Не знаю, Володенька, клянусь Степочкиным здоровьем, его голубыми глазками и своими леопардовыми тапочками, не знаю! Не его это медальон! заголосила я.
Верю, Люба, верю, успокойся. Володя, старательно игнорируя грозный Ритин взгляд, налил себе еще клюковки. Я сделал всё что мог.
Нет, не всё! с нажимом сказала Рита, отбирая у мужа полную рюмку. У тебя еще в «Крестах» есть знакомые. Позвони им, попроси, чтобы Степу нашего не обижали и поудобнее устроили.
Господи, вот туда точно можно завтра позвонить! воскликнул Володя. Ничего со Степой за одну ночь не сделается.
Сделается, сделается! вновь заголосила я во всю силу своих учительских легких. Ему должны предоставить самые лучшие условия, и немедленно, он у меня такой изнеженный, как цветочек оранжерейный!
Мама! Иди сюда! послышался плач из детской. Похоже, я своими криками разбудила младшую Уточку, второклассницу Леночку.
Так, муженек. Рита решительно встала и направилась к выходу из кухни. Я успокою ребенка, а ты будь любезен прямо сейчас, я подчеркиваю, прямо сейчас, Володя, связаться со своими товарищами в «Крестах» и обеспечить Степе комфорт, а Любочке душевное спокойствие! Понятно, мой милый? Я не шучу!
Господи боже мой, закусить не дадут. Володя, преисполненный недовольства, поднялся вслед за супругой. Ладно, сейчас найду номер в записной книжке
Чтобы завтра же все перенес в телефон! приказала ему Рита, скрываясь за дверью детской.
Хорошо, хорошо, господи, разве можно быть такой занудой, пробурчал Володя, хлопая дверью спальни.
На некоторое время я осталась одна прижала к лицу Степочкину кепку, вдохнула всей грудью родной запах Снова чуть не разревелась, но побоялась испачкать косметикой любимый головной убор сына.
Наконец Володя вернулся за стол:
Знаешь, Люба, Степе страшно повезло его отправили в новые «Кресты», а не на Арсенальную набережную.
Да? А чем хороши новые «Кресты»? с недоверием спросила я.
Сама подумай они же новые, невнятно сказал Володя, жуя бутерброд. Совсем свежие, их только что построили. Там траволаторы, лифты, церковь, музей, спортзал и госпиталь Я попросил, нашего парня в отличную камеру перевели.
Отличную? обрадовалась я.
Володя кивнул и выпил рюмку наливки.
Меня сразу отпустило. Я всегда свято верила в то, что по знакомству в нашей стране можно организовать практически все: ускоренное оформление документов, операцию вне очереди. А теперь, оказывается, построили такую специальную тюрьму с траволаторами и особыми комфортабельными камерами для тех, кто имеет среди своих знакомых полицейских! Вот это правильно.
На всякий случай я полюбопытствовала:
А моему малышу дадут свежее постельное белье? И передай персоналу, что полотенца должны быть обязательно накрахмаленные, Степочка любит, когда они хрустят.
Майор перестал жевать и уставился на меня, словно во время охоты вместо ожидаемого лося увидел в лесу инопланетную тарелку, мигающую разноцветными огоньками.
Потом оглянулся на дверь.
Потом снова посмотрел на меня.
Разумеется, Люба. Разумеется, ему дадут накрахмаленные полотенца, чтобы хрустели как следует, сказал он после паузы.
Да, и скажи им, Володенька, пусть его покормят питательным завтраком, продолжала я наставления. Степочка привык сытно кушать по утрам.
Конечно, кивнул майор с непонятным выражением, получит свежевыжатый апельсиновый сок на завтрак.
Нет-нет, Володенька, неужели ты не знаешь, что апельсиновый Степочка не любит! поправила его я. Вот недотепа! А еще майор! Ты разве не помнишь, что в детстве у него от цитрусовых был диатез? Лучше пусть ему морковный отожмут, он полезнее.
Ага, я прослежу. Майор хмурил густые брови, вертя в руках пустую рюмку. Прослежу, Люба, чтобы ничего другого не отжали только морковный сок.
Что ж, наконец хоть как-то все устроилось. Теперь я могла лечь спать, зная, что мой зайчонок сейчас укладывается на чистенькое бельишко, а с утра его накормят вкусным витаминным завтраком.
Вернувшись домой, в свою уютную квартиру 27 с видом на спящую Купчинскую улицу, я бережно положила Степочкину кепку с якорем на комод, рядом с нашей фотографией из Турции оттуда он и привез этот забавный капитанский аксессуар, который, надо признать, ему невероятно шел. Невольно бросила взгляд на снимок. Мы стояли, обнявшись, в анталийском порту, на фоне островерхих яхт, смеялись загорелые, счастливые
«Потерпи, мой малыш», думала я перед сном, смачивая волосы в пиве и накручивая их на бигуди. «Мамусик тебя спасет».
Глава 6
Андрюшины родители известные этнографы. Типичные ученые. Такие, знаете, деятели не от мира сего.
Папа рассеянный, вечно на все натыкается, постоянно в своих мыслях. Говоришь с ним, предположим, о ценах на овощи, а он вдруг начинает рассказывать про древних индейцев, которые поклонялись картофелю и считали его одушевлённым существом, процитирует какого-то Сьеса де Леона на испанском языке, да еще и спляшет для примера шаманский танец Солнца. А я всего-то сказала, что картошка подорожала.
Андрюшина мама тоже хороша. По-моему, я ни разу не видела ее с нормальной прической. Волосы у нее вьются мелким бесом, так она их закручивает в небрежную кичку при помощи первого попавшегося под руку карандаша. Ходит постоянно в каких-то балахонах, не красится. Зато книжку из рук не выпускает. Берет ее с собой в гости и, кажется, даже в ванную. Бутерброды с колбасой ее кулинарный Олимп. Эту женщину разговорами про подорожавшую картошку тоже не заинтересуешь.
Сами теперь понимаете, почему Андрюша все детство провел у меня на кухне. А когда его родители радостно уезжали в многомесячные этнографические экспедиции, он и вовсе оставался у нас жить. Спал в одной комнате со Степочкой.
Теперь-то он, конечно, уже взрослый успешный программист, и ночевать больше не приходит, но по-прежнему относится ко мне с сыновней нежностью.
Они с Павликом примчались ко мне в семь утра. Я еще щеголяла в бигудях и тигровом халате. Обычно я встаю часов в шесть, но уж очень тяжелым вчера выдался день. Мне даже сны не снились просто отключилась и всё. Пробудилась с камнем размером с Исаакиевский собор на сердце.
Мальчики, милые, а вам-то что не спится? грустно приветствовала их я, приглашая на кухню как раз собиралась варить кофе по мароккански: в турке, со щепоткой соли.
Мы, тетя Люба, всё думаем, как Степку выручить, отозвался Андрюша, садясь на голубой диванчик возле горшка с геранью, недавно раскрывшей новые ярко-красные бутоны «оттенка императорского плаща», как однажды выразился Яков Матвеевич. Решили с вами посоветоваться А что у нас на завтрак?
А что ты, Андрюшенька, хочешь? умилилась я.
Я бы от оладушек не отказался! Андрюша изобразил уморительную рожицу трехлетки-сладкоежки, заприметившего в парке тележку с мороженым. С крыжовенным вареньем с вашей дачи.
Ну разумеется, мой милый, через пять минут все будет готово! воскликнула я, радуясь хорошему аппетиту мальчика. А ты, Павлик?
Благодарю, Любовь Васильевна, я только кофе. С утра мои способности к поглощению пищи, к сожалению, не производят особого впечатления, сказал Павлик, поправляя очки на тонкой переносице.
Если с Андрюшей мы были на одной волне, то Павлик всегда казался мне чересчур независимым и строгим. Уж слишком он был рассудительным для своих двадцати пяти лет. Только из пеленок вылез а уже весь такой высокомерный. Однако, надо отдать ему должное, на Павлика всегда можно было положиться. Надежный, как скала, как гранитная набережная Невы вот каким был второй лучший друг моего сыночка.
Пока я хлопотала возле плиты, мальчишки поделились со мной своими планами по освобождению Степочки.
Павлик предлагал обратиться к журналистам и раздуть из этого ареста скандал ну, например, представить Степу борцом за свободу слова, или ярым оппозиционером, или вообще представителем какого-либо гонимого меньшинства, это можно изобразить в два счета: несколько соответствующих постов в соцсетях, свидетельства его ближайших друзей, то есть их с Андреем, и дело в шляпе, пресса на крючке. А там, глядишь, губернатор, если не сам президент, устыдится за представителей правоохранительных органов и распорядится Степу выпустить.
Я ужаснулась и категорически, просто наотрез отказалась. Никто, ни одна живая душа (за исключением тех, кто уже в курсе, конечно, тут уж ничего не поделаешь), не должен знать о позоре, свалившемся на семью Суматошкиных! Я всегда была образцом для подражания. Мои подруги, мои родственники, вообще все, кто меня знает, считали меня каким-то божеством, идеальным существом. Неужели же я допущу, чтобы все узнали, что мой единственный сыночек сидит в тюрьме? Я с негодованием звякнула кофейной чашкой о блюдце. Нет, этот вариант не годится! Да и надежда на внезапно проснувшуюся совесть губернатора просто детский лепет.