Он должен упасть вперёд, предсказывает траекторию полёта Анатолий Васильевич, так и есть. Всё. Отмашка крылом для судей. Это значит, что выступление закончено.
А посадка? улыбается Лёня.
Ты прав, момент ответственный.
Самолёт делает разворот на посадку. Выпущены шасси. Последняя прямая. Стремительно приближается посадочная полоса. До земли осталось пять метров, четыре, три, два, один. Плавно ручку на себя. Земля легко подталкивает снизу, и машина сначала быстро, потом, замедляя свой бег, катится по зелёной траве аэродрома. Лётчик открывает фонарь. Свежая струя воздуха бьёт в лицо. Ах, как прекрасна земля!
Парень из чёрной «Волги»
Чёрная «Волга», далеко отбрасывая комья земли, шла по мягкому полю к автостраде. Только что прошедший дождик подмазал едва видневшуюся из травы грунтовку, и водитель энергично крутил баранку то в одну, то в другую сторону.
Эх, надо было по дороге ехать, вслух проговорил водитель, а тут, видно, редко ездят.
Он громко чертыхнулся, объезжая лужу, и в следующий миг машина забуксовала задними колёсами. Водитель погазовал ещё немного и остановил двигатель. Он открыл дверцу, посмотрел на заднее колесо, на исковерканную машиной землю, на свои чистые полуботинки и, всё-таки вылезая из машины, опять вслух сказал:
Ну что я теперь скажу шефу?
От досады на его молодом, красивом лице появились морщинки. Черные, сросшиеся на переносице брови нахмурились. Он обошёл машину сзади и ещё больше нахмурился.
На вид ему было лет двадцать пять. Тщательно выбритые до синевы скулы, чуть прищуренные глаза. Густые вьющиеся и, по всему видно, жёсткие русые волосы закрывали уши, ложились на ворот белой рубашки. Он вытянул вверх руки, хрустнул пальцами, поправил новенькие с отворотами джинсы, стянутые мягким ремешком, и проворчал:
Пешком сегодня пойдёт моё начальство, снова сел за руль и откинулся на спинку кресла. После завывания мотора и надсадного буксования стало тихо. Через открытую дверцу доносилось пение жаворонка. В кабину влетела пчела, ударилась о смотровое стекло и заметалась, пытаясь во что бы то ни стало продолжить полёт, наконец, оттолкнулась от стекла и проворно поползла по шершавой плетёной баранке.
Пешком пойдёт начальство, повторил водитель чёрной «Волги» и усмехнулся.
Пчела вновь перелетела на стекло и звонко зажужжала.
Эй, проснись! сквозь сон послышалось Дмитрию. Он открыл глаза и прямо перед собой увидел черноволосого паренька с редкими усиками.
Ты ночевать тут будешь? Вставай, мы тебя вытащим, проговорил паренёк и вытянул из кабины голову. Он спал, Анатолий Васильевич.
Дмитрий протёр глаза. Перед его «Волгой» стоял новенький ПАЗ.
У тебя трос есть? снова просунул голову в кабину паренёк.
Дмитрий отрицательно мотнул своей шевелюрой и полез из кабины. Паренёк тем временем шмыгнул в автобус и вскоре появился с тросом в руках. Он наклонился к «Волге» и, не найдя за что зацепить, вопросительно глянул на водителя. Тот перехватил у него трос, сунул под машину руку, закрепил конец и так же быстро прикрепил трос к автобусу.
Готово. Заводи, поехали. Давай! скомандовал паренёк.
Обе машины взвыли моторами. ПАЗ закрутил четырьмя колёсами по осклизлой дороге, выпустил облако синего дыма и легко вытянул чёрную «Волгу» из глубокой, грязной колдобины. Водитель выпрыгнул на дорогу, снял трос, подошёл к пареньку.
Спасибо. Дальше своим ходом, сложил испачканную ладонь лодочкой, протянул руку.
Колосков Дмитрий.
Алексей Корнеев, почему-то смущённо ответил паренёк. Ну, пока. Авось ещё встретимся, мир невелик.
Будь здоров.
Автобус уехал. Дмитрий постоял немного и решительно направился к своей «Волге».
Ключ
Лето в этом году выдалось жарким, безоблачным. Июнь заявил о себе сразу: подошли травы, потянулись хлеба, деревья оделись листвой. Знойный июль ещё не наступил, а всем уже хотелось дождя, прохлады, одним словом, защиты от немилосердного, плавящегося над головой солнца. «Ещё три-четыре дня такой жаркой атаки и трава обратится в пепел», говорили на косовице люди и косили поникшую, обманутую солнцем зелень. На берёзах появились жёлтые листочки и, когда шалый ветер проверял их на прочность, они обречённо отпускали ветви, улетая в первый и последний полёт до земли.
А в городе прочно поселилась духота, пахло гудроном, на раскалённом асфальте отпечатались сотни каблучков. Перед бочками с квасом и пивом выстраивались длинные очереди. Ехать «в час пик» городским транспортом было невыносимо.
Лёня Корнеев задержался в дверях университета, раздумывая, идти ли ему на троллейбус или пройтись, как всегда, пешком по набережной.
Корнеев, вдруг услышал он голос декана. Юрий Павлович, немолодой седеющий мужчина, стоял на ступеньках, наклонившись вперёд, сквозь толстые стёкла очков рассматри
вая Алексея, словно сомневаясь он ли это. Корнеев, это ты? Иди-ка сюда, бесцеремонно позвал он.
Лёня быстро поднялся по ступенькам.
Лёнь, дело есть на полмиллиона, шутливо сказал декан. Тут мой юрист изъявил желание помочь.
«Юристом» он называл своего сына Николая, который учился на юридическом факультете. Сквозь стёкла очков глаза декана казались маленькими и злыми. На самом деле он был очень добрым, к тому же с прекрасным чувством юмора.
Вы, кажется, с ним друзья? спросил Юрий Павлович.
Он мне показывает приёмы самбо, ответил Лёня.
Ну, самбист. Сам не умеет, а уж других обучает. А вот и он.
В коридор вышел атлетического телосложения парень лет двадцати и тоже, как отец, в очках.
Значит так, ребята. Хоть вас и мало, пожалеть бы надо, но задача такова. Деканат мы переводим в смежную комнату, а из старого кабинета надо вынести три стола и штук двадцать стульев. Вопросы есть?
Вопросов не было.
Лёня заглядывал иногда в деканат, но всякий раз думал о назначении длинной, почти от потолка и до пола широкой красной портьеры за спиной декана. Юрий Павлович теперь отодвинул её. За портьерой появилась небольшая, обитая чёрным дерматином дверь. За дверью маленькая площадка и каменная лестница, ведущая вниз. Вспыхнул свет.
Столы и стулья снесёте вниз и налево в подвал. Я буду у себя. Как сделаете, скажете, распорядился декан.
Столы оказались неподъёмными. Пришлось снять пиджаки. На лестнице задержались. Лёня повернул голову направо:
Смотри, Соболев, окно.
Там внизу тир.
Тир? С ума сойти, ведь вход чуть ли не с противоположной стороны. Вот бы не подумал. Я, знаешь, как зайду в помещение, сразу теряю ориентировку. Вот за этой стеной понятия не имею, что там?
Там люди идут по тротуару, а это окно выходит в коридор, где пули свистят.
Ты любишь приключения, Соболев?
По телевизору.
Эх, Соболев, Соболев. Ты глянь, какие здесь стены. Вряд ли тут всегда был университет.
Папа говорил, что до революции здесь обучали царских офицеров.
Много там ещё этих стульев?
Восемь. Ты сейчас домой пойдёшь?
Нет. У нас завтра зачёт я в читалку.
Эх, Лёня. Учиться надо на первом курсе, а ты уже третий заканчиваешь. Пойдём ко мне, музыку послушаем, я тебе новый приём покажу.
Не могу. Сейчас девочки придут.
Девочки не придут. Я лучше знаю твоих девочек.
Всё равно не могу. Я в читалку.
Ну, как знаешь.
Пробило девять. Читальный зал закрывался. В десять часов университет совсем опустеет, уйдут последние студенты с подготовительного отделения. Лёня поднялся на факультет. Ему нравилось бродить по пустынному зданию, слушать тишину университета. Он слышал собственные шаги, днём их не услышишь, чувствовал, как гулко бьётся сердце. В здании уже начинали ремонт, кое-где стояли подмостки, стулья, в углу грязные кисти, мастерки, прорвавшийся мешок с алебастром. Лёня подлез под досками лесов и поднялся в 71 аудиторию. Это единственная аудитория, которая не запиралась на ночь. Вот доска. Можно писать. Слышно, как осыпается мел и посвистывает за доской где-то на железной петле гвоздь. Лёня подошёл к столу и сел лицом к воображаемой аудитории.
Сколько же вас много с умными лицами! Галя Чепрак сидит за первым столом и доверчиво смотрит на преподавателя. Ах, Галочка, если б ты знала, какие у тебя глаза! Ты знаешь, что ты красива. Оттого и кокетничаешь? Валера Соломенцев. Ты чего так насупился, Валера? Нет, нет, ты не подумай, пожалуйста, я сейчас пересяду к тебе. Мне пока так лучше я вас всех вижу, сразу всех. Думаешь, мы поссорились? Дудки. Со мной нельзя поссориться, и у меня нет врагов. Я не беспринципный, просто нет времени наживать их.
Гриша Шаповалов с немецкого отделения. Вот с кого надо брать пример. Смотрите он пишет лекцию. Девочки за задним столом, чем вы там заняты, и чей клубочек с ниткой лежит в проходе? Серёжа, опять пятиклетка? А ну-ка посмотрели все на доску. Я не преподаватель, я только учусь. А придётся работать в школе? Точно буду работать. Чего мне бояться? Не всем же горшки обжигать. Переводчиком, говорят, престижнее. Но это только говорят. А все знают, что в нашем городе переводить пока нечего, разве только харчи, как изволит шутить юрист Коля Соболев. Посему я завтра отправляюсь в общежитие к Грише за консультацией по немецкому языку. Вот вам человек с твёрдой волей: как сказал, что будет учиться с первого до последнего дня, так и держит слово. Молодец! Думаете, он весь в учении, даже в кино не ходит? Ходит. А однажды я его видел на концерте в филармонии. Ну, а почему бы и нет. Верно. Надо много читать, заниматься спортом, чёрт побери, ведь не зря кругом толкуют о гармоничном развитии личности. Всё. Будем решать. Значит, авиаклуб, самолёты. Анатолий Васильевич прав одно другому не должно помешать. Учёба спорту не помеха. И наоборот.