Илларион не успел произнести ни слова, а Григор уже оказался на броне танка, осматривая и ощупывая его.
Этот ещё с толстенной бронёй, поведал Григор. Строился до массового распространения кумулятивных снарядов и динамической защиты. Судя по всему, успел повоевать здесь. Вижу следы попаданий.
Но почему ты думаешь, что именно здесь?
Эти танки строились под конец Последней войны государств, и повоевать в ней уже не успели. А потом их быстро заменили другими машинами, объяснил Григор.
Люк танка был открыт, и Григор заглянул внутрь.
Пусто вроде. Не хочешь заглянуть? предложил он. Илларион только помотал головой. Ему не хотелось залезать в танк, поскольку он боялся того, что они могут там найти. В Доме смертей не видно. Люди уходят, их тела тут же отправляют на переработку. Близкие служат небольшую панихиду, и всё. Но что можно найти в боевой машине посреди заброшенного города об этом Илларион боялся даже думать. Поэтому он одёрнул Григора и настоял на том, чтобы они как можно быстрее пошли дальше.
Григор бросил раздосадованный взгляд на танк, произнёс: «Интересно, а где же они нашли боеприпасы?», и направился вслед за Илларионом. Но при этом он и не думал умолкать.
Это просто удивительно, как быстро наши древние предки достигли совершенства в своих боевых машинах. Лар, ты так не считаешь?
Илларион лишь мотнул головой, но Григор продолжил:
Им понадобилось всего каких-то тридцать лет чтобы пройти от гробов на колёсиках к такой шикарной боевой машине, как ИС-3. И, хотя военная доктрина как раз в этот период резко изменилась, посмотри-ка, именно ИС-3 оказался востребован после Катастрофы! Минимум электроники, максимум надёжности в итоге он был боеспособен там, где оказались никчёмными самые совершенные армии мира. А ведь на тот момент ему было уже глубоко за сотню лет!
Илларион кивнул. Обсуждать это вопрос ему по-прежнему не хотелось, но он всё же высказал своё мнение:
Забавно, что танк, созданный для защиты государства, смог повоевать только после падения этого государства.
Он долго ждал своей очереди и вот дождался, дополнил Григор.
Наши вещи долговечнее нас, увы, заметил Илларион.
Но именно для того, чтобы продлить себя, мы и изучаем историю, напомнил Григор.
Изучаем. Но только здесь я вдруг понял, как мало мы знаем. Мы, например, уже не помним ровным счётом ничего о Последней войне государств. Если мы попытаемся сравнить материальную культуру воевавших стран, то она окажется настолько сходной, что мы даже не сможем точно сказать, а были ли эти страны. А спустя каких-то пятьдесят лет всё сливается настолько сильно, что, если бы не различия в языке, мы бы вообще не поняли принадлежность тех или иных находок.
Ну, что поделать? Григор только пожал плечами.
Оставив танк далеко позади, они, наконец, вышли на прямой путь к планетарию. По-прежнему они не встретили никаких следов того, что в городе кто-то может жить. Старый Волгоград выглядел давно покинутым. И это было, с одной стороны, хорошо. Это успокаивало, не надо было хвататься за автомат при каждом шорохе. Но не было и шорохов. И это было странно. Город не подвергался ядерному или химическому заражению, а некоторые руины уцелели настолько, что в них можно было бы жить. Конечно, с юга наступала пустыня, но рядом было столько чистой воды, что сельское хозяйство можно было вести без особых проблем. Так почему же люди покинули город? У Иллариона не было ответа на этот вопрос.
Мы дошли, остановившись как вкопанный, неожиданно произнёс Григор. Илларион вынырнул из своих раздумий и проследил за взглядом собрата.
Внешне здание действительно уцелело. Но дверной проём планетария зиял чёрной пустотой. Двери были сорваны с петель, и то ли сгорели, то ли были утащены какими-то хозяйственными мародёрами. Григор включил интегрированные в «Тик-Так» фонари и шагнул внутрь здания. Илларион последовал за ним. Но не было нужны входить, чтобы понять, что они там увидят. Обычно многословный Григор молчал, и это означало только одно: он до крайности разочарован.
Илларион не ошибся в своём предположении. Их встретили лишь голые стены да обломки мебели на полу. На стене висели какие-то обрывки объявлений на русском, но Илларион едва мог их прочитать, а смысла не смог понять вовсе. Влаки прошли дальше, обошли несколько помещений. Но всё оказалось тщетно. Сложнейшие механизмы были с корнем вырваны. Всё, что можно было унести, было утащено; всё, что унести нельзя, было сломано или разбито.
И в этот момент Григора прорвало. Громко и не стесняясь в выражениях, он принялся бранить тех, кто уничтожил такой великолепный памятник человеческой науке, кто наверняка не смог бы всё равно приспособить все эти механизмы для какого-либо стоящего дела. Потом он перешёл на всех их родственников, начиная с матерей и заканчивая детьми вплоть до седьмого колена. Потом досталось и той цивилизации, которая не смогла сохранить ничего из своих достижений. В этот день, невольно слушая Григора, Илларион существенно обогатил свой словарный запас.
Наконец, Григор выговорился.
Давай домой, а? бросил он, и не дожидаясь ответа, пошёл к выходу.
5. Обратный путь
Выйдя вслед за Григором из планетария, Илларион остановился.
Григ, надо решить, что делать дальше. Идём домой прямо сейчас или переночуем?
Если пойдём прямо сейчас, то всё равно где-то упадём от усталости.
А если переночуем, то идти придётся днём, по жаре в тридцать пять градусов.
Да, уж, Лар, перспективка
Влаки никогда не ходили пешком на большие расстояния в принципе. В Доме попросту некуда ходить, разве что прогуливаться. Тем более им никогда не доводилось оказываться под палящим солнцем на протяжении десяти-двенадцати часов. И у Иллариона, и у Григора были большие сомнения в том, что они выдержат. Особенно если учесть тридцатикилограммовые боевые костюмы.
Не дойдём мы днём, вздохнув, Григор вслух высказал свои опасения.
Значит, мы должны идти ночью, а ложиться спать днём. Если пойдём по тому же самому маршруту, по которому пришли, то скорее всего, с нами всё будет в порядке. Следов людей мы тут не обнаружили.
Да, но странно, что мы не нашли и наш уехавший трактор, вспомнил Григор. Разве он не должен был прибыть сюда, к планетарию?
Да, должен был. Но могло случиться что угодно. Он мог упереться в баррикады, завалы, или перевернуться в какой-нибудь яме на дороге. А ещё в него несколько раз попали и могли повредить навигационные модули. В конце концов, его могли просто угнать, как едва не угнали прямо с нами.
Так или иначе, транспорта у нас больше нет.
Илларион кивнул.
Тогда пошли назад прямо сейчас, Лар. А там где-нибудь переночуем.
Влаки направились в обратный путь. Григор молчал, сжимал в руках автомат и при том почти не смотрел по сторонам. Было очевидно, что увиденное в планетарии выбило его из колеи. Но он даже не хотел это обсудить. Возможно, считал себя виноватым в том, что рискнул своей головой сам и вытащил с собой Иллариона только ради того, чтобы увидеть пустые стены.
А вот Илларион, в то же время, наоборот почувствовал небывалую лёгкость. Да, пускай они не нашли работающих механизмов планетария. Но ему казалось, что он нашёл что-то другое. Он нашёл ответ на свою жизнь. И уже не было так уж важно, что ждёт их по возвращении. Илларион понял, что ему не место в Доме. Дом давил на него со всех сторон, давил высоким зданием доминиона, давил крепостными стенами, обрядами, церемониальными одеяниями, обычаями и правилами. Здесь, в Старом городе, он стал свободен. Он ощутил вдруг всю тщетность бытия, всю тщетность попыток построить «правильный» мир, каким бы красивым и чистым он не казался. У людей, построивших Старый Волгоград, всё тоже было красиво и чисто. При том они были куда свободнее нынешних обитателей Домов. Но сгинули без следа. Так стоит ли отдавать свою жизнь во власть написанных и придуманных другими людьми правил? Ведь пройдёт сотня-другая лет, и не останется ни этих людей, ни их правил, а крупицы сведений о них потомки будут извлекать из истлевших обрывков газет и книжных страниц, а может быть, если повезёт, из обломков кристаллов памяти, но сути вопроса это не изменит.
А какой здесь был воздух! Илларион чувствовал, что до этого он никогда и не дышал. Территория вокруг Дома была зачищена: ни деревьев, ни дикорастущих трав и цветов. Только сельхозугодья. И совсем другой запах.
А ведь было ещё и ощущение опасности. То, чего лишён был Илларион, но с чем всю жизнь прожил Казимир. То, что Илларион мог ощутить только во снах. Ощущение опасности предавало остроту жизни. Сейчас, пройдя через самый настоящий обстрел, Илларион был уверен, что легко справится с любой трудностью в жизни. Да даже и тот путь, что им теперь нужно было проделать, не внушал ему страха.
И неожиданно для себя Илларион сделал открытие, осознав, что ощущение страха и ощущение опасности это разные чувства. Страх ему доводилось чувствовать и в Доме. Страх парализовывал и требовал прятаться. С опасностью было по-другому. Она заставляла действовать. Активнее вглядываться, вслушиваться. Метко стрелять. А ещё в этом был какой-то элемент игры. Не страшно было и проиграть более опытному противнику.