По пыльной дороге иду за грузовиком с откинутыми бортами. Папа в открытом гробу. Дорога бесконечна. Мне не видно лицо, только голова. Ветерок играет каштановыми папиными волосами. Они слегка седоваты и достаточно густые.
Если бы не блокада, он, наверное, прожил бы ещё дольше, а так шестьдесят пять, для блокадника удивительно Выжив, выехал по льду Ладожского озера после прорыва блокады и добрался к нам, эвакуированным, на Урал, еле живой. Мама не узнала в этом старике с палкой, похожем на смерть, мужа, которому было сорок шесть лет
Любовь к нам к жене и дочери помогла ему выжить. Он слегка восстановил здоровье благодаря маминым вышивкам, которые она обменивала на молоко, сметану у местных жителей.
Съездив в Челябинск, папа нашел себе должность. До конца войны юрист по профессии Андрей Данилович Сергеев работал плановиком на эвакуированном из Москвы авиационном заводе 132 в городе Симе. Нельзя сказать, что семья голодала, но выживала, выменяв все оставшиеся вещи на продукты. Одежда болталась на исхудавших телах мамы и папы. До смерти отец оставался очень худым
Ветерок нежно перебирает папины волосы Ничего вокруг я не замечаю Потому ничего больше об этом чёрном дне августа не помню. Теперь, с годами, всё чаще вспоминаю отца, а накануне юбилея Победы тем более. Есть среди моих реликвий кусочек серой обёрточной бумаги в половину ладони календарь на 1943 год на обороте его стихотворение Константина Симонова «Жди меня». После папиной смерти я нашла календарь вложенным в его записную книжку. Он хранил листочек двадцать лет, словно святыню. Думаю, многим бойцам на фронте и блокадникам помогли выжить эти стихи.
Анатолий Антонов
Солдат
Во время блокады Ленинграда осенью 1942 года я служил в штабе артполка Стрелковой дивизии. Однажды утром, после просмотра почты, первый помощник начальника штаба полка (ПМШ) капитан Лось приказал мне немедленно вызвать к нему рядового Иванова Николая Петровича, служившего в одной из батарей полка.
Я позвонил на батарею, вскоре в штаб полка, размещавшийся в комнате первого этажа полуразрушенного здания Академии гражданского воздушного флота, вошёл пожилой солдат с лицом, заросшим щетиной. По дороге с батареи он попал под дождь.
Намокшие поля пилотки были отогнуты, с шинели на пол капала вода.
На ногах у солдата были старые кирзовые сапоги, облепленные грязью. Подошва одного из них была аккуратно подвязана к носку сапога телефонным кабелем. Выражение лица у солдата было встревоженное. Умные глаза настороженно поблескивали. Видно было: солдат, что называется, бывалый. Я ввёл его в кабинет первого ПМШ. В кабинете кроме капитана Лося находился заместитель командира полка по политической части Федоров.
Рядовой Иванов по вашему приказанию прибыл, по форме доложил солдат, приложив руку к пилотке.
Слушай, Иванов, начал капитан, расскажи-ка нам, как ты попал в наш артполк?
То есть это как понимать товарищ капитан как попал? Обыкновенно. Был направлен к вам с маршевой ротой из батальона выздоравливающих после поправки от ранения.
Нет, ты не понял, Иванов, скажи, почему тебя направили в артиллерию? Ты разве раньше в артиллерии служил?
Да, служил в Первую мировую войну, а в эту в пехоте.
Но почему тебя направили именно к нам?
Мое дело солдатское: куда направили туда и пошёл. А почему направили к вам это надо бы спросить у тех, кто направлял. А что, разве я плохо служу в артиллерии? Спросите командира орудия товарища старшего сержанта Цыпкина. Он, думаю, подтвердит вам, что никаких замечаний он мне не делал и что свои обязанности в огневом расчете я выполняю как положено. Разрешите вопрос, товарищ капитан?
Спрашивай, Иванов.
Товарищ капитан, а вы затем меня, значит, вызвали, чтобы назад в пехоту направить?
Да нет, Иванов, не в этом дело, ответил капитан Лось. Никто тебя назад в пехоту направлять не собирается
Простите, товарищ капитан, тогда зачем же вызывали?
А вот зачем, товарищ Иванов, вмешался в разговор замполит Фёдоров. Расскажи-ка нам лучше про свою службу в пехоте. С кем служил, кто командовал дивизией? В каких боях участвовал? Как тебя ранило?
Фамилию комдива я не знаю, помню хорошо только взводного и политрука. Ещё знаю номер своей полевой почты. Да он есть на письме моей старухи, я его в кармане таскаю. Достать его?
Фамилию комдива я не знаю, помню хорошо только взводного и политрука. Ещё знаю номер своей полевой почты. Да он есть на письме моей старухи, я его в кармане таскаю. Достать его?
Конечно, достань, Иванов.
Солдат расстегнул шинель и вытащил из кармана гимнастерки потёртый конверт.
Товарищ капитан, пойди и проверь, наша это военная часть?
Капитан с письмом вышел
Да, Иванов, расскажи-ка ты мне все-таки поподробнее про тот последний бой, в котором тебя ранило.
Да что тут рассказывать, товарищ заместитель командира полка. Было это в ноябре прошлого года под городом В. Немецкие танки лезли на нас почти со всех сторон, а за ними бежали ихние солдаты, которых было гораздо больше, чем нас. Наш политрук сказал, чтоб не отступать ни при каком случае. Мы и сами понимали, что отступать нельзя
Ну а дальше как дело шло? спросил замполит.
Ну, после приказа солдатское дело известное, занял позицию задача ясная: подпускай немцев, жги их танки и стой себе, покуда не убьёт али не ранит тяжело либо покуда немцы не уйдут. Многих поубивало. Ну вот, в разгар боя прилетела граната и ранило меня так, что я потерял сознание, проснулся уже на койке в медсанбате. А как тот бой закончился, я до сих пор не знаю. Однако помню, что никто позиций не сдал не такие ребята были.
Вот и всё. Больше рассказывать нечего.
А как фамилия политрука? спросил Федоров.
Конечно, помню К-н.
Товарищ командира заместитель полка, доложил капитан Лось, я проверил: та самая часть, сомнений нет.
Ну а мы тут поговорили по душам с товарищем Ивановым. Да ты садись, Николай Петрович, садись не стесняйся, обратился замполит к солдату. Устал, небось, в твои-то годы всё время стоя разговаривать?!
Хотя я и не очень-то устал, но сяду с удовольствием, ответил Иванов.
Печать тревоги исчезла с его лица, и он начал понимать, что его вызвали не затем, чтобы наказать Ну а зачем всё-таки?
Товарищ Иванов, расскажи, а жене-то своей ты давно не писал?
Как давно? Две недели назад. Как на новом месте осмотрелся так и написал.
Погоди, сказал капитан, а из госпиталя и батальона выздоравливающих ты разве домой не писал?
Да что тут было писать, когда неизвестно сколько в этом месте пробудешь? ответил солдат. Вот когда по-настоящему определился, тогда и написал.
Вот чудак человек! Ведь жена-то твоя тебя мёртвым считала. Ей похоронку прислали на тебя. А недавно она вдруг от тебя письмо получила да и снесла его в военкомат.
Значит, вот в чём дело, воскликнул солдат. Понимаю. Я ей напишу, что в этой ошибке никто не виноват. Ведь в той кутерьме легко было ошибиться: кто убит, а кто валяется без сознания. Санитары же, когда раненых собирают, документов не спрашивают. Пусть старуха больше не шумит на войне бывают всякие случаи.
Разрешите идти?
Нет, постой ещё, ответил капитан. Прочти-ка эту бумагу.
Солдат с осторожностью взял протянутый лист и прочел: «В вашем полку служит рядовой Иванов Николай Петрович, которому за геройское поведение в бою в числе ряда других бойцов присвоено звание Героя Советского Союза. Предписываем вам обмундировать Героя Советского Союза товарища Иванова Николая Петровича в командирское обмундирование и в течение суток направить его в Москву для вручения награды» Солдат остолбенел.
А тут нет ли какой промашки? Это, выходит, что я герой? Как это так? Я ничего такого особенного не делал. Я только выполнял приказ, как положено тому, кто присягу дал. Приказ был не отступать стоять на смерть. Ну и стояли все. Как все, так и я. Я так понимаю, что я, конечно, честно нёс свою солдатскую службу а как же иначе-то, а ничего особенного героического в этом не было
Верно говоришь, солдат, в том и состоит истинное геройство, что человек совершает подвиг по велению сердца, вовсе не думая, что он совершает что-то героическое!
Ну, теперь, Иванов, иди в батарею да и собирайся в дорогу. Старшине отдадим приказ он тебя обмундирует. Да побрейся получше и постригись, чтобы иметь подобающий воинский вид, сказал капитан Лось.
Да, вот тебе брошюрочка, сказал замполит. В ней подробно написано о твоём и твоих товарищей подвиге. Почитай её.
А то герой, а рассказать обо всем, как следует, не можешь.
Нет, товарищ замполит, возразил капитан Лось. Он всё правильно понимает и рассказал верно: он честно и до конца выполнял свой солдатский долг. В этом и есть геройство.