М-м, светлячки! заметив их, воскликнула Аварития, и ртом поймала одного из них. Прямо как неоновое драже!
Через несколько секунд к ней повернулась Супербия и протянула с детской завистью в голосе:
Э-э-эй, я то-о-же хочу-у!
Пожав плечами, Аварития повернулась к Супербии и, наклонившись, прикоснулась к её губам. Они поцеловались и Супербия принялась довольно чмокать полученным светлячком. Какое-то время я наблюдал за ней, о чем-то непринужденно задумавшись. Она заметила на себе мой взгляд и взглянула поверх очков, маня к себе пальцем. Я переместился ближе к ней, где меня ждал горячий поцелуй, на который я с удовольствием ответил. Светлячок оказался у меня во рту, порхая под самым нёбом. Удивившись ощущению, я чуть не поперхнулся, и одним махом проглотил неопознанный летающий объект. Теперь мне стало ясно, что значит чувствовать «бабочек в животе». Светлячок щекотал своими крыльями стенки пищевода и это напоминало слабые электрические разряды. Увидев моё замешательство, Супербия протянула бутылку земляничного пива, из которой я тут же отхлебнул. Прокатившись жужжащей пеной, словно шипучка, жидкость достигла пищевода и щекотка светлячка прошла. Выдохнув, я стал озираться по сторонам. Все так же пребывали в эйфории, полулежа на полу, который, как и стены, пропускал через себя лучи другой реальности. Потолок тоже не отставал от них, и взглянув на него, я увидел чёрный дёготь космоса, светящийся разноцветными точками. Небо блестело и переливалось как смола. Позже оно стало стекать вниз тягучими вязкими струйками. Это ничуть меня не испугало, ведь я уже догадывался о некой условности всего происходящего. Тем не менее, всё это было потрясающе мозгодробительно, и все мы завороженно наблюдали за зрелищем. Всё моё существо расслаивалось на колоду теней, которая эхом пружинила вовне и терялась своими потоками где-то в закоулках вычурного пространства. Отрывистыми частицами отголоски смеющихся голосов моих друзей смешивались с таинственными звуками ночного леса бессонных птиц и стрекочущих насекомых. Нас освежал едва уловимый вихрь ночного ветра и призрачный свет сумеречных видений. Небо разверзлось, выпуская с зеленоватыми струйками дыма из своего чрева серебрящийся череп холодной луны. Взгляды моих спутников поднялись и остекленели в безмолвной молитве к воцарившемуся светилу. Я же наоборот опустил глаза под ноги, и увидел, что пол с пушистым ковром исчез, как и сама комната. Словно в ладьях, мы неподвижно парили на поверхности озера в семи разноцветных гробах, устланных шёлковыми подушками. Они располагались по окружности, как концы телемической гексаграммы. Я возлежал в одном гробу с Супербией. Через несколько мгновений она, не отрывая взгляда от чёрных небес, вытащила у себя из-за спины ситар и завела песнь:
Из холодной бездны
Мира праотцов
Летят на Землю гости
С планеты мертвецов
К нам сюда летит
Холодный, как декабрь
Их готический
Космический корабль
Самозабвенно перебирая струны, она выпускала едва уловимые разноцветные искорки, удаляющиеся гудящими полутонами в ночной тишине. Остальные Ванаглория, Ира, Ацедия, Инвидия, Лакшерис, Аварития, Джез, Коул и Грейв вторили ей протяжным эхом.
Пока что он далёк
От нас, как мезозой
Он в небе ночном
Мерцает звездой
Зачем они летят
И что они несут?
Может быть они
Всех нас спасут?
Я вглядывался в кромешную гладь. В колкой дымке Млечного Пути было несчетное множество жгучих блестящих точек. Супербия вела песнь об одной из них. Не о той ли, что едва заметно сияет сине-зеленым?
Выдохнув, Супербия замкнула первый цикл своей готической мантры припевом:
Они нам принесут
Горсти своей пыли
Они нам принесут
Сладкий запах гнили
Они уже летят,
Одетые в скафандры
На своей ракете
Цвета саламандры
И снова перебор струн, разящий замерзший космос токсичной психоделией звуков. Из недр векового озера с бульканьем всплыли и полетели вверх наэлектризованные пузырьки. Они слабо блестели в лунном свете, пугая и завораживая своим видом. Между семью точками ночной звезды четыре стихии соединялись воедино благодаря пятой нашему нетленному духу.
Отвлекшись от пузырьков на созерцание отливающей металлом озёрной глади, я перегнулся за борт. В ней отражалось всё окружающее: наши погребальные ладьи, таинственный лес и космическая бездна ночного неба. Упоенный продолжившимся пением и очарованный увиденными чудесами, я потерял внимательность и равновесие. В один миг оказался в воде с головой, а потом уж и по самую щиколотку. Очарование победило все тревоги, и я добровольно пошел ко дну. Да только было ли оно? В недосягаемых пучинах покоилось неиссякаемое отражение всего, что выше. Изнутри, как и снаружи, озеро было сплошным параплазматическим зеркалом. Я устремлялся всё дальше от поверхности, а рядом со мной тонули отзвуки песни. Забыв и не думая ни о чем, слившись воедино с поглощающей стихией, я растворился в вечности и сократился до единственной точки. Мой разум окунулся в небытие, но не навсегда
Отвлекшись от пузырьков на созерцание отливающей металлом озёрной глади, я перегнулся за борт. В ней отражалось всё окружающее: наши погребальные ладьи, таинственный лес и космическая бездна ночного неба. Упоенный продолжившимся пением и очарованный увиденными чудесами, я потерял внимательность и равновесие. В один миг оказался в воде с головой, а потом уж и по самую щиколотку. Очарование победило все тревоги, и я добровольно пошел ко дну. Да только было ли оно? В недосягаемых пучинах покоилось неиссякаемое отражение всего, что выше. Изнутри, как и снаружи, озеро было сплошным параплазматическим зеркалом. Я устремлялся всё дальше от поверхности, а рядом со мной тонули отзвуки песни. Забыв и не думая ни о чем, слившись воедино с поглощающей стихией, я растворился в вечности и сократился до единственной точки. Мой разум окунулся в небытие, но не навсегда
Сознание вернулось ко мне тогда, когда я уже открывал глаза, лёжа в своей кровати и встречая рассвет туманного утра. Я совершенно не помнил ни конца вечеринки, ни своей дороги домой. Видимо, всему виной был странный мистический транквилизатор, вызвавший все эти видения, а теперь и провалы в памяти. В любом случае, я совершенно не жалел об этом, и даже хотел всё повторить. Только где их теперь искать, моих новых друзей?
Как и после любого праздника, который кончился, оставалась лишь пустота. Эту энергию небытия нужно было направить в своё русло, но я лишь мучительно больно осознавал, что не могу этого сделать. Ведь заглянув за завесу тайны, уже никогда не стать прежним. Прежняя жизнь претила и раньше, но и я всегда знал, что она совсем не моя. Сколько себя помнил, я всегда чувствовал себя персонажем извне, будто засланным сюда злою шуткой судьбы. Только теперь вечное ожидание чего-то неизвестного и яркого стало ещё более томительным. Я бесконечно обвинял себя в том, что не уберёг эту искорку фантастического огня, способного согреть мне душу в вечном экзистенциальном холоде.
После первой встречи с весёлыми проказниками я утонул в пучине дней, не вычленяя из этой однородной, заполненной серостью бездны, ни часа, ни минуты, ни секунды Я погрузился в бесконечную череду будней, которая засасывала как трясина, ведущая бесконечно вглубь, к самому сердцу Земли, бесконечно не достигая его. Теперь мысли о возможности следующей встречи с моими новыми друзьями всецело поглотили меня, и я не смел желать ничего иного кроме неё. Я ждал и верил, в то время как мой рассудок снова и снова пьянила рутина и безысходность.
С каждым днём я рисковал погрузиться в тяжёлую депрессию, не сулившую ничего хорошего. Но надежда синей птицей грелась у меня на груди, и остатки здравого смысла разбудили продуктивный творческий эскапизм. Я научился инверсировать затяжной кошмар одинаковых дней с помощью музыки и изобразительного искусства. Эсидрок и готвейв помогали мне визуализировать желаемое увидеть через рисунки, словно они были чем-то вроде хрустального шара. Это было моей маленькой магией, которую я интуитивно познал ещё в детстве. Спонтанно двигая акварельными кистями, я иллюстрировал бумажные листы своим наивным импрессионизмом, изображая мрачных юношей и девушек с разноцветными волосами, бегущими куда-то под пологом ночи. Под фон из эксцентричных трелей я представлял, как бы разделил удовольствие музицирования с теми таинственными незнакомцами из глубин ночного города. Забываясь с каждой нотой, я грезил наяву и видел их, выглядывающих из подворотен и зовущих меня куда-то, раскатываясь инфернальным смехом в темноте дворов. Туда, где словно заклинания на страницах гримуаров, пёстрым потоком украшают дома призрачные граффити. Где времени нет, и не осталось ничего лишнего, что могло бы помешать моим мистическим переживаниям. Там таились все ключи к загадкам и вещам, о которых я ещё не успел узнать. Оттуда суждено было вырваться неосязаемым линиям новых историй и пленительных образов. Сказочная тьма, скрашенная магией странной музыки звала в ночь и не давала забыть о спрятанных в ней сокровищах. Воспоминания о необычайном опыте давали силу для веры в сиквел. Сердце подсказывало, что нужно успокоиться и немного подождать. Что время не мой враг, а союзник, позволяющий растянуть удовольствие, храня и проигрывая в памяти все те мгновения и образы, так внезапно на меня свалившиеся. Я лелеял в себе эти мысли, уступая сладкому чувству помешательства, всё больше забываясь в музыкальном сумасшествии. Через какое-то время я уже почти перестал замечать уродливую бесцветную действительность, которая никак не хотела отклеиваться от изнанки моей сущности. Но окончательно эксгумировать меня могла лишь новая встреча с электрическими странниками ревнителями редкой красоты и врагами мерклого бытия.