Похоже, бородач тоже видел.
Я когда только очнулся, на улице ещё светло было, заговорил он, глядя перед собой застывшим взглядом, обращённым в прошлое, Ну, сумерки. О том чтобы встать свет зажечь и речи не было, там уже лишь бы на дыхание сил хватило. Лежу, смотрю как темнота наступает. Сначала в углах появляется, потом на середину комнаты ползёт. И тихо-тихо кругом Я тогда в своём доме жил, на краю села, за одной из стен пустырь до самого леса, в соседях старики. И днём тишина всегда, а уж ночью А тишина, сама знаешь
Натка знала и это. Нельзя переносить абстягу в тишине. Желательно вообще не оставаться в одиночестве, но мало найдётся желающих выхаживать после запоя воняющего алкаша, который в этот момент и на человека-то не похож. Выручить может телевизор. Телевизор, если тебе повезло, и он у тебя есть, должен быть включен обязательно! Его бубнёж успокаивает, настолько, конечно, насколько это вообще возможно в таком состоянии, но главное он заглушает другие звуки те, которые тебе совсем не нужно слышать
И вот слышу я, продолжал бородач, как меня из коридора между комнатами мама зовёт. Ласково так «Митюша, Митюша!»
Вас Дмитрий зовут?
Не. Митрофан полное имя. Родители у меня верующие, вот и назвали по старинке, в честь прадеда. Можно Митрий.
Наталия, она несмело протянула руку, Через И. Можно Ната.
Новый знакомый пожал её руку очень аккуратно, словно боясь раздавать.
Наташа, выходит?
Она поморщилась.
Лучше Натка. Вы знаете чёрные ну эти у них Наташа это вроде шлюхи, ругательство.
А тебе-то что до них?
Натка опустила голову. Рассказать Митрию как работала она на рынке у быстроглазого турка Назара, как был он по-своему добр к ней, честно платил зарплату, пусть и маленькую, давал койко-место в почти таком же вагончике, как этот, только несравнимо менее уютном? И как таскал за волосы, ругая последними словами, если она срывалась и пила тайком прямо на рабочем месте? Ругал в том числе и «наташей», крича, что все русские бабы такие вот «наташи», пьющие и гулящие. Назар и звал её только так, бросая это имя презрительно, как плевок в лицо. А она каждый раз молча утиралась.
Конечно, ничего этого Натка Митрию рассказывать не стала, поспешила перевести разговор на другую тему.
Вы сказали родители верующие? Вы не с ними жили?
То-то и оно, взгляд Митрия снова стал стеклянным, широкие плечи напряглись, Они в одном городе, я в другом. И без предупреждения никогда не появлялись, понимаешь? А тут я лежу и слышу, как меня мама зовёт из коридора! И главное знаю, что это не она на самом деле, а кто-то очень плохой притворяется, выманить меня из комнаты хочет Отчётливо слышу! Кое-как руки поднял, к ушам прижал, глаза зажмурил, и уговариваю себя, что это всё не настоящее. Не в первый же раз всякое мерещится на отходняке, казалось бы, и привыкнуть можно уже, и не так пугаться, а не получается! Лежу, сжался весь, глаза открыть боюсь а вдруг оно уже в комнату зашло, у кровати стоит? Потом уснул хотя не уснул провалился
Натка нетерпеливо кивнула. Ей не нужно было объяснять, что это такое короткие провалы в забытьё в первые день-два выхода из запоя на сухую. Это не сон, о сне нет и речи, и это не обморок, даже обмороки в таком состоянии были бы даром небес это именно провалы в тёмный омут. И в этом омуте то же ощущение безысходности, та же внутренняя дрожь, тот же страх, переходящий в дикий ужас, когда из глубин омута поднимается тебе навстречу чья-то оскаленная морда с горящими глазами, или разлагающийся труп, или кто-то из знакомых людей с перекошенным до неузнаваемости лицом. И ты выныриваешь из омута, возвращаешься в реальность, молясь про себя всем богам, чтобы видения оттуда не последовали за тобой, что вполне возможно, потому что в тени абстяги грань между этим миром и его страшной изнанкой, стирается до состояния прозрачности.
В следующий раз очнулся уже темно. Из коридора больше никто не зовёт, но от этого не легче. Впрочем, если бы и звали, я бы не испугался. Плохо было уже до такого состояния, когда на всё плевать становится. Лежу и сердце своё слушаю, как оно трепыхается в груди. Как пойманная птица. То забьётся, замечется, аж дыхание перехватывает! Но ещё страшнее, когда замрёт. Я тогда из последних сил кулаком себя в грудь бил, не давал ему останавливаться. Ударишь снова стучит, а перед глазами огненные цветы распускаются Ты ещё молодая, у тебя такого наверно не было.
Такого не было. Натка помнила свои бесконечные абстяжные ночи, и сердце у неё тоже, бывало, колотилось как загнанная птица, но не останавливалось. Пока. Она прекрасно знала, что ещё несколько лет подобного образа жизни и замолкающее в груди сердцебиение будет у неё не самой острой проблемой на повестке дня
Словно услышав эту мысль, Митрий вернулся из мира своих жутких воспоминаний, и посмотрел на Натку по-новому внимательно и строго:
Что же ты дальше думаешь делать, родная?
Глава 3
«Да. Белку не ловил ни разу. Но при отходняках слышал по ночам шорохи, шаги по квартире, и чужую речь. Измена накрывала просто жуть. Не говоря уже об ужасной противной потливости, то жар, то холод. А постоянная тревога днем, переходящая в тихий ужас, как изматывает!!! Не говоря уже о том, что ни поссать, ни посрать по-человечески не получается. А вспомните потерю координации, тремор рук, мурашки по телу, а звездочки в глазах, а постоянную тошноту, а на несколько ночей бессонницу Аааааа, я так не хочу! Кстати, действительно неплохо себе об этом периодически напоминать, а то за период своей ремиссии несколько раз хотелось выпить. Спасал сытный обильный обед»
Натка сжалась, ещё плотнее закуталась в одеяло, испытывая желание нырнуть под него с головой. Вот оно! Сейчас будут вопросы о том, что послужило причиной её морального падения, за ними последует показная жалость и предложения помощи. Сколько таких предложений она получала от мужчин? Не сосчитать. Мужчины любят чувствовать себя рыцарями. Сильными, благородными, смелыми. И если с женщинами, у которых в жизни всё хорошо, которые не нуждаются в помощи, и зачастую ни в чём не уступают этим мужчинам, быть таковым непросто, то на фоне Натки рыцарь получался практически из каждого.
Будучи помоложе и поглупее, она на это покупалась, верила в бескорыстную помощь, в слова о новой жизни, но, как правило, ею просто пользовались. Когда очередному мужчине надоедало играть в спасителя, вытаскивающего оступившуюся душу из грязи, Натка оказывалась там же, откуда была взята. Но мужчин в этом не винила и никогда не поминала лихом. Во-первых потому, что всё равно была благодарна за то, что они давали ей передышку: приводили к себе домой, отмывали, откармливали, покупали что-то из вещей, и просто были рядом, отогревая от одиночества, пусть даже временно. А во-вторых, Наткина доля вины в том, что это не длилось долго, тоже была. И немалая. Да, она со своей стороны искренне хотела всё изменить: устраивалась на работу, втягивалась в быт, даже подумывала о детях, но заканчивалось всё всегда одинаково срывом и запоем. А уж в запое ей было бесполезно что-то говорить, стыдить, упрашивать, ругать, даже бить. Она уходила из дома всеми правдами и неправдами, сбегала из-под замков, обманывала, юлила, изображала раскаяние, давала лживые обещания, и шла на всевозможные хитрости, до которых трезвый человек никогда бы не додумался. Например, зайти в аптеку под видом того, что нужна какая-то женская мелочь вроде прокладок, а вместо них набрать в карманы фунфыриков самое простое.
Как гласит народная мудрость свинья везде грязь найдёт. Насчёт свиней Натка поручиться не могла, но вот то, что алкаш всегда найдёт алкаша, по запаху или с помощью некой недоброй силы, заинтересованной в этом знала точно. Вообще, среди запойных вряд ли есть закостенелые материалисты. Каждый алкоголик в курсе, что синька от лукавого, и он лукавый, не желая отпускать жертву из своих сетей, всегда поможет ей достать синьку. Натка слышала десятки таких историй от своих товарищей по несчастью: кто-то находил крупную купюру в луже, кто-то выносил украденную бутылку из магазина на глазах кассиров и охранников, словно вдруг становясь невидимым, кто-то обнаруживал заначку бухла у себя дома, там, где за минуту до этого ничего не было А уж неожиданно встретить людей, которым можно упасть на хвоста вообще рядовое событие. Вот Натка и встречала таких везде, где появлялась. А собутыльники это гарантированный запой.
Рыцари не вышвыривали её сразу, надо отдать им должное. Искали, возвращали, били по сусалам, запирали дома, прятали одежду и обувь, даже похмеляли, если ей удавалось убедить их в том, как жизненно это сейчас необходимо. И опять отмывали, отстирывали, лечили, откармливали, любуясь сиянием своих рыцарских лат. Но Натка срывалась в новый запой, и латы ржавели, тускнели, покрываясь грязной коркой, пока, наконец, не разваливались, являя миру растерянного и до равнодушия уставшего мужика. Этот равнодушный мужик и гнал Натку прочь от себя. Гнал, чтобы иметь возможность снова жить спокойно и понятно, без сверкающих доспехов, тяжесть которых оказалась для него непосильной