговаривать с ней по-человечески совсем не получается.
Представляешь, Глеб, жаловался Алексей Иванович, устало откинувшись на спинку кресла в своём кабинете и прихлёбывая чай из стакана в легендарном подстаканнике, мне на днях позвонила Зайкина учительница, попросила в школу зайти. А я к стыду своему даже адреса школы не знаю. Я же никогда этим не интересовался, некогда было. Маша и в школу её водила, когда Зоя была маленькой, и на всякие кружки, и к репетиторам. Они с Катей старались меня не обременять. А теперь девочка уже выросла, сама со всем справляется. Да вот только справляется не так, как надо. Я с трудом нашёл эту школу, пришёл к учительнице. И выяснилось, что Зоя часто уроки прогуливает, успеваемость резко упала. Я так расстроился! Даже давление подскочило вздохнул профессор. Пытался с ней поговорить, убедить взяться за ум. Смотрю в её глаза, а там стена, ни единого движения души не видно. О чём она думает? Что её тревожит, беспокоит? И ведь ясно, что тяжело переживает потерю самого близкого человека. Поговорила бы, поплакалась в жилетку родного отца, так ведь нет. Молчит, замкнулась в себе. Не знаю, что и делать, Глебушка