Последним Патриархом Тырновским стал святитель Евфимий (13251402), которому Бог судил явиться печальником родного народа в годину падения Болгарского царства. Святой Первосвятитель был смиренным подвижником благочестия, кротким и любвеобильным архипастырем, замечательным просветителем, сплотившим вокруг себя целую школу славянских богословов и церковных писателей. Во время войны с турками, когда царь со своими вельможами отправился на поле брани, святому Евфимию пришлось взять на себя управление государством. Когда завоеватели осадили Тырново, святой Патриарх один отправился в турецкий лагерь, чтобы молить о пощаде своему народу. Турецкий военачальник, изумленный его мужеством, отпустил святителя с миром, пообещав, что не допустит зверств своих воинов над безоружным населением. Однако, когда завоеватели вошли в город и выяснили, что святитель Евфимий энарх, то есть не только духовный, но и государственный вождь болгар, его приговорили к обезглавливанию. Протомив святого Патриарха некоторое время в яме, казнь ему заменили изгнанием. Во Фракии, вдали от Родины, оплакивая ее судьбу и молясь Всевышнему о спасении родного народа, святой печальник Болгарской земли отошел ко Господу.
Чтобы понять, в каком скорбном положении оказались после утраты свободы болгары и другие славянские народы Балкан, нужно понимать, какой характер имело турецкое владычество. Как известно, турки народ мусульманский. Однако созданный ими Османский султанат явился несравненно более жестким государственным образованием, нежели классическая мусульманская империя Арабский халифат. Религия ислама непримирима в отношении к язычеству, но в то же время она декларирует благожелательность ко всем исповедующим Единого Бога, именуя их «людьми Священного Писания» («Ахл-аль-Китаб»); особая дружественность провозглашается в отношении христиан, которые в Коране названы «ближайшими по любви к верующим» (т. е. мусульманам). Устроение Арабского халифата полностью соответствовало первоосновам ислама: именно веротерпимость, открытость, стремление перенимать достижения как Востока, так и Запада позволили империи халифов достичь цивилизационных вершин своего времени, явить миру гениев науки и искусства, шедевры поэзии и зодчества. При этом в халифате христианство являлось хотя и не государственной, но весьма уважаемой религией, последователи которой могли занимать виднейшие посты при дворе; современными исследователями зафиксирована весомость вклада христианских ученых, писателей, медиков в достижения этой классической мусульманской державы.
Османский султанат, увы, не обладал подобной культурой: изначально военизированный, он быстро превратился в империю тиранического типа, заинтересованную не в процветании колоний, а в извлечении из них наибольшей выгоды, то есть попросту в хроническом ограблении порабощенных стран. Если в халифате христиане бывали даже визирями, то есть имперскими министрами, то в государстве Османов верующим во Христа Спасителя был загражден путь и к мелким чиновничьим должностям: турки третировали их как «кафиров» («неверных»), как людей низшего сорта. Об уважении к христианству и речи не было: «райя», как называли православное население, могла только молить о минимальной терпимости и откупаться от насилий. И если остававшаяся в Константинополе-Стамбуле греческая диаспора могла еще просить о справедливости самого султана или его визирей, то в европейских колониях Османов христиан уже не защищал никакой закон. Там самовластно распоряжались султанские наместники паши, специально направлявшиеся в отдаленные края «на кормление», то есть ради обогащения через выжимание пота и крови из их жителей. От личности паши, от степени его корыстолюбия, от того, окажется ли этот чиновник сравнительно мягок или жесток, зависело не только имущество, но жизнь или смерть «райи». Среди имперских насилий был и чудовищный по изуверству «налог детьми»: турки повсюду отбирали славянских младенцев-мальчиков у их родителей и отправляли в Стамбул, где из них выращивали султанскую гвардию янычар, не помнящих родства и лишенных нормальных человеческих чувств фанатиков-головорезов. (Впоследствии это гнусное изобретение ударило по самому Османскому султанату: постоянные заговоры и мятежи янычарской вольницы потрясали империю и стали одной из причин ее разрушения.)
Нужно сказать, что для резкого ухудшения отношения мусульманского мира к христианам имелись исторические предпосылки. Клин враждебности был вбит средневековыми военными авантюрами Римских пап, так называемыми «крестовыми походами» на Восток. В «крестоносных» полчищах, именовавших себя «христианами» и выступавших под псевдохристианскими лозунгами, мусульманский мир увидел не «ближайших по любви», а банды насильников, грабителей и убийц. Классический ислам проявляет максимальную толерантность в отношении ко всем религиям Единобожия, признавая за ними право на собственный путь ко Всевышнему, в Коране сказано: «Поистине те, которые уверовали, и те, кто обратился в иудейство, и христиане, и сабии, которые уверовали в Аллаха и в последний день и творили благое, им их награда у Господа их, нет над ними страха, и не будут они печальны». Но со времени «крестоносных» авантюр папизма во многих мусульманских странах относящееся только к язычеству понятие «кафир» («неверный»), вопреки Корану начали прилагать к христианам. Папский Рим провозглашал целью своей агрессии «освобождение Гроба Господня», то есть изгнание мусульман из Иерусалима: такое же извращение, как инквизиция, попытка Христово учение любви «проповедовать» насилием, огнем и мечом поистине диавольский абсурд. Библия учит нас «узнавать дерево по плодам» (ср. Мф. 7, 20); каковы же оказались плоды деяний римских понтификов? Следствием «крестовых походов» стала отнюдь не христианизация Востока, а появление вражды к христианам в дотоле относительно дружелюбном мусульманском мире, попрана заповедь святого апостола Павла быть в мире со всеми людьми (Рим. 12, 18). Вместо похода на Иерусалим «крестоносцы» нанесли такой удар по Православной Византии, от которого эта держава уже не оправилась. Православная Церковь не имела никакого отношения к авантюрам римо-католицизма, более того: и Восточные Патриархаты, и Православная Русь сами не раз страдали от папских агрессий. Но это в Арабском халифате были традицией мирные религиозные дискуссии между мусульманами, несторианами, православными и яковитами (монофизитами); а Османский султанат в различиях между конфессиями не разбирался и разбираться не хотел. Горькие плоды преступлений римо-католицизма пришлось вкушать оказавшимся под властью турок православным народам, и от того, что они страдали за чужие грехи, им было не легче.
Нужно сказать, что для резкого ухудшения отношения мусульманского мира к христианам имелись исторические предпосылки. Клин враждебности был вбит средневековыми военными авантюрами Римских пап, так называемыми «крестовыми походами» на Восток. В «крестоносных» полчищах, именовавших себя «христианами» и выступавших под псевдохристианскими лозунгами, мусульманский мир увидел не «ближайших по любви», а банды насильников, грабителей и убийц. Классический ислам проявляет максимальную толерантность в отношении ко всем религиям Единобожия, признавая за ними право на собственный путь ко Всевышнему, в Коране сказано: «Поистине те, которые уверовали, и те, кто обратился в иудейство, и христиане, и сабии, которые уверовали в Аллаха и в последний день и творили благое, им их награда у Господа их, нет над ними страха, и не будут они печальны». Но со времени «крестоносных» авантюр папизма во многих мусульманских странах относящееся только к язычеству понятие «кафир» («неверный»), вопреки Корану начали прилагать к христианам. Папский Рим провозглашал целью своей агрессии «освобождение Гроба Господня», то есть изгнание мусульман из Иерусалима: такое же извращение, как инквизиция, попытка Христово учение любви «проповедовать» насилием, огнем и мечом поистине диавольский абсурд. Библия учит нас «узнавать дерево по плодам» (ср. Мф. 7, 20); каковы же оказались плоды деяний римских понтификов? Следствием «крестовых походов» стала отнюдь не христианизация Востока, а появление вражды к христианам в дотоле относительно дружелюбном мусульманском мире, попрана заповедь святого апостола Павла быть в мире со всеми людьми (Рим. 12, 18). Вместо похода на Иерусалим «крестоносцы» нанесли такой удар по Православной Византии, от которого эта держава уже не оправилась. Православная Церковь не имела никакого отношения к авантюрам римо-католицизма, более того: и Восточные Патриархаты, и Православная Русь сами не раз страдали от папских агрессий. Но это в Арабском халифате были традицией мирные религиозные дискуссии между мусульманами, несторианами, православными и яковитами (монофизитами); а Османский султанат в различиях между конфессиями не разбирался и разбираться не хотел. Горькие плоды преступлений римо-католицизма пришлось вкушать оказавшимся под властью турок православным народам, и от того, что они страдали за чужие грехи, им было не легче.
Впрочем, Высокая Порта, как именовала себя сама держава Османов, в своей столице до известной степени проявляла терпимость. В Стамбуле, как турки нарекли Константинополь, сохранился довольно многочисленный греческий квартал Фанар (его обитателей называли греками-фанариотами в отличие от греков Эллады). Константинопольская Патриархия продолжала существовать и управлять своими епархиями, но турки навязали ей смертный грех симонии, то есть приобретения священнического сана за деньги. Назначение на архиерейские кафедры стало производиться «бератами» (указами) султанского правительства; такой «берат» обходился желающему епископства в крупную сумму. Выхода из порочного круга у Патриархии не было: приходилось платить, уповая на всепрощение Божие, грех являлся вынужденным. Но еще несравненно худшим стало то, что со временем порочная практика откупа от султанской власти привела к тому, что возведение в архиерейский и даже в священнический сан зачастую определялось не духовными достоинствами, а богатством его искателя. Когда завоевательная ярость турок несколько поостыла, «у порога Высокой Порты» греки-фанариоты сумели устроиться довольно благополучно, многие обогащались через торговлю. Не имея возможностей для светской карьеры, некоторые такие богачи делали карьеру в церковной иерархии: покупали себе епископский сан не ради служения православной пастве, а ради чести и выгоды и сами становились симонистами, вымогая деньги у приходского духовенства. Упадок нравов Фанара сочетался с властными амбициями Константинопольских иерархов, их претензиями на церковное возглавление всех покоренных турками православных стран. Очевидно, не без их влияния вскоре же после завоевания Болгарии грянул «берат» султана об упразднении Болгарского Патриаршества. Это вмешательство светской и иноверной власти в церковные дела с точки зрения канонов Православия было беззаконием, но противиться Высокой Порте порабощенный народ не мог.
Так в 1393 году Болгарская Церковь против своей воли опять стала Охридской Архиепископией, но она еще сохраняла некоторую независимость: совершала богослужения на славянском языке, хранила болгарскую грамотность, прилагала усилия для просвещения народа. Вселенская Церковь признавала ее самостоятельность: в 1697 году Адрианопольский Собор провозгласил Охридскую Архиепископию, Печскую Патриархию и Кипрскую Церковь «священной троицей, деяния коей столь же законны, как деяния древле Богопроизведенных четырех Патриархов». Но Соборное постановление в Адрианополе, как и прежнее «неотъемлемое и незабвенное» дарование Болгарии Патриаршества в Лампсаке, не удержало Константинополь от нового церковного насилия: при содействии султанских чиновников в 1767 году Болгарская Церковь была полностью подчинена Константинопольской Патриархии на правах Преспанской митрополии.