Порой, до отчаяния оставался один шаг. Сделать его мне не давала моя сестра с говорящим именем Надежда. Атоммашевский городок на Урале, где она живёт, имел тогда московское снабжение и не бедствовал ни по части продтоваров, ни по части промтоваров. В нулевых уральских ядерщиков «раскулачили», и сейчас этот «секретный ящик» (уже почти рассекреченный) загибается как большинство моногородов бывшего СССР. Но это уже другая история
Так вот, раз в месяц мы получали на почте перевязанный грубой бечёвкой, облепленный сургучными печатями ящичек с фиолетовым адресом (о, этот замечательный химический карандаш: послюнишь он пишет чернилами!). Дома аккуратно отжимали фанерную крышку и доставали тщательно, я бы даже сказала, художественно упакованные пакеты и банки сестра мастерски умеет в небольшой объём впихнуть невпихиваемое.
Запасы мы складировали, ясное дело, на антресоли. Там же я держала деликатесы и лакомства, приберегаемые к праздничным дням.
Года через два, кажется Да, точно, младший в первый класс пошёл Стали мы готовиться к встрече Нового года. В мае начали, как это было принято у советских людей. В отдельную «праздничную» коробку на антресоли отправились ждать своего часа присланные сестрой шпроты, палка сервелата от свекрови из Москвы, консервированный зелёный горошек Самой странно, что когда-то этот перечень звучал для меня как сказка Шехерезады Странно и стыдно. Но не о том речь.
Поверх гастрономического разнообразия я положила большой полиэтиленовый пакет с дефицитными конфетами. Дорогие «Ананасовые», «Мишка косолапый», «Ну-ка, отними!»; подешевле батончики, карамель Плюс печенье, вафли всего около трёх килограммов сладостей, накопленных из уральских посылок.
Тщательно прятать от сыновей лакомство было бесполезно, они ловко находили его в самых изощрённых тайниках. Особенно отличался младший большой любитель сладкого. Поэтому я провела жёсткую беседу: «Не прикасаться! Кто прикоснётся выпорю! И оба без подарков останетесь!» А потом периодически проверяла пакет, благо, он был прозрачный: содержимое на виду.
Шли дни, месяцы, пакет лежал не тронутым. Я это своими глазами видела: вот, тут «Ананасовые», тут проглядывают «Мишки», там, за ними вафли и печенье Всё в полном порядке. Мыши не погрызли, моль не почикала, пацаны не добрались
Незадолго до Нового года я пакет достала и удивилась его лёгкости. Высыпала. Да, все конфеты на месте печенье, вафли На месте. Только не сами сладости, а их упаковки! В яркие фантики оказался завёрнут воздух! Изъяв содержимое, воришки виртуозно свернули в прежний вид обёртки от конфет, печенья, вафель и сложили их в прежнем порядке. Не пострадали лишь карамель и батончики, что понятно: тонкие бумажки не держат форму.
Впечатление от этого открытия передать не могу! Ни тогда слов не хватило, ни сейчас подобрать не получается!
По сию пору, когда эти прожорливые шкодники уже сами отцы, я не знаю, кто из них был идеологом той масштабной кражи. Ни один не сознался, каждый «заводил стрелки» на брата. И сейчас не сдаются: «С этого дела ещё не снят гриф «секретно»!
И мы с мужем, вспоминая, смеёмся: в самые трудные времена наши дети целых полгода угощались наилучшими лакомствами и были счастливы! И аппетит у них не испортился, и никакого диатеза или диабета не случилось. Правду говорят: от счастья не болеют!
Да, главное чуть не забыла: с тех пор я как отрезало! «долгоиграющих» запасов не делаю. Осознала: жить надо здесь и сейчас, не откладывая до особо праздничных или, наоборот, «чёрных» дней.
Проблема
Череповец начала 90-х. Утро.
В автобус, переполненный хмурыми горожанами, входит маленькая, аккуратная, невесомо хрупкая старушка. Белоснежный платок, повязанный «домиком» на белых же волосах, длинная чёрная юбка, тёмно-синяя вязаная кофта. Лукаво-насмешливый взгляд голубых глаз, молодо светящих из-под морщинистых век. «Настоящая вологодская бабуля», умиляюсь я, уступая ей место.
Сиди, сиди, милая, машет она крошечной ладошкой. Тебе, небось, цельный день работать, а я и дома насижусь
Можно мне?
От дверей протискивается молодая, очень полная женщина. Грузно опускается на сиденье и тотчас заводит популярный в те годы монолог: жрать нечего, цены бешеные, на улицу страшно выйти Тут же у неё находятся единомышленники и оппоненты, и в автобусе вспыхивает бурный диспут на вечную тему «кому на Руси жить хорошо».
Мы с бабушкой молча стоим в сторонке. Я размышляю, как ей удалось до преклонных лет сохранить такой ироничный, светлый взор и достоинство человека, вполне довольного жизнью.
Старушка сочувственно оглядывает толстуху и обращается ко мне:
Эк её, бедную, ломат. Кушать нечего, а сама уж и стоять-то не может, таки телеса наела.
Поддерживаю разговор:
Может, у неё полнота от болезни.
Как не заболеть, коли носить на себе столько сала да в себе таку злобу?
Но разве она не права? Посмотрите, сколько у людей проблем
Полно те, милая, каки таки проблемы! Много ли надо человеку? Я утром чёрную корочку отрезала, солью посыпала, постным маслицем полила, чайком запила вот и наелась до вечера. Постом да молитвой тело очищается, а душа спасается И чего шумят? Не подрались бы.
Не волнуйтесь, людям надо высказать наболевшее. А кому? Вот, друг другу и высказывают. А вы неужели так хорошо живёте, что и проблем совсем никаких нет?
Бабуля пожимает худенькими плечиками и задумывается.
Что ж я, святая что ли? Или уже на небеса вознеслась? Есть и у меня, грешной