Казакия
(совместно с Вадимом Орловым на мелодию песни Amadeus Band i Pedja Medenica Ne verujem ja)
Снится мне курень наш старый,
Где в печи огонь играет,
Снится степь и Дон.
Солнцем залитые лица,
Лист раины серебрится,
Колокольный звон
В мой вплывает сон.
Пробуждения час труден,
А вокруг другие люди,
Их не узнаю.
Здесь звучат иные песни,
И как будто бег на месте,
Будто на краю,
Я один стою
Припев:
Нет не верю я,
Что моя земля,
Стала мачехой чужою,
Дождь с холодною водою!
Нет не верю я,
Что моя Казакия,
Растворилась в даль ночную,
И её себе во сне рисую
И тоскую.
В ковылях гуляет ветер,
Я иду ему навстречу.
Нараспашку грудь.
Степь окидываю взглядом,
Казаки, вставайте рядом!..
Ну хоть кто-нибудь
Одинок мой путь.
Вроде лет прошло немного,
Но к родной земле дорогу
Пересёк овраг.
Не видать нигде мосточка,
Стой, где стал, казак, и точка!
И не сделать шаг,
А иначе враг.
Припев
«Казачий» концерт
На концерт казачий в Крокус Сити Холле
Съехался столичный расфуфыренный бомонд,
С кем казак не сядет рядышком на поле,
Сборище лисиц, гиен, гадюк и анаконд.
Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем ну-ка хору подпевай!
Белые папахи, алые черкески,
На плечах погоны, грудь в серебряных шнурах.
Под мотив попсовый зазвучали песни,
Те, что раньше сроду не играли в хуторах.
Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем ну-ка хору подпевай!
Спели про «Марусю, раз-два-три малину»
(«Наш» римейк про Мурку, что сразили наповал),
А потом «Семь-сорок», «Едут по Берлину»
Крокус аплодировал и даже подпевал.
Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем ну-ка хору подпевай!
В общем, все довольны так или иначе,
Кто блеснул нарядом, кто подругу вывел в свет.
Но при чём, скажите, тут концерт «казачий»?
Кто-то, может, понял, ну а я, простите, нет.
Подытожу грубо, добрых слов нема:
От концерта запах подозрительный весьма.
Казачка Анна
Памяти Анны Сердюковой
Геройский поступок да будет воспет!
Его не забудут в народе.
Казачка Анюта, шестнадцати лет,
Работала на огороде.
Лабá недалече спокойно течёт,
Чирикают весело птицы,
Всё мирно и ладно, да был огород
Разбит за пределом станицы.
Ограбить соседа, забрать его в плен
Старинный кавказский обычай.
Шесть горцев спустились в долину в тот день
В погоне за лёгкой добычей.
И девушка, чтоб не достаться врагу,
По тропке домой припустила.
А старший из горцев кинжал на бегу
Метнул ей вослед что есть силы.
Но, слава те, Господи, острый кинжал
В тот раз не затронул лабинку.
Он мимо неё пролетел и упал
В траву возле самой тропинки.
Анюта нагнулась, схватила клинок
И дальше помчалась к откосу.
Но кто-то из горцев поймать её смог
За длинную, тёмную косу.
Не глядя, назад отмахнула рукой,
И цель не ушла от кинжала.
Как вертел барана, пронзило легко
Разбойника острое жало.
Казачка вскочила и вновь наутёк.
Казалось, спасение рядом.
Но всё же достал её вражий клинок,
И тюкнули сзади прикладом.
Спасибо, Христос, за прикрытье твоё!
Была неглубокою рана.
Но впала на время тогда в забытьё
Несчастная, юная Анна.
Очнулась в ночи далеко за Лабόй,
Вернёшься оттуда едва ли
Так думали горцы промежду собой,
И девушку даж не связали.
Она же, все прочие спали пока,
Собравши последние силы,
Из ножен достала кинжал вожака,
И в горло с размаху вонзила.
Взяла его шашку, взяла пистолет,
И тут началось представленье
Троих супостатов прямки на тот свет
Отправила без промедленья.
Очнувшись, шестой захотел убежать,
Да только не тут-то вот было.
Анюта умела прицельно стрелять.
Спокойно его уложила.
Собрáла одежду, оружье, коней,
К Лабė повела и к рассвету
Свой первый законный казачий трофей
Сдала у станицы пикету.
Медаль и браслет ей вручили князья,
Да только ведь дело не в этом.
Отвагу казачек измерить нельзя
Ни шашкой, ни даже браслетом.
Как казак беса борщом накормил
Как казак беса борщом накормил
Через степи, через рощи, через лес
Шёл домой усталый, тощий, глупый бес.
У ручья, у небольшого костерка
Он внезапно заприметил казака.
В котелке казак готовит свой обед,
А на беса и не смотрит, словно нет.
Бес воскликнул: «Я, казаче, встрече рад!
Поделись со мной горячим, будь, как брат.
Сголодался, аж кишка дудит кишке.
Расскажи, уважь, а что там в котелке?»
Слава Господи Иисусе, будут щи,
Нл с тобой не поделюся, не взыщи.
То казачий православный наш обед.
От него для бесов только страшный вред.
Съест рогатый ложку щей, и вот те на,
Прощевай навеки, батька-сатана.
Но смотрю, что ты и правда больно тощ,
Я сварю тебе взамен казачий борщ.
Это менее опасная еда.
Казачат ей даже кормим иногда.
Бес кивнул: «Я, слышал. Вкусно, чёрт возьми!
Со свеклою и капустой. Не томи!»
А сметанки не желаешь? А мясца?
Первый раз такого вижу наглеца.
Мабуть хочешь стопку водочки ишо?
То-то было б для здоровья хорошо!
Где ж в лесу возьмёшь подобный провиант?
Не тужи, есть и походный вариант.
Две версты пониже, около ручья
Борщевик разросся пышно, видел я.
Ты бы куст сюды оттуда приволок,
Я пока что опростаю котелок.
Бес смотался по указке казака,
Притащил огромный куст боршевика.
Жрать так хочется, аж булькает внутри.
Ты поболее борща мне навари.
А казак пошёл командовать всерьёз:
«Растолки копытом в кашу, что принёс.
А теперь из ручейка добавь воды,
Котелок повесь над пламенем, сюды».
Котелок забулькал вскоре кипятком,
Облизнулся бес нечистым языком.
Но казак сказал: «Приятель, не спеши.
Вот ишо совет на память запиши.
Рассказать хочу тебе один секрет.
Коль почуешь, что еда пошла во вред,
Ты хулой не оскверняй бесовский рот,
Трижды «Отче наш» прочти, и всё пройдёт».
Хмыкнул бес и весь зелёный кипяток
Жадно в глотку влил себе в один глоток.
Из ушей его пошёл горячий пар,
И раздулось брюхо, словно самовар.
Глянул выпученным глазом глупый бес,
«Отче наш» прочёл три раза и исчез.
А казак пошёл на берег ручейка,
Смыл зелёную бурду из котелка.
Лёг на старую шинельку у костра
И спокойно закемарил до утра.
Карантин на посту или Пост на карантине
(совместно с Александром Шуваловым)
Наша «служба» безопасна и легка
Целый день свои отлёживать бока:
Холодильник, телевизор, туалет,
Магазин, помойка
И лишь только чуть затеплится рассвет,
Сразу лезем мы с тревогой в Интернет:
Заразилось сколько?
Переделаны домашние дела,
Пыль накопленная стёрта со стола,
И разобраны завалы барахла.
Игры надоели.
И уныло отражают зеркала,
Что одежда нам становится мала.
Вот итог недели.
Не запри нас дома вирус-паразит,
Вряд ли мы с тобой могли б вообразить,
Что за счастье по утрам хотя бы час
Прогуляться с псиной!
Пролежали и перину, и матрас.
Холодильник телевизор унитаз
Вехи карантина.
Каждый час какой-то умник говорит,
Как и где распространяется ковид.
И в мозгах у нас запомнился давно
Номер девятнадцать.
Но пока нам остаётся лишь одно
В мир смотреть через окно из дома, но
Некуда деваться.
Вот такая интересная весна.
Не поймёшь, у нас тут мир или война?
Издаёт указы грозные Москва
И карает строго.
Надвигается зелёная тоска,
Москвичей ждут аусвайсы, пропуска.
На душе тревога.
Говорили нам: «Всё будет хорошо!»
Только счёт уже на тысячи пошёл.
И когда мы «заберёмся» на «плато»?
Знает лишь Всевышний.
Перспектива, как размытое пятно,
Но живёт внутри надежда всё равно.
Нам она нелишня.
И пока шуршат купюры в кошельке,
Мы удержим пандемию на замке,
Ну, а если у кого-нибудь из вас
Кончатся активы,
Что ж, бывало, выручали нас не раз
И опять спасут от смерти в трудный час
Лебеда с крапивой.
Картинки-карантинки
Карантины, карантины,
Да коронавирусы.
Я пока сидел в гостиной,
В спальне дети выросли.
Маску сшил себе на рот
С марлею, да с ватою.
Вот жена и не поймёт
Трезвый, аль поддатый я.
Скалку, жинка, убери,
Всё уже отмерено.
Ближе, чем на метра три
Подходить не велено.
На работе дулся в преф,
Проявлял умение.
Пусть оплачивает Греф
Игры в удалении.
Дома ночью, дома днём,
Лень да безработица.
Наряжусь хоть кобелём,
Погулять-то хочется.
Вон со псом идёт жена,
Словно конспираторы.
Он в наморднике, она
В маске-респираторе.
Ой, недаром говорят
Древние папирусы
На планете будет ад
От коронавируса.
То, что оптом брал лапшу,
Так за всё отвечу я.
Вот жую её сижу,
Заедаю гречею.
Завалил я целый дом
Мягкими рулонами.
Ароматы роз с трудом
Борются с лимонными.
Из штанов и из пальто
Маски мною сшитые.
Не в чем выйти, но зато
Дома под защитою.