Всякие отношения удобоуподобляемы торгу: выбирают либо богатых, либо сильных, либо привлекательных, либо власть и популярность имущих. Но коли браку по расчету быть, да будет по радению о судьбах мира. Ау, голубушки! Спаривайтесь с умными либо подлинными, а не с приспособленцами: не подводите мир к досрочной усушке-утруске
«Это было как секс». Пусть так; но чего тогда увлекать в свою вакханалию недостаточно «возбужденных», подтрунивая над их якобы низким темпераментом, гормональным фоном, незатейливостью предпочтений? Снасильничамши, дивитесь «неблагодарности»?
Это было, в самом деле, сквернобрачьем! Помнится, немагглянские девчата улыбались в ответ на слухи о том, что иностранцы съезжаются на первую Площадь в рамках секс-туризма: «Ну, и что? Это же классно!» Так-то оно, может, и так, только зачем в этаком модусе дружбы народов видеть непременно произлияние благодати?
Этот свал порою и за деньги бывал (и речь сейчас не об энтузиастках), так как на всех Площадях приплачивали за организацию-массовку-явку, поденно-почасово, и это помимо пожертвований. Но, разумеется, это не главное и даже не второстепенное: это было соитие. Возбуждение всех, некогда пластелиномозгих, враз ощутивших в едином порыве вкус принадлежности к чему-то столь эстетичному, чего не в силах охватить и передать эротический триллер геополитического окраса. Но, коли так, зачем приплетать любовь к матери-Родине?
Эта оргия была и религией во многом, пожалуй, и священной проституцией. Даже те, кто ничего с этого не имел (презираемые еще Гессе мещанолохотствующие со скид-роу Бруклина, Воздухофлотского проспекта или Чертанова), с коими никто не поделится и которых ни о чем не спросят, даже они готовы жертвовать (ресурсами, детьми, временем, будущим) ради победы престижного клуба отдаются сильному господину. Эти ролевые игры лишь часть ритуальности, к коей ныне свернулись все мировые отношения, взаимодействия внутри стран и общин.
Впрочем, довольно скоро, к концу февраля этой лефевровой, право-либеральной второреволюции (призывом к переменам ради перемен), тотчас почти стало ясно, что это не секс и даже не «как бы» секс, так что не спасут и пресловутые постмодерновые перемигивания, когда ты-то в канве дискурса не понарошку. И когда /прот- и ант-/агонистов норовят смешать в статусах, не меняя ролей. Это походило на приглашение от маньяка, которое, понятно, чем имело закончиться. Отнюдь не (давнопривычным отдельным силам) политпромискуитетом, даже не актом чадозачатия а-труа (еще одно достижение передовой науки в рамках опослечеловечивания вида), а банальным насилием над геномом.
Именно поэтому трогательная инициатива Леополиса по проведению дня одного Юговосточного языка (тем более правдоподобная, чем естественнее был возврат к истокам общей письменности и печати) бессильна была что-либо изменить. Ведь всем памятны были совсем иные «поезда дружбы», потянувшиеся с Площади к Юговостоку, бесноватый рев шантажистов с Площади, загадочное молчание и джокондины (jocunda: лат. игривая, шалая) улыбки со стороны Континента Просветителей. Вот Юговосток и переосмыслил чуждые планы на лефеврианство в отношении к своему геному, общим (как оказывается!) гаплогруппам, будущности вида h.Sapiens. Предупреждения от Тщесл и сФейксексов касательно опасностей искусственки могут столь же непринужденно смениться на активизм в части прав киборгов и роли замененки вообще. Итак, горшей же и куда более предсказуемой отповедью была отчлененка духовная во избежание расчлененки многоразличной
Иудейская исключительность редко когда простиралась далее ретрансляции простого несения знамени и завета жизни народам, погруженным во тьму сожженной совести. Закон любви изначально был начертан в сердцах всех народов, так что не было ни избранных, ни повинных погибели (что бы там ни вещали о предопределении адепты Ковена-Цвингли). С недавних пор, спустя несколько столетий после небезызвестных событий, легших в основание новой эры и веры, совсем уж диких язычников видимо не осталось, как не обреталось паки повода к ветхому возношению. Но это только с виду обезьяна с прогрессом развилась до человека разумного. Тот же прогресс в новейшее время воскресил затаившегося примата, в коем ожило самое дикое язычество тем паче необузданное, что вооружилось рудиментами авансированной, переходной (как оказалось) святости. Все божественные имена схлопнулись до пары-тройки междометий. Говори «свобода» и твори якоже волиши. Вопи: «велик!» и тахдырь-де ближнего своего. Надмевайся запасами нефти (будто бы вверенной верным) и ищи отвоевать запасы у альтернативной секты, словно журя провидение во исправление неточности первонадела.
Иудеи давно поняли, что исполнить все 613 пунктов совершенно необходимо, ввиду возможности рождения Мессии в праведном семействе. Людеро-ковенито-цвинглиеры пошли далее, уверовав в априорную спасенность, упраздняющую не только покаяние, но и необходимость воздерживаться от хищнических шагов против всех, кто на пути их света, а не только против альтернативных сект. Зачем Мессия личный мнящим себя коллективным мессией?
Далее всех пошли омороненные: зачем Мессия тем, кто питает надежду стать богом, да притом многим ли ниже Отца ввиду заявленной рекурсивности духовной эволюции?
Но всего страшнее то, что вся эта явная навь творится неявной (неудобоизобличимой даже светом мудрости, судом совести), по причине неотменяемости плодов. Ибо, коли древо познается по плодам (трудноигнорируемым), то есть ли разница: нацистом ли Тайхмюллером открыты ранние теоремы квазиконформности, полуатеистом ли буддийского толка Лысым заподозрена политопность мироздания, хищными ли инквизиторами обеспечен инженерный прогресс? Как альтернатива невольному приятию мытарей (даже без покаяния) может стать фарисейски-старческая поза анекдотического Сальери, в мниможертвенном девстве мало чем сравнившегося с более одаренным якобы-повесой. Не утратившим детства?..
Ежели припомнить, то еще накануне Площади, прежде обращения нижеследующего в сакраменталь и тривиаль, нижеимеющий именоваться Гвидовым заметил: Юговостоку ныне уготована судьба евреев нью эйдж. Чтоб хотя бы вижить и остаться собой, придется быть на голову выше и туземнее туземцев (по Достоевскому, «съ древнимъ грекомъ я древнiй грекъ, и тЬмъ всенаиболЬе русскъй»). Новоизбранный, и потому гонимый, народ как некогда обрушил собственную бытность правдоподобно-парадоксальной правоприменительной формулой против Бейлиса («могъ совершить, стало быть, совершилъ, виновенъ!») на фоне оправдания душегубов, так обратил ее на себя со стороны Запада, который то же проделывает с собой, наследуя благонамеренному сползанию в ад трагифарсовости. (Оно, надо заметить, и поныне так пуще прежнего: подобно тому, как новые секты умудряются принимать двадцать пятое толкование как основное, этак и суды норовят довольствоваться наиболее абсурдным и глумливым истолкованием буквы, являя собственное извращение духа).
Взять хотя бы творческую миграцию Савленского. Предав фэсбешную цитадель агни-йоге, удостоился садху-подношений; роллаут же подобного перформанса с инсталляцией на Крайнезапад, на символ их эгалите (а именно, ростовщическую контору), едва не пожал сентенцию длиною в ars-longa. Опасно прозрение на пути в Давос: прослыв, подобно условно-зачищенному Brezh/on/sky, двойным агентом (или просто душой мыслящей целое или, не приведи, с потенциалом цело-мудрия), рискуешь разделить судьбину на чужбине.
Ведь не в ill-defined property rights, не в волатильности цен real estate нынче дело в сугубосохранности, сверхмарже пустого, условного, виртуального. И возрастание доходности beatcains (о пирамидальности коих он догадывался столь же рано, как и о «демократических» корнях Дейш/Teut/Tot-радикализма) лишь образ, метафора неуемного, злокачественного роста ренты глупости, на фоне которого блекнет доходность малопонятных деривативов для исчезающе малого числа счастливчиков. В том ли дело, что некто вздумал «включить дурака», возомнив, что никто более не покусится на сию прерогативу (та же ошибка, что и с ядерным сдерживанием помимо «беспредела смотрящих»)? Или что многие, предсказуемо, «ломанулись включать дурака», так что спираль эскалации карнавала ведет к крайнему средству от глупости: гильотине.
А что же новоизбранный народ, поспешивший спасти мир от сползания к повторению трагедии Израильского царства, потерпевшего от неправедных судей? Слишком ли рано нарушил джентльменские принципы приличия как условия пакта о ненападении (озвучил общеизвестное, назвав шулера шулером и это в доме, где, парафразируя из PulpFiq, никто, кроме шулера-из-шулеров, никого не смеет обманывать)? Поспешил, хуже того, уверить оного смотрящего, «пошедшего по беспределу» и винящему в том других, что готов не только иск отозвать, но и заявление забрать, тем самым рьяно поддержав ветхие понятия. То ли шварцевский Ланцелот, то ли быковский охотник.
Магистры демократии призывают подсудных не забываться, равняясь с надзаконными презумпцией равночестия. Тем токмо в радость!..