Воспоминания заставили его присесть на скамейку возле дома. Он подождал, когда с глаз исчезнет пелена. Как обычно в такие моменты, Ной пожалел, что не курит, однако браться за сигарету он не собирался. Так он пообещал матери. Через некоторое время он увидел знакомую машину. Отец, припарковавшись, вошел в дом. Выждав еще некоторое время, Ной встал и неторопливо направился ко входу.
Как и ожидалось, ему открыла бабушка. Она выглядела так, как он себе и представлял: в фартуке поверх нарядного платья. Ее совсем не старая фигура совершенно не соответствовала седине. Бабушка следила за собой, но волосы по непонятным причинам никогда не красила. При виде любимого, единственного внука ее лицо озарилось счастливой, светлой улыбкой, которая с детства олицетворяла для Ноя доброту. Из соседней комнаты доносились голоса деда и отца. Они, как всегда, обсуждали политику. Бабушка помогла ему снять плащ и, повесив на вешалку, сказала:
Зайди, поздоровайся, помой руки и давай ко мне на кухню.
С удовольствием, бабуля, ответил он с улыбкой.
В салоне он прошел мимо уже накрытого стола и присел на диван, где отец и дед, удобно расположившись, что-то горячо обсуждали. Эта часть большой комнаты с ее изысканной мебелью, коврами, развернутыми газетами и журналами, кофейной сервировкой на изящном журнальном столике, картинами в стиле барокко и реализма своей консервативностью напоминала какой-то престижный английский клуб. Казалось, что вот-вот подойдет лакей и спросит:
Чего желаете, сэр?
Однако вместо этого он услышал голос бабушки, доносящийся из кухни:
Не ввязывайся в их политические дискуссии, ты мне нужен здесь!
На самом деле бабушка тоже отлично знала, что без критики сегодня не обойдется. Потому она пыталась оттянуть неприятные разговоры до десерта, когда после плотной трапезы у всех будет меньше энергии, а соответственно, и пыла. Бабушка была хорошим стратегом.
Потому, едва поздоровавшись с отцом и поцеловав деда, наш герой был спасен на некоторое время вызовом на кухню.
Нужен салат, распорядилась бабушка, только не очень мелко, а так, как дедушка любит, ты же знаешь, добавила она, облачая внука в фартук.
Несмотря на разницу в возрасте, ему всегда нравилось быть с бабушкой, будь то просто прогулка или работа на кухне. Ее простой и легкий нрав всегда восхищали его. Он не знал ни одного человека, который относился бы к ней без теплого чувства. Бабушку любили все.
Когда он закончил с овощами, бабушка смешала их в большой сервизной посудине и заправила соусом, приготовленным по известному только ей рецепту.
Поставь на стол и сразу же возвращайся сюда И не поддавайся ни на какие провокации. Сейчас ты помогаешь мне! сказала она, когда он выходил из кухни.
Вдвоем они управились примерно за полчаса. Когда стол был уже полностью сервирован так, как умела только она, бабушка зажгла праздничные свечи и все сели за стол.
Фаршированная рыба, как всегда, удалась на славу. В их семье обычно подавали ее холодной и не сладкой, в отличие от того, как принято у других хозяек. Ноя всегда восхищала смекалка предков, которые, несмотря на нищету и безнадежность в черте оседлости, смогли из различных остатков скудной еды придумать блюдо, которое со временем стало известно во всем мире. Вообще, еврейская живучесть, способность выстоять в самых страшных условиях, напоминала ему известный библейский сюжет о неопалимой купине, повстречавшейся Моисею в пустыне.
Традиционное застольное чтение прерывалось во время смены блюд, которые они с бабушкой приносили из кухни. После нескольких смен яств аппетит поутих и стал, как и положено, уступать место более оживленной беседе. Соответственно, час допроса неизбежно приближался с нарастающей скоростью. Ной стал чаще поглядывать на портрет прадеда, висевший на стене как раз напротив него. Он мысленно спрашивал: «А чью сторону ты бы принял правнука или сына и внука?»
Прадед был раввином, каббалистом, учителем и крайне уважаемым человеком. Одним из немногих в общине, к кому люди приходили, чтобы он их рассудил. Как и многие другие родственники, прадед остался там, в старой стране, во время большой войны Ной не раз задумывался, как бы прадед рассудил его спор с отцом по поводу его карьеры. Как бы отнесся к пути, что выбрал его единственный выбравшийся ОТТУДА сын, который сколотил состояние благодаря, судя по всему, не самым безупречным связям. Что подумал бы о своем внуке, избравшем скользкую карьеру адвоката, чья клиентура не всегда делала ему честь. И вообще, как он в свое время избрал свой путь и избирал ли его вообще? И каким он был в том самом возрасте, который так интересовал Ноя в литературе.
Ной прекрасно понимал, что так называемый оптимальный мужской возраст, к которому он начал приближаться, интересовал его потому, что к этому времени следовало иметь за собой кое-какие существенные достижения, если им вообще суждено было быть. Настояв на своем пути, он как-то подсознательно обещал себе компенсировать обиду близких достижением более существенным, чем просто степень доктора. Оптимального возраста в его понимании мужчина достигал тогда, когда опускающаяся кривая его физических возможностей пересекалась с поднимающейся кривой его опыта и мудрости, другими словами интеллекта. В этот период мужчина, по его мнению, достигал своего максимального уровня расцвета способностей. Лучший возраст для их реализации, считал Ной, начинался где-то в районе сорока лет и заканчивался к пятидесяти. Он осознавал наличие статистической погрешности в определении этого жизненного периода, но она только должна была подтверждать его гипотезу. Ведь погрешность обычно говорит о наличии правила.
Под конец трапезы, когда все начали ощущать несколько утомительную и слегка усыпляющую истому, отец сделал ожидаемый ход.
Ну, как дела в академическом мире? Были ли какие-нибудь революционные открытия в литературе за последнее время? спросил он, ставя на блюдце кофейную чашечку.
Ной хорошо помнил колкие реплики отца вроде «Если человек пишет в стол, это значит, что он пишет для мебели?» или «Хватало слов, но не хватало мысли. Когда хватало мысли, не хватало слов»
Папа, ну к чему этот сарказм. Искусство, как ты отлично знаешь, это не наука, где постоянно происходит революция. Единственная заметная динамика в литературе это неуклонно растущее количество пишущих людей. И почти все из них хотели бы называться писателями. Это объясняется и высокой грамотностью населения, и доступностью литературы, и возможностью и легкостью опубликования текстов благодаря Интернету. Если когда-то, ну, допустим, во времена Александрийской библиотеки, несмотря на ее богатство, доступ к ней был ограничен в первую очередь неумением большинства населения читать, то теперь мы практически все читатели, и любая литература нам доступна через компьютер.
Полагаю, что соотношение писателей и читателей не особенно изменилось в пропорциональном соотношении, начал было отец развивать свою гипотезу о спросе и предложении в искусстве в разные исторические периоды.
Ты полагаешь, что, не будь у «пророка» своего мнения о содержимом книг в Александрийской библиотеке, грамотность населения продолжала бы расти? спросил дед.
Несомненно. Спрос порождает предложение и наоборот. Однако насилию власти искусство мешало всегда. Оно, и в первую очередь литература, стимулировало «ненадежный элемент», который был опасен для власти даже в неграмотном обществе, ответил Ной.
Да-да, мы все читали Вольтера. Он, кстати, был тот еще тип скользкий, хитрый, но в некоторых случаях и весьма щедрый, хотя, по-видимому, расчетливый, вставил отец. А как же насчет соотношения писателей к читателям в качественном смысле?
Если мы говорим о художественной литературе, то еще со времен Ренессанса, грубо выражаясь, в спросе на искусства вообще, а на литературу в частности, наблюдается постоянный рост как среди потребителей, так и среди поставщиков. Знаковой фигурой в этот эмбриональный момент эволюции литературы является Эразм Роттердамский1, ответил Ной.
Тебе все-таки нужно было стать экономистом. Ты говоришь об искусстве, как экономист, перебил его дед.
Это было специально для тебя, дедушка, улыбнулся внук.
Мне кажется, что не только как экономист, но и как историк. А вот скажи-ка мне, универсальный литератор, какова все же тема твоей диссертации? Она ведь не на тему исторического развития литературы? И, я думаю, не о ее экономической целесообразности? Полагаю, избранная тобой тема не ставит перед автором задачу раскрыть роль юриспруденции в литературе? Растиньяк2, пожалуй, самый яркий известный мне юрист в литературе, да и он не делает особой чести профессии, продолжил язвить отец. Литература и юриспруденция явно не братья-близнецы.
Литература и история гораздо ближе, почти как юриспруденция и экономика. В этих парах всегда гораздо больше интеракции и взаимопроникновения.
Так какова же твоя тема? с интересом спросил дед, возвращаясь к вопросу сына.