«Как пряму ехати живу не бывати»
Глава I
Долго ли коротко, близко ли далёко шли Ерёма, Стёпка и Соловей-Разбойник. Вёрстам уж счет потеряли. День сменялся ночью, поля переходили в леса, деревни в города. Промозглая осень оттеснила лето, пригнув тяжёлыми тучами уставшее небо. С понурых ветвей падала пожелтевшая листва. Прильнув к земле, она пыталась уберечь её от осеннего холода. Вместо беззаботного щебета птиц в посеревших небесах слышался прощальный крик стай, улетающих в тёплые края.
Соловей-Разбойник поправил увесистый короб на плече:
Безалаберный ты, Ерёмка. Кабы не я, от голода пропали бы вы со Стёпкой.
Не тяжко ли, Разбойник, увесистый туесок на спине таскать? отозвался гонец.
Своя ноша не тянет, назидательно ответил тот. Погляжу на вас, когда достану каравай.
Окорок, небось, тоже найдется? облизываясь, спросил Стёпка.
Ха! У меня ещё и яблочки моченные в наличии имеются. Право слово, я такой хозяйственный, что сам на себя нарадоваться не могу! весело ответил Разбойник.
Я прежде думал, что ты токмо честных людей умеешь пугать, а вона какая домовитость в тебе имеется, с уважением произнес Ерёмка.
Оно, когда на дубе сидишь, да свистишь, то ветер в голове гуляет и шибко на озорство тянет. А ежели делом добрым занят, то и мысли дельными становятся.
Сколько же нам ещё идти? спросил Стёпка. Что-то Земля у нас бескрайняя. Пустое навыдумывал царь Дорофей, а мы отдувайся.
Приказ царский надобно исполнить, а то соромно домой возвращаться. Слово-то я дал крепкое гонцовское: найти Край Земли.
Ну, ежели так, понимающе согласился Разбойник, то надоть слово держать.
Стёпка побежал вперёд. Некоторое время Ерёма и Соловей-Разбойник шли молча. Ноги скользили по слякотной дороге. Под мелким дождём Ерёмкина рубаха вмиг промокла. Разбойник шёл ходко, беззаботно посвистывая, нипочём была ему непогода. Сырой ветер, подхватив листву, закрутил её.
Глянь, Еремейка, словно ладошки машут листочки с летом прощаются. Ветер их треплет, треплет, пугает скорыми холодами. Смотри, смотри, гриб из-под хвои выглядывает. Напыжился на зиму подбирающуюся. Дорога под ногой хлюпает, будто баба плачущая, а лужи, слово глаза слезами наполненные. Жалеют, небось, о солнышке и тепле.
Цветистыми прозопопеями изъясняешься, Соловей, точь-в-точь пиит, почтительно отозвался Ерёма. При дворе Дорофея есть стихоплет, но жидковат он супротив тебя. Может, пойдешь на государеву службу, будешь Дорофею оды с панегириками слагать?
Чтобы я да в услужение? возмутился Разбойник и вдруг насторожился. Чуешь? Шумит кто-то.
Никак Стёпкин голос? всполошился гонец.
Разбойник крякнул:
Куда нелегкая занесла неугомонного? и, поправив короб на спине, побежал на голос.
Ерёмка, подтянув лапти-скороходы, помчался следом. Однако Соловей бежал проворнее.
Эй, подожди, прокричал гонец Разбойнику.
Шибче, шибче давай!
Ерёма проворчал:
Дык я в лаптях-скороходах за тобой не поспеваю.
Разбойник оглянулся и хитро подмигнул:
Дык ты в лаптях-скороходах, а я в сапогах семимильных.
Несправедливость выходит. Не по чину тебе сапоги. Мне они надобны. Я скороход, пробубнил Ерёмка, наступив в лужу.
Я тебе свистульку звонкую подарю, чтобы ты не по чину свистеть мог. И будем в расчете, хохотнул Разбойник и скрылся за поворотом.
Гонец вздохнув, поспешил следом.
Через малое время Ерёмка нагнал Соловья. Тот уже сидел рядом со Стёпкой, издающим истошные вопли.
Стёпушка, голубчик, почто столь жалостливо надрываешься, ажно душа моя бездушная сокрушается по тебе? спрашивал Соловей. Что за кручина с тобой приключилась?
Пёс, будто не слыша Разбойника, надсадно выл. Ерёма дернул Стёпку за ухо:
Ты чего это разорался, лопоухий? Иной забавы нет?
Какая уж тут забава, с трудом проговорил пёс. Беда большая впереди Ох беда, беда, беда!
Ерёма огляделся. Дорогу перегородил камень, за ним легла серая омертвелая пустошь. Тянулась она бескрайно, единственное украшение бурые колючки торчащие клочками. По эту сторону шёл дождь, за камнем над пустошью суховей поднимал белёсую пыль.
М-да, Ерёмка почесал затылок, смурная картинка.
Беда, беда, беда, причитал Стёпка.
Да где беда-то? рассердился Ерёма. Никого вокруг на сто вёрст!
За камнем большая беда, завыл пёс с новой силой.
Эй, гонец, отстань от Стёпки. Пусть поорет, ежели душа того требует. Лучше глянь, какие-то буковки на камне нацарапаны.
Так почитай, отмахнулся Ерёма, вглядываясь вдаль.
Соловей-Разбойник стушевался, но принялся читать:
Как му ех ву не ти не ти ни охо ему, ни ое ему, ни олетному.
Что это ты по басурмански залопотал?
Грамоте-то я не сильно обучен. Какие буковки знал, те и прочитал, засмущался Разбойник.
В таком разе отойди, не закрывай обзор, важно произнес Ерёма и прикоснулся к камню, чтобы стряхнуть дорожную пыль.
Чёрный валун задрожал под рукой, из недр его раздался сдавленный звук, будто пел кто-то, но пел, задыхаясь, с болью. Уродливые трещины, поползли по поверхности и, замысловато переплетаясь меж собой, превратились в письмена. В них из глубоких каменных борозд, будто из живых ран засочилась горячая красная кровь. На чёрном валуне ясно проявилась надпись:
Как пряму ехати живу не бывати нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролётному.
После письмена будто покрылись мутноватой слюдой, чрез неё шло завораживающее рубиновое мерцание букв. Стёпка, поджав хвост, прибился к ногам Соловья-Разбойника. На того же то ли от удивления, то ли испуга напала икота, которая мешала сказать хоть слово. Ерёмка не мигая, таращился на камень. Наконец Разбойник смог произнести:
Ч-ик-тай!
Письмена на камне потускнели, трещины сомкнулись, и пред путниками вновь лежал валун в своем первозданном виде. Поверхность его выщербленная ливнями, местами выбеленная солнцем, сморщилась старческой кожей. Звук затих в глубине камня. Слышно было только, как дождь стучит по валуну.
Ерёма тряхнул головой:
Ить, морок на меня навёл булыжник! Туточки не велено за камень идти. Беда большая будет.
Да какая такая беда-то? Разбойник всплеснул руками. Заладили беда-беда. Берегись бед, пока их нет. А коли есть, то чего уж хвост поджимать?
Как бы и твоя правда, Соловей, согласился Ерёмка. Но грозится каменюка жизни нас лишить.
Это как? вытаращил глаза Разбойник.
Затем недоверчиво посмотрел на Стёпку и Ерёмку, но на всякий случай подальше отошёл от камня:
Одначе сомнения меня берут на слова твои, друг мой дорогой. От булыжника, что и говорить, может н'апасть напасть. Но, то токмо ежели на голову упадет, али под ногу подвернется. Сей каменюка хоть и чудной, не по-доброму чудной, но смирный. Лежит себе тихохонько, прохожих пугает.
Сей камушек вещун, подал голос Стёпка. Ежели что скажет, то и сбывается.
Соловей-Разбойник прищурился и сверкнул жёлтым глазом:
И чего навещал вещун?
Пёс подбежал к Разбойнику и присел рядышком:
Дважды уже. Первый раз каменюка грозил нам, что коня потеряем.
Вот это беда, понимающе кивнул головой Разбойник. От того и пешком ходите?
Ерёмка поежился от промокшей насквозь рубахи:
Не, коня у нас не было. Так что урон не понесли.
Токмо Бранибора от чар моренкиных избавили. Ну, ещё Ерёмушка поборолся с ним чуток. Моренке руку отсёк, а она и разобиделась на это дело.
Получается, что и зла никакого не было, подвел итог Разбойник. А другой раз?
Другой раз ты сам видел. Обещал камень, что себя забудем. Вот и попали мы в Землю Грёз.
Так опять же ничего дурного не случилось, задумался Разбойник. Звон-Парамон видимость приобрел, да и мы целые вышли.
А утоп я? Это как? Не считается? обиженно надул губы Ерёмка. По-вашему, утоп и утоп потеха, мол.
Разбойник, вспомнив Ерёмку на дне реки, прыснул:
И прям потеха! и, не выдержав, покатился со смеху.
Он так заразительно смеялся, что Стёпка не удержался и тоже захихикал, вспоминая испуганного и мокрого Ерёмку.
Небось, сам запамятовал, как в русала превратился? покраснев от обиды, проворчал гонец. Затем став серьезным, сказал. Дело каверзное тут. Можем не токмо коня лишиться, какого и не было, а жизни молодой.
Не серчай, братишка, я не от зловредности характера, а от веселости, Разбойник подошёл к Ерёмке и утешающе похлопал по плечу. Ну, коль такие унылые мысли тебя одолевают, то путь у нас один вперёд. Да и скучно понапрасну ноги стаптывать. Где тот Край Земли? Может, его и нет.
Гонец упрямо нахмурился:
Должен быть Край Земли. Царь Дорофей не мог ошибиться. Да и что мы, зря столько верст отмахали?
Соловей-Разбойник пожал плечами: