Я ни с чем не мог смириться
И готов был удавиться,
Но сказал мне кто-то: «Стоп!..
Так сведешь себя ты в гроб.
Уж смирись с такой потерей,
Хоть частично, в крайней мере.
Или помни, иль забудь
Ты о ней, но жизни путь
Ты продолжить должен, сокол,
До назначенного срока»
Возвратился я домой
Полугрустный, полузлой,
Но смиренью не поддался:
Злился, плакал, дожидался
Я Касаточку мою
(И в каком она краю?)
Белый цвет сменил на черный,
Взгляд стал мутный, удрученный,
Клюв мой блеск свой потерял,
(Я себя не узнавал),
Брови сдвинулись, а крылья
Все покрылись слоем пыли
Редко я куда летал,
Все сидел и ждал, и ждал
Каркать стал, как ворон старый,
Хворый стал, больной, усталый
И пришел однажды миг,
Я главой совсем поник,
Лег на край, упал я с краю
Осознал, что умираю
Я лежал, и кровь текла,
Словно красная свекла
Испускала сок последний
В день дождливый, в день осенний
Вдруг услышал шум крыла
Посмотрел она была!
Да!.. Касаточка моя!..
И, дыханье затая,
Из последних сил я к ней
Прикоснулся, и ручей
По каменьям еще пуще
Зажурчал кровавой гущей.
Я в бессилии упал
(Много крови потерял),
А она, присев прилежно,
Обняла крылами нежно,
Прошептала тихо мне:
«Ты герой мой! и во сне
Часто ты мне, Сокол, снился:
Звал меня, искал и злился
Все я знала про тебя
Но, сердечко теребя,
Жар ночной смирить пытаясь,
К жизни адской возвращаясь,
Говорила, что я сплю,
Хоть тебя, родной, люблю
Ты прости меня за муки
И за боль твою в разлуке
Я верна всю жизнь была
Одному тебе! но мгла
Голову, как хмель, кружила,
Я боялась, но любила
Страх любви сбивал с пути!
Ты прости меня Прости»
Я собрал всех сил остатки
И взглянул в глаза Касатке:
И увидел в них черты
Первозданной чистоты.
Понял, что она любила
И меня боготворила
«Не прощаю!», я сказал
И вонзил когтя кинжал
Прямо в грудь Касатке кровь!
Вот и вся моя любовь.