Оба с великим трудом пробираются через дымящийся лесной повал. Обходят, переступают, перелезают через стволы когда-то могучих, вековых кедров и лиственниц. Лес
полыхает очагами.
Впереди маячит просвет поляны, на которой находится заимка. Выйти на неё не предоставляется ни малейшей возможности. Вокруг горит лес.
Лёвушка торопливо обходит край поляны. Примечает ещё нетронутую языком пламени прогалину. На это сразу же обращает внимание отца. Дёргает его за лохмотья рукава.
САВЕЛИЙ
Стой здесь, за мной не ходи. Я скоро ворочусь с дедом.
Савелий шагает в прогалину. Скрывается за дымовой завесой.
За ним тут же вспыхивают сухостой и валежник.
Со стороны заимки слышится тревожный лай Шалуна. В ответ на него, откуда-то сбоку, раздаётся заливистый, протяжно-призывный клич Баламута. Начинается холодящая душу собачья перекличка, и, вероятно, прощальная.
Лёвушка белкой вскарабкивается на рядом стоящую, ещё не успевшую заняться огнём, берёзу.
Сквозь неплотную, расступающуюся завесу дыма, он отчётливо различает сильно накренившийся деревянный сруб заимки посреди большой лесной поляны. Крыша его сорвана и унесена невесть в каком направлении.
Лёвушка видит отца с дедом. Они находятся на полпути от сруба до передней кромки леса. Савелий тащит отца волоком, одной рукой, на медвежьей шкуре. Другая рука безжизненно висит в воздухе и болтается плетью в разные стороны.
Рядом бежит Шалун. Отец проходит ещё несколько десятков шагов, останавливается. Глазами ищет следы спасительной прогалины, но не обнаруживает её.
Оттаскивает подальше, назад, тело отца и бросается на поиски выхода. Однако, в скором времени убеждается в тщетности всех попыток.
Сплюнув, Савелий решительно направляется напрямик, в Лёвушкину сторону.
САВЕЛИЙ
(кричит)
Лёвушка, сынок! Слышишь ли ты меня?
ЛЁВУШКА
Тя-я-тя!..Здесь я, на дереве Я тебя вижу А ты?..
Савелий поднимает голову, всматривается в переплетения веток деревьев.
ЛЁВУШКА
(отчаянно)
Здесь, здесь я!
Всем телом трясёт сравнительно не толстую верхнюю часть берёзы. Отец примечает то место, откуда исходит голос сына.
САВЕЛИЙ
Слушай меня внимательно! Тебе надо спасаться! Скоро нечем будет дышать. Или сгоришь, или удушишься. Немедля слазь с дерева и беги что есть духу Дорогу домой ты знаешь.
Вдруг надолго заходится диким, хриплым кашлем. Немного придит в себя. Продолжает, но уже каким-то не своим, чужим голосом:
САВЕЛИЙ
Матери передай, что мол дед Трофим с Савелием всем долго жить приказали, и не кручиниться больно уж шибко!.. И пусть не серчает, ежели что не так было! Прощай, сынок, не поминай лихом!
Лёвушка видит, как Савелий разворачивается и неуверенной, шатающейся походкой направляется в сторону отца. Подходит к нему, встаёт на колени, наклоняется над ним.
Савелий, видимо окончательно осознав всю безысходность своего положения, с каким-то злобным остервенением грозит кому-то в сторону леса кулаком.
Затем, в лихорадочной спешке, что-то нащупывает рядом с собой.
Поднимает руку с каким-то не то камнем, не то ещё чем. Пытается швырнуть его в сторону своего безжалостного победителя.
ГОЛОС
(за кадром)
Стелящийся дым лесного пожара окончательно скрывает из вида дорогих Лёвушкиному сердцу людей, заслоняя собой последнее, печальное действие скорбной, трагической картины
Лёвушка кричит, но так и не слышит собственного голоса. Горькие слёзы обильным потоком текут из по грязным щекам.
Он стремительно соскальзывает с дерева, ошалело кидается прочь, куда глаза глядят.
Раздаётся неожиданный, громкий лай Баламута. Только тут Лёвушка соображает, что бежит совсем не в ту сторону.
Завидев пса, пытающегося указать ему дорогу, он бросается ему вслед. Мощный вал дыма, сопровождаемый огнём, быстро преследует беглецов. Ориентируясь на лай Баламута, Лёвушка мчится что есть духу, не разбирая пути.
Продирается сквозь заросли шиповника. Спотыкаясь и падая, на всём ходу налетает на стволы деревьев
ТИТР: Спустя трое суток
НАТ. ОКОЛИЦА ШУНАХАРЫ ПОЛДЕНЬ
Лёвушка полуживым добирается до околицы фактории Шунахара. Его помутившееся сознание, медленно, но настойчиво, заволакивается дымкой небытия
НАТ. ДВОР ИЗБЫ ЛОПУХИНЫХ ПОЛДЕНЬ
На дворе по хозяйству хлопочет ЛУКЕРЬЯ ДЕНИСОВНА ЛОПУХИНА жена Савелия. Во двор с громким лаем вбегает пёс Баламут. От неожиданности из рук Лукерьи выпадает ведро. Она всплескивает руками. Баламут всё не унимается, исходит лаем. В это время во двор заходит АФАНАСИЙ ЛУКАШОВ дальний родственник и лучший друг Савелия.
АФАНАСИЙ
(к Лукерье)
Никак наши воротились?
ЛУКЕРЬЯ
(дрожащим голосом, в растерянности)
Да какое там!.. Чую, Афанасий, беда к нам пришла.
АФАНАСИЙ
Да что ты такое плетёшь, Лукерья. Типун тебе на язык.
ЛУКЕРЬЯ
Не я говорю, сердце говорит. Почему Баламут без хозяев воротился.
Смотри как лаем заходится и куда-то вроде бы кличет. Значит весточку Божью он нам принёс.
АФАНАСИЙ
И вправду Ты вот что, Лукерья. Оставайся-ка пока на хозяйстве, а я постараюсь выяснить в чём дело.
Баламут лает и рвётся прочь со двора. За ним следует Афанасий.
На пути им попадается местный житель, эвенк ТИМОШКА, горький пьяница, но, в общем-то неплохой и безобидный человек.
Баламут приводит обоих к тому месту, где лежит Лёвушка полумёртвый, полуголый, грязный, весь в глубоких ссадинах и царапинах. Афанасий крестится:
АФАНАСИЙ
Свят, свят, свят! Давай, Тимошка, бери его за ноги, а я под-руки и несём.
ИНТ. ИЗБА ЛОПУХИНЫХ ДЕНЬ
На полатях под образами лежит Лёвушка, укутанный в тулуп. Перед ним, на лавочке, сидят его мать и местный фельдшер АКИМ ПЕТРОВИЧ.
АКИМ ПЕТРОВИЧ
М-да-а Ну надо же, какая оказия!.. Одно скажу тебе, Лукерья.
Надежды на выздоровление сына не даю. Но и паниковать не следует.
На всё есть воля Божья. Надобно подождать ещё хотя бы денька два-три.
ТИТР: Спустя ровно неделю.
ИНТ. ИЗБА ЛОПУХИНЫХ ДЕНЬ
Перед Лёвушкой вновь мать с фельдшером.
АКИМ ПЕТРОВИЧ
Ну врт и славненько! Бог миловал. Кризис миновал. Теперь ваш Лёвушка быстро пойдёт на поправку
ИНТ. ИЗБА ЛОПУХИНЫХ УТРО
За столом Лукерья, Афанасий и Лёвушка. Держат совет. По причине известных событий Лёвушка почти совсем потерял слух. Он больше молчит.
Решается вопрос: как быть с телами усопших.
ЛУКЕРЬЯ
Никак не могу смириться с мыслью, что они там Не по-людски это!..
АФАНАСИЙ
Но ты пойми, Лукерья: никто из наших местных не хочет брать на себя смелость пойти на заимку и предать земле тела усопших.
Наши же коренные, эвенки, наотрез отказываются от этого.
Не хотят гневить каких-то там своих божков.
Спрашивается: «Что делать?»
А впрочем: попробую-ка уговорить нашего Тимошку, за десятилитровку самогона, свершить святое дело
ТИТР: Спустя год.
НАТ. ЗАИМКА ДЕНЬ
По прибытии на заимку Афанасий и Тимошка сразу же обнаруживают тех, кого ищут.
Трофим Игнатьевич лежит спиной на медвежьей шкуре с вытянутыми вдоль туловища руками, как старый солдат на параде.
Рядом, голова к голове, ничком, лежит Савелий, положив на грудь отца руку с каким-то крепко зажатым в кулаке камнем, и подмяв под себя другую руку.
Тут же, по другую сторону, но поперёк, расположился преданный и умный пёс Шалун, положив морду на дедово плечо.
Впечатление такое, будто все трое только что заснули, а Савелий и Шалун словно прикрывают деда, тревожась, чтобы кто-то невзначай не потревожил его сна.
АФАНАСИЙ
(Тимошке)
Видать померли они от удушья, так как следов пожара на поляне нами не обнаружено.
Да и тела всех троих хорошо сохранились.
Даже ни зверьём, ни птицей, ни прочей лесной тварью остались не тронутыми.
Лес пустынен и мёртв. В воздухе застоявшийся, едкий и прогорклый запах гари. Тимошка делает заключение:
ТИМОШКА
Это всё от запаха
АФАНАСИЙ
Твоя, Тимошка, правда!
Деда Трофима с Савелием хоронят тут же, ближе к покосившемуся срубу. Мастерят и ставят над ними деревянный крест.
Шалуна закапывают в трёх-четырёх саженях от них и приваливают холмик небольшим камнем
ИНТ. ИЗБА ЛОПУХИНЫХ ДЕНЬ
Только лишь после этого Лукерья как-то успокаивается.
ЛУКЕРЬЯ
(Афанасию)
Вот теперь я спокойна
ГОЛОС
(за кадром)
Но, обычно весёлая и жизнерадостная, она становится замкнутой и нелюдимой. День ото дня сохнет и чахнет. Через три месяца её не стало.