А что касается самой пациентки, то она не стремилась к тому, чтобы инструментарий ее Хранителя обновлялся, оставаясь вполне довольной теми колбами и склянками, из которых Мастер извлекал ту самую энергию, рецептом которой она когда-то очень давно, сама поделилась с ним. Она вообще не стремилась к роскоши, статусу, к регалиям и так и не стала частью того истеблишмента, который учредили для самих себя ее братья и сестры. Она предпочитала то уединяться, отдаваясь своему сочинительству и фантазиям, то работать в поле, напоминая себе вечного исследователя или спасателя, который не боится замарать своих рук и умело комбинирует практику с теорией. Она была вечным фрондером и даже оппозиционером, который со скепсисом смотрит, как Неприкасаемые все больше отдаляются от людей, стараясь сберечь, а не дарить свою спасительную энергию. Чертовы бесполезные аккумуляторы, думала она про них и криво усмехалась, узнавая про их новые реформы или инструменты, через которые они все-таки старались осуществить свою миссию на Земле. Правда, весьма криво и не эффективно.
А миссия их, по ее мнению, была простой и понятной поддерживать род людской, и всячески помогать им, по возможности. При этом, оставаясь незамеченными, оберегать человечество от всевозможных потрясений и катаклизмов. Включая деяния обычных подонков и преступников, так и более выдающихся и масштабных злодеев. Но Неприкасаемые слишком часто шли на сделку со своей совестью и слишком много думали о своей собственной безопасности и комфорте, превращая свое предопределение в чисто декоративные и номинальные функции. Ангелла с энтузиазмом встретила идею учреждения Легиона, который, как ей казалось, станет реальной силой и протянет людям руку помощи. И несколько веков ее судьба тесно переплеталась с историей развития Легиона. Она принимала самое активное участие в его деятельности. Но потом, что-то забуксовало, Неприкасаемые вечно пытались подстраховаться или перестраховаться, и каждая спасательная миссия была такой непростой и почти всегда, несвоевременной, запоздалой. Да, она, конечно, понимала, что нельзя просто взять и вмешаться в привычный уклад, в ход событий, в человеческие жизни, даже если они оказывались под очевидной и реальной угрозой, но все же Надо быть более решительными, ведь не зря же вы набрали в Легион таких асов, а потом душите их всевозможными инструкциями и ограничениями. Надо действовать быстрее, оперативно прибывая к месту действия и спасать людей, а не выжидать, когда ситуация выйдет из-под контроля. Давайте хотя-бы исключим из списка голосующих по операциям Легиона тех, кто ни разу не голосовал и вообще, проявляет откровенное равнодушие к деятельности нашего войска. сказала она как-то Гуннару, Неприкасаемому, седому и приятному на вид крупному мужчине, который лично курировал деятельность Легиона. Она намекала, например, на их сестру Гранж, которая, обзаведясь телом зрелой красотки, больше напоминала сварливую старуху, вечно всем недовольную и брюзжащую. Особенно, когда ее отвлекали от различных медицинских и омолаживающих процедур, которые занимали почти всю ее жизнь и делали ее такой осмысленной. Вот уж чей хранитель не остается без каждодневной работы. И вряд ли он с такими хлопотами о ее толстой заднице, все время пытаясь ее уменьшить, проживет хотя бы сто лет зло думала Ангелла.
Также она была очень недовольна Великой Четверкой группой Неприкасаемых, поодиночке серых и почти безликих, которые объединили свои усилия и капиталы, сконцентрировались на своем любимом занятии зарабатывании денег. И их приумножении. И выказывали при этом почти полное равнодушие не только к деятельности Легиона, но и к судьбе их Семьи, давая понять, что их дела для них важнее общего благополучия. И они постоянно конфликтовали с Морганом, еще одним Неприкасаемым, который имел самые большие амбиции среди них, и пытался не раз тайно управлять их Семьей. В сущности, оставаясь вечным одиночкой, интриганом и плутом, который как никто другой умел распоряжаться энергией денег. И влиять на умы тех, кто этими деньгами распоряжается.
Ну а Каталина, ее сестра, была вечно занята своей страстью коллекционированием, что отнимало все ее силы и энергию. "Черт, во что же мы превратились", думала Ангелла, и понимала, что она, словно следуя их дурному примеру, и сама становилась все более апатичной и индифферентной к делам Семьи. К ее дальнейшей судьбе. Она все больше удалялась от своего клана и охотнее занималась поиском себя в этом мире. Все чаще находя себя среди людей, а не рядом с себе подобными. Чувствуя себя то ли фрилансером, то лидауншифтером, которому на пятки наступают мощные корпорации, созданные ее более хищными и агрессивными родственниками.
Ну а Каталина, ее сестра, была вечно занята своей страстью коллекционированием, что отнимало все ее силы и энергию. "Черт, во что же мы превратились", думала Ангелла, и понимала, что она, словно следуя их дурному примеру, и сама становилась все более апатичной и индифферентной к делам Семьи. К ее дальнейшей судьбе. Она все больше удалялась от своего клана и охотнее занималась поиском себя в этом мире. Все чаще находя себя среди людей, а не рядом с себе подобными. Чувствуя себя то ли фрилансером, то лидауншифтером, которому на пятки наступают мощные корпорации, созданные ее более хищными и агрессивными родственниками.
И ее все больше интересовала и беспокоила история их Семьи кто они и откуда, и в чем заключается природа их силы и энергии. Но у нее было еще слишком мало информации, которая могла бы пролить свет на эти вопросы. Да и в истории копаться лишний раз не хотелось в ней скрывались события, которые все пытались обходить стороной, замалчивать. События, в которых они сами раскрылись не с самой лучшей своей стороны. Несколько веков тому назад одна их сестра Глория, была убита другим Неприкасаемым Кадавром. Это была история про красавицу и чудовище, только с их собственным колоритом и сюжетом. И согласно этому сюжету, на основе своего негласного Кодекса, они поклялись отомстить Кадавру за то, что он оставил их без Музы, принеся в угоду своей жестокости и ярости еще одну жертву. И они убили его, собравшись с силами и духом. И после тех событий, они впервые и отдалились друг от друга, будто ушло из них вдохновение, и они забыли свою миссию, и стали такими прагматичными и алчными. Разобщенными. Словно частица Кадавра, убитого ими, попала в их сердца. Или в их энергетические ядра, питающие их тела энергией.
Но это были дела давно минувших дней, и ее все чаще тревожило положение дел Легиона. Когда она пришла к куратору их армии Гуннару со своими предложениями и набросками реформ, он охотно согласился с ними, признав их дельными, но выразил мнение, смотря на нее своими честными глазами, что разобщённые Неприкасаемые вряд ли захотят сейчас что-то менять в Легионе. Он также напомнил, что каждая военная операция должна быть одобрена, согласно их Кодексу, как минимум шестью членами их Семьи, что и занимало порой столь большой период времени. Он бы и сам был рад внести изменения, но ему, не хватало то ли решимости, то ли энергии, и он предложил Ангелле вместе с ним лоббировать новые реформы, такие необходимые их Легиону. Они с ним какое-то время помыкались, побились лбами о стену непонимания и очевидного равнодушия и поняли, что пока не случится что-то страшное, что-то неумолимо непоправимое, Легион так и останется той слабой, почти номинальной организацией, которая, может быть, доживает свои последние дни. Она плюнула на всю эту ненужную суету, ругнулась, вложив в отборную брань весь свой темперамент, и продолжила свою одиночную миссию, надеясь, что то, что пока витало лишь в воздухе, случится наяву и Неприкасаемые вновь соберутся вместе, за одним столом. Доказав, по крайней мере, самим себе, что десять членов их Семьи еще не окончательно превратились в привидения.
Ангелла, по какой-то причине, стоя у почти черного, мрачного готического замка, вспомнила Асраила. Своего брата Кладоискателя и вечного выдумщика, одержимого различными идеями и проектами. Он, как и она, с поправкой на ее литературно творчество, был среди всех Неприкасаемых, самым деятельным и беспокойным. Но в нем всегда была какая-то червоточинка, черта, которая отличала его от других. Он еще раньше разочаровался в Легионе и считал его игрушкой, потешным войском, которую старики, породили на свет одной забавы ради. Бесплодные, с явной эриктильной дисфункцией, не могут родить чего-то стоящего, хищного и опасного, сказал он ей как-то и погрузился в свои размышления. Да, дорого бы она заплатила, чтобы узнать, о чем он думает и что опять замышляет, но, увы, в отличие от сознания простых людей, они не могли заглянуть в мысли своих родственников. Словно у них была защита, которую они так старательно сооружали вокруг себя, пытаясь отдалиться от подобных себе и думать исключительно о гадком и индивидуальном. Как мелкие собственники, а не сила, которая объединившись, могла творить великие дела. И это было очень печально, как понимала Ангелла, ведь для чего-то их создали в таком количестве. Не только ведь для этого, чтобы их портреты висели в зале, где они все-таки время от времени собирались, хитря, и обманывая друг друга.